Только горе — не беда, ой, не беда! — начал напевать король, и все гости поддержали.
— Помню, как мы впервые пробовали вино, — сестра ваньярского владыки заговорила мечтательно, незаметно следя за виновницей паники несчастного Ингварона. — Нам тогда было страшно и грустно, но поддержка Валар и хмельной напиток помог утешиться.
— Пьяный ветер в облаках, — продолжалась песня. — Пыль дороги на ногах,
Через горы, через лес
