— Не буду тратить время, — попытался изобразить гордость и превосходство сын Куруфинвэ-младшего. — Да, прошло немало лет, надо было это сделать раньше, но как вышло, так вышло. Я требую объяснений, верный защитник.

— Время шло, — ухмыльнулся Элендил, зачем-то взяв из-за пояса тёплые перчатки, — а принц думал только о том, как выяснить, почему его предали, когда с другими лордами, принцами и королями этого не случается.

— Говори по делу!

— Я и говорю. По делу. Я верно служил Первому Дому Нолдор, но, как оказалось, Первый Дом Нолдор — это не множество эльфов, одевающихся в алое, не жители правильной стороны тирионского дворца, не семья, носящая нужное имя. Первый Дом Нолдор — это Феанаро Куруфинвэ. Увы, я понял это слишком поздно.

— Странное оправдание, — попытался съязвить Тьелпе.

— Это не оправдание, — гордо вскинул голову воин Нарготронда, — это просто факт. Вы все оказались не тем, чему я готов был служить. Умирать за твою глупость я не собирался и не собираюсь, сын Куруфинвэ Атаринкэ. Но если ты решил со мной разделаться, это твоё право, однако знай — я буду защищаться. И не факт, что ты меня одолеешь, аманэльда из безопасного дворца. Возможно, меня потом казнят, только ты этого уже не узнаешь.

Тьелпе пришлось признаться себе — он ожидал другой реакции. Нет, не раскаяния, конечно, хотя надежда на искренние извинения была, бесспорно. Куруфинвион хотел увидеть и услышать за не слишком честными оправданиями страх и сожаление, однако перед ним сейчас стоял эльф, если не уверенный в своей правоте, то, по крайней мере, готовый отстаивать сделанный однажды выбор, правильный или неправильный. Как же так?

— Ты дашь мне пройти? — совершенно не почтительно поинтересовался Элендил.

— Ты живёшь в Нарготронде? — неожиданно даже для самого себя спросил Тьелпе. — Где именно?

— Если ты планируешь гостить у короля Финдарато, можешь делать это без опаски, — недобро прищурился воин, — я всё ещё на служении у гномов, спасших меня, хоть и формально подчиняюсь их другу Фелагунду. Это означает, что живу я в пещерах вокруг Нарготронда, патрулирую территорию, защищаю честных торговцев от хищников и коренного населения побережья Нарога, захватившего сокровища Кхазад. В самом городе меня не бывает. А сейчас мне нужно обучать смертников разведке, и это явно затянется надолго.

— Я рад, — химладский принц медленно попятился, почему-то опасаясь поворачиваться к бывшему верному спиной.

До двери в «гостевые покои дворца» оставалось совсем немного, всего три шага, два, один…

Замок щёлкнул, петли слегка прожужжали, окно отозвалось приглушённым порывом ветра с улицы.

Стыд и позор! Забыть, забыть, забыть! Этого разговора не было! Ничего не было! Никогда! Элендил не существует! И никто не существует! В Арде есть только Куруфинвион-бесполезный и метель за крошечным окошком жалкой постройки. Но если пользу приносить некому, то и необязательно это уметь.

Ненавидя себя за нечто невысказанно-абстрактное, внук великого Феанаро сел на постель, решив, что Нарготронд, изолированный от кипящей жизни Белерианда город, — это именно то, что нужно эльфу, который не в состоянии дать отпор даже бывшему слуге.

Я — отсвет костра

Валинорские сокровища, соединённые средиземским золотом и мастерством наугрим в дивное ожерелье, чарующе переливались во тьме подземелья, разноцветные отсветы скользили по стенам, сливаясь с пламенем свечей, играли новыми и новыми красками, и державшие потрясающей красоты изделие руки отливали красноватым.

Кровь?

— Друг гномов, — сказал сам себе Финдарато Инголдо, опуская драгоценное ожерелье в шкатулку. Пока рядом нет бородатых мастеров, можно не носить их подарки.

Хотелось убрать туда же и кольцо, подаренное родителем, однако некая сила словно остановила движение кисти. Берилл притягивал взгляд, возникало ощущение погружения внутрь драгоценного кристалла.

Видя своё искажённое отражение, король множества средиземских земель смотрел словно в глаза отца, выплывавшего к сыну из бесконечной толщи зелёных вод.

