Чувствуя, как в сердце начинает шевелиться зависть, Артанис подошла к столу и взяла вино. Феанаро… Он всегда умел становиться центром всеобщего внимания и восхищения многих, а теперь превзошёл сам себя! Его ещё нет на празднике, но всё, абсолютно всё говорит о том, что именно его и ждут.

Вдруг послышались радостные возгласы, и на собранную из ажурных стальных завитков сцену поднялся золотоволосый менестрель с деревянной лирой. Этого певца редко видели на публике. Будучи другом короля Ваньяр Ингвэ ещё с давних времён жизни в Средиземье, певец Синвэ обычно не уходил далеко от дворца.

Но сегодня приехал даже он!

Выпив вина, Артанис решила, что обязана найти брата. Инголдо хотел побыть с женой и сыном? Ничего, потом уделит и им внимание тоже.

***

Протяжный стон наслаждения, слетевший с приоткрытых губ Ириссэ растаял в звуках простой, но берущей за душу мелодии. Приоткрыв глаза и ещё не отдышавшись, принцесса усмехнулась:

— Сейчас запоют любимую песню нашего дедушки, нолдоран вспомнит детство и юность на берегах Куивиэнэн, начнёт обниматься с Ингвэ, зло шутить над Ольвэ и рыдать на груди жены.

«Над рекой над тихой рос кудрявый клён,

В белую берёзу был тот клён влюблён», — долетели до притаившихся в пышных цветущих кустах любовников стихи. Лепестки и сверкающая пыльца падали на разгорячённые тела, щекоча кожу. — И когда над речкой вечер наступал,

Клён своей берёзе тихо напевал:

«Белая берёза, я тебя люблю,

Протяни мне ветку тонкую свою,

Без любви, без ласки пропадаю я,

Белая берёза, ты любовь моя».

Туркафинвэ не слушал музыку: для него существовала только Ириссэ, и было совершенно наплевать, что отец будет недоволен побегом сына, что любовников могут заметить, что…

Плевать на всё! Есть только Ириссэ, и она снова ждёт ласки. А музыка… смолкнет эта, заиграет другая, более подходящая под тайные любовные игры, чем надоевшая за века песня о белой берёзе.

«А она, игриво шелестя листвой:

«У меня есть милый — ветер полевой».

И от слов от этих бедный клён сникал:

«Ветер… Что ж, так ветер…»

И опять шептал:

«Белая берёза, я тебя люблю,

Протяни мне ветку нежную свою,

Без любви, без ласки пропадаю я,

Белая берёза, ты любовь моя».

Но однажды ветер сам всё услыхал,

Чёрным ураганом он на клён напал,

И в неравной схватке пал кудрявый клён,

И пропел он песню сквозь прощальный стон:

«Белая берёза, я тебя люблю,

Протяни мне ветку нежную свою,

Без любви, без ласки пропадаю я,

Белая берёза, ты любовь моя».

— У песни есть продолжение, придуманное в Валиноре, — неожиданно прервав поцелуй, хихикнула Ириссэ, направляя руку Туркафинвэ в очень неожиданную сторону. — Петь о белых деревьях, росших среди лесных дебрей и вырубленных ради строительства кораблей, хочется с надеждой для всех.

Охнув и выгнув спину, принцесса блаженно улыбнулась.

— Тэлери ещё больше полюбили Валар после того как Йаванна пожертвовала уникальные белые деревья ради переправы, — зло усмехнулся Туркафинвэ, в свою очередь удивляя любовницу, указывая её пальцам, что надо делать. — Но мне это непонятно. Любое изделие можно покрасить в нужный цвет.

— Это же Тэлери, — хотела рассмеяться Ириссэ, но власть над ней взяли совсем иные эмоции и ощущения.

«Но на помощь клёну вдруг пришла весна, — долетели слова валинорского продолжения песни из уст проходящих поблизости пьяных Ваньяр, — и красой своею ветер увела,

Снова стал кудрявым и зелёным клён,

Только эту песню пел уже не он:

«Клён ты мой кудрявый, я тебя люблю,

Протяни мне ветку сильную свою,

Без любви, без ласки пропадаю я,

Клён ты мой кудрявый, я люблю тебя».

Голоса стихли. На белоснежное лицо Ириссэ опустился розовый лепесток в форме лодочки, соскользнул в чёрные волосы. Сдув его в сиреневую с голубыми искорками траву, Туркафинвэ, чувствуя усталость и желание продолжать, провёл ладонью по щеке возлюбленной, и её пальцы нежно сплелись с его.

Со стороны дороги заиграла торжественная музыка, усиленная чарами. Стало ясно, что пора присоединиться к торжеству: нельзя пропустить столь многообещающее событие.

Примечание к части Песня "Кудрявый клён" народная. Видимо, народа Ваньяр, судя по тексту.

В его ладонь упали звёзды

Золотое и серебристое сияние Древ, слившееся воедино, озарилось разноцветными лучами нереальных оттенков оранжевого, сиреневого, розового и голубого.

— Как красиво! — ахнули собравшиеся эльфы.

— Чудо… — расширились звёздные бездны глаз Майэ Илмарэ.

— Феанаро! — закричал нолдоран. — Сынок! Как я рад!

Бросив жену, сына и дочерей у накрытого стола рядом со сценой и выставкой альквалондского жемчуга, Финвэ, словно ребёнок, побежал в сторону дороги, по которой приближались всадники.

Со стороны дворца Валар заиграл белый свет, с высоты спустилась ладья из прозрачного золота.

Эльфы склонились, приветствуя Владык Арды, но взгляды были обращены на дивное многоцветное сияние рукотвортных Камней.

Финвэ, утонув и практически растаяв в свете Древ и Сильмарилей, стоял, раскинув для объятий руки, и Феанаро, на ходу спрыгнув с вороного жеребца, крепко обхватил отца, тепло приветствуя любимого родителя.

Артанис прищурилась. Не сумев отыскать брата, принцесса разговорилась с девой-менестрелем о новых песнях Элеммиро, о которых ходили слухи, будто певец сочиняет не сам, а исполняет творения сестры, и теперь наблюдала за появлением главы Первого Дома Нолдор вблизи.

Феанаро был в черном шёлке и бархате, с красными и золотыми узорами. Тяжелый алый плащ держал на левом плече инкрустированный бриллиантами металл, и в нём сиял теплыми оттенками оранжевого самый маленький из Сильмарилей. Ярчайший и крупный Камень был вставлен в восьмиконечную звезду на груди, а в венце играл холодными переливами голубого и сиреневого третий кристалл. Крепления Камней были подвижными, позволявшими Сильмарилям свободно покачиваться в такт движениям создателя, что добавляло ещё больше волшебства и разноцветного блеска.

Краем глаза заметив приветствующего её Макалаурэ, Артанис демонстративно не обратила внимания на менестреля, остальных Феанарионов и карету позади них, в которой, видимо, приехала супруга Атаринкэ и другие неинтересные для дочери Арафинвэ женщины Первого Дома Нолдор. Артанис смотрела на Феанаро. И на Валар.

— Поистине, великое творение создал ты, Куруфинвэ, — произнесла Варда, когда старший сын нолдорана поприветствовал Владык. — Свет есть сама жизнь, и твои Сильмарили отныне неотделимы от судьбы Арды. Так пусть же будет благословен их свет!

— Моя благодарность безгранична, Элентари, — с гордостью произнёс Феанаро.

Артанис поджала губы.

— А теперь наш вклад в торжество! — в один голос закричали Амбаруссар, гарцуя на белоснежных скакунах, которых любил дарить внукам Махтан. — Мастер Тьелпе! Не скромничай! Подъезжай!

Куруфинвэ-младший самодовольно усмехнулся, переглянувшись с ехидно ухмыляющимся Карнистиром.

На небольшом холме, вокруг которого пели и танцевали гости с побережья моря, обнимаясь с очень нетрезвыми втородомовцами, стояло что-то высокое, напоминающее дерево, накрытое тканью.

С трудом пробившиеся сквозь толпу помощники мастеров сорвали покрывало, и те из веселящихся, кто не опьянел от вина и сияния Сильмарилей настолько, чтобы забыть, где и зачем находится, разразились аплодисментами: на холме возвышалась скульптура Феанаро, выполненная из сердолика, яшмы, нефрита, агата и мориона. В поднятых к звёздам руках Куруфинвэ сияли фианиты, конечно, не идущие ни в какое сравнение с Сильмарилями, хоть и подсвеченные спрятанными от глаз светильниками.

— Сегодня твой праздник, сынок, — обнял Феанаро Финвэ.

Стоявший рядом Макалаурэ, загадочно улыбаясь, смотрел под ноги, наигрывая что-то таинственное на маленькой ажурной арфе. Вдруг менестрель поднял глаза и невинно взглянул на подошедшего Нолофинвэ с женой и старшим сыном. Финдекано заметил перемену в своём наставнике, незаметно усмехнулся.