И пусть тайна хранится вечно.

***

Молодой парень, у которого только начала расти борода, зато уже были шрамы опытного охотника, бросил к ногам юной кареглазой девушки прекрасно выделанную шкуру медведя. Это могло бы стать свадебным подарком, и крепкая, хорошо сложенная дикарка, колени которой почти сходились, когда стопы стояли рядом, заулыбалась, мощные руки, привыкшие к тяжёлой работе, раскрылись для объятий.

— Ну нет, — выбежал из добротной укреплённой землянки отец. — Брат вождя тебя берёт.

— Нет, — девушка накинула на мускулистые плечи медвежью шкуру, обняла молодого ухажёра. — Халод старый.

— Брат вождя! — постучал себя по лысеющей, но пока ещё черноволосой голове родитель, давая понять, что дочь глупая.

— Нет. Старый. Я люблю Халуина.

— Пусть дерутся, — кровожадно потёр руки старший брат девушки, подойдя к спорящим. — Брат вождя — не вождь! Он, как все.

— Слышали? — завопили те, кого вроде бы только что не было рядом. — Брат вождя — как все! Ишь чего удумал!

— Нет, он прав, — вступились за дерзкого соплеменника двое старцев. — Хочет жену — пусть покажет, что муж.

— Я выбрала! — топнула ногой невеста. — Сама!

— Молчи, дочь! — рявкнул отец.

— Так неправильно, — покачал головой брат.

— Бой! Бой! — начали требовать соплеменники.

— Я выбрала!

— Бой! Бой! Бой!

Девушка что-то шепнула любимому и потянула его в сторону берега полноводного ручья.

***

— Зачем тебе молодуха? — вождь отмахнулся от возбуждённого, бегающего туда-сюда по утеплённому шалашу брата. — Дура же. Возьми постарше, умную, тихую.

— Хочу! — исчерпывающе ответил отвергнутый жених, поигрывая огромной дубиной с костяными шипами. — И возьму! Моя!

Что тут ещё сказать? Осталось только пожать плечами и пойти к жене делать новых наследников. Вот она — не дура!

***

— Я его жена! Боя не надо!

Собравшаяся ради зрелища толпа, охраняемая воинами племени, разом обернулась.

Юная невеста прибежала за руку с любимым, размахивая окровавленной тряпицей.

— Я выбрала!

— Дура, — равнодушно констатировал вождь.

— Нет, моя! — заревел раненым зверем отвергнутый жених, покраснел и бросился на соперника с давно жаждавшей крови дубиной.

Молодой парень подхватил заготовленное для него копьё, ушёл от тяжёлого удара, попытался зайти сбоку, однако брат вождя ловко развернулся, и дубина обрушилась сверху.

Снова избежав смерти, более удачливый жених ткнул копьём противника в живот, но тот вовремя отскочил назад, и наконечник оставил лишь незаметный порез.

— Хал! Хал! — кричала толпа, отец невесты отобрал у дочери окровавленную тряпицу и бросил в огонь ближайшего костра. — Хал! Хал!

— Я не вещь! — снова запротестовала девушка. — Я выбрала!

— Бой! Хал!

Видимо, немного успокоившись, брат вождя отложил дубину и кинулся на соперника с голыми руками. Увернувшись от наконечника копья, он ловко перехватил древко, нанёс удар ногой и повалил парня на землю. Пока тот пытался встать, опытный боец поднял дубину, и тяжёлый удар превратил в кровавое месиво и голову противника, и пытавшуюся защитить её руку.

— Моя! — завопил брат вождя.

— Нет! — крикнула девушка, глотая слёзы. — Я выбрала.

— Труп, — констатировал отец.

— Тогда бой, — невеста схватила жердь, лежавшую около одного из костров. — За меня. Со мной.

Толпа возмутилась. Действительно, как же так? Любая молодуха мечтает, чтоб за неё дрались насмерть! А тут ещё и брат вождя!

— Дура, — отмахнулся глава племени. — Я ж говорил.

— Бой? — потерявший дар и без того не слишком искусной речи мужчина опомнился и опустил дубину. — С тобой? За тебя?

Во взгляде отразилось полнейшее непонимание происходящего, ошарашенный жених закрутился на месте, надеясь, что кто-нибудь ему объяснит, что происходит.

Невеста вдруг страшно закричала и метнула жердь. Заострённый конец мог прошить насквозь тело, и лишь инстинкт охотника и защитника спас брата вождя от смерти — мужчина в последний момент увернулся, палка лишь содрала кожу на плече.

— Проиграл! — гордо сказала девушка. — Кровь.

— Ду-ура, — захохотал глава племени.

— Вдова! — крикнула строптивая невеста, бросаясь к трупу любимого. — Это мой муж!

— Ну и дура, — согласился, наконец, брат вождя. — Нужна ты кому!

— Дура! — рассмеялись женщины, тут же понадеявшись на внимание разочарованного жениха.

— Дура! Дура!

— Хал!

— Бой!

— Чего?!

— Хал! Хал!

— Я тобой горжусь, сестра, — вышел из толпы брат молодой вдовы и сел рядом над телом. — Так и надо.

— Да, — поддержала его супруга. — Она молодец. Сильная.

Отец посмотрел вокруг, встретился взглядом с вождём, боясь его гнева, но тот лишь отмахнулся, мол, ну дура и дура, что с неё взять? Хочет одна быть — её проблемы. И горе папаше, который такую вырастил.

— Охотница, не жена, — сказал кто-то в толпе. — Вон какая! Ух!

— Вдова, — зло повторила отвергнувшая брата вождя невеста.

— Я тоже горжусь тобой, — всё-таки поддержал дочь отец, подходя ближе и накрывая окровавленный труп своей шерстяной накидкой. — Правда горжусь тобой, Халет.

Как вернуть чужой народ?

«Я — менестрель верховного нолдорана! Я менестрель верховного нолдорана! Я давал слово! Я оклеветал и предал уже всех, кроме владыки! Назад пути для меня нет! Только вперёд. Только туда, куда укажет верховный нолдоран!»

Аклариквет тяжело опёрся на подоконник роскошных покоев, посмотрел сквозь стекло, по другую сторону которого кружилась метель. Формально никто не держал певца взаперти, как…

Как принца Карнифинвэ, который совершенно безвозмездно помогал менестрелю найти его племянниц, а что сделал продажный музыкант, когда химрингский посланник попал в беду?

«Я — менестрель верховного нолдорана! Но ведь я не всемогущий Вала! Я не могу подчинить волю всех своих артистов и каждого встречного эльфа!»

Понимание, что на одних песнях, какими бы правильными и могущественными они ни были, держать рушащийся хитлумский трон не получается, заставляло паниковать, а также пробуждало отвратительное чувство обиды за обесценивающиеся усилия. Да, порой сопутствуют неудачи, да, не всё в итоге делается с блеском, но ведь старания прикладываются не меньшие, чем раньше, когда сопутствовала удача! Порой и бóльшие! Гораздо бóльшие! Кроме того, вырос риск расправы, а живут артисты всё скромнее! Раньше каждый музыкант королевского театра мог позволить себе любой дом, любые инструменты, любые украшения. А что сейчас? Риск должен быть оправдан хоть чем-то! Не только страхом перед угрозами верховного нолдорана!

Ситуация сложилась поистине пугающая: провалы за провалами в любых делах вне Хитлума начинали выглядеть катастрофически. Барад Эйтель фактически отделилась от королевства и теперь была самостоятельной крепостью, ведущей дела с востоком Белерианда без участия верховного нолдорана. Химринг кивал и соглашался, подписывал бумаги и во всём советовался с королём, однако в решающий момент договоры неожиданно теряли силу, и Маэдрос отдавал приказы, противоположные решениям Нолофинвэ. Очевидно, что такому течению дел способствовала дружба Феанариона с гномьим королём, и повлиять на ситуацию бескровно было невозможно.

Аклариквет посмотрел на падающий снег. Начиналась зима, и если в столице кому-то не хватит тепла в доме, может случиться непоправимое. Конечно, дров ещё очень много, и смертные охотно берутся за тяжёлую работу за скромное вознаграждение, но уже даже они начали спрашивать, почему в Хитлуме не в ходу мирианы.

Схватившись за голову, менестрель посмотрел на бесчисленные музыкальные инструменты, расставленные на полках и полу.

Отданная принцем Финдекано арфа занимала особое место в шкафу и в жизни Аклариквета, однако Вредине-Загогулине было суждено молчать, в отличие от менее титулованных, а порой и безымянных сестёр. Может, вернуть инструмент? Это вполне подходящий повод приехать в Барад Эйтель и лично разузнать, что и как, не создавая прецедент вмешательства короны в дела героя Астальдо.