— Если бы мы однажды встретились, папа, — через силу улыбнулся Финдарато, — я бы сказал тебе, что ты совсем не знаешь, в каком мире живёшь. Я бы сказал, что даже если в конце ждёт нечто ужасное, это не означает, что путь и деяния во время продвижения к краху не имеют смысла. Зато бездумное парение в лучах заимствованной славы — вот это и есть бесполезная трата вечности. Зачем ты живёшь, отец? Ты можешь дать ответ самому себе? Куда ты идёшь сам и к чему ведёшь народ? Ты завёл их на крошечный островок, висящий над пропастью в сияющей бездне и называешь это счастьем? Но ведь вы ничего не создаёте! Вы спите, даже бодрствуя, даже деля постель с супругами. Вам некуда двигаться, потому что любой прогресс может не понравиться Валар. Как это можно называть благом?

В покоях стало чуть светлее — король зажёг ещё свечи, приоткрыл жарко пылающий камин. Естественная вентиляция пещер была доработана гномами, и дым уходил из жилых помещений, не оставляя следов сажи на дивно расписанных сводах.

— Возможно, я соскучился по дому, — вздохнул Финдарато, закрыв глаза: копоти нет, но почему-то приходится часто моргать, чтобы не щипало, — только это в большей степени досада на неоправдавшиеся ожидания, нежели честное желание увидеть тебя и маму. Я не хочу знать, как дела у Амариэ, потому что уверен — как бы она ни жила, мне это не понравится. Это показалось бы тебе странным, отец, да только ни одна сказка не сравнится с настоящей жизнью, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Мне жаль тебя, даже несмотря на то, что твой путь бесконечен и светел, а мой оборвётся во тьме.

Драгоценности в открытой шкатулке засияли ярче, тени заплясали на сводах пещеры, и лепнина ожила, когда огонь в камине разгорелся сильнее.

— Моя жизнь, в отличие от твоей, — сказал своему искажённому отражению в камне Инголдо, — имеет смысл, она важна для Арды, для Замысла Творца, я создаю будущее, о котором ты даже никогда не узнаешь. И если мне суждено умереть, я готов принять свою участь, поскольку знаю главное: моя смерть случится только однажды, после чего будет нечто крайне неприятное, но я вряд ли смогу оценить, насколько плачевно моё состояние. А ты, папа, мёртв всю жизнь.

Посмотрев на переливающиеся самоцветы в сложенных в шкатулке кольцах, браслетах, брошах, подвесках и, конечно, Наугламире, сын валинорского нолдорана рассмеялся.

— Ты даже представить не можешь, папа, что мне написал Айканаро и в чём меня обвинил. А я, в свою очередь, ему планирую ответить такое, от чего ты бы залился краской и стал незаметным на фоне перводомовских знамён. Хотя… Ты и так на их фоне незаметен. Хорошо, наверное, что ты меня сейчас не слышишь.

Отойдя от стола с драгоценностями, Финдарато взял с полки прорубленного непосредственно в стене пещеры шкафа заготовку под книгу.

— Зима скоро закончится, — улыбнулся король пустым страницам, — и я поеду в Дортонион. Не знаю, как долго задержусь там, но одно ясно: это будет захватывающее приключение. А пока, — чистые листы в красивой обложке легли на стол рядом с чернильницей, — хочу сделать подарок для моего главного вассала.

Тёмная, без шитья и украшений одежда владыки делала Финдарато похожим на ещё одну танцующую в покоях тень.

— Жуух, мой верный подданный, заслуживает особой награды. Жаль, малыш Огогом в дороге ослаб и теперь не выходит из дома, но даже сидя взаперти, продолжает давать мудрые советы всем нуждающимся. Иногда мне кажется, что Ном — он, а не я. Думаю, в конце концов именно малышу Огогому достанется книга, за которую я хочу сесть, и это, пожалуй, будет справедливо. А напишу я в ней, папа, — Инголдо снова залюбовался камнем перстня и своим искажённым отражением в нём, — о том, как могучий однорукий воин, прошедший множество страшных битв, увенчанный славой великого героя, встретил свою любовь и спасение, излечившую раны его тела и души — прекрасную деву в шкуре летучей мыши. Их чувство было столь светлым, чистым и сильным, что победило зло, с которым не могло справиться оружие. Моргот отступил перед увенчанным истинной любовью союзом Маэдроса и Туивьель, отдал даже Сильмариль из своей чёрной короны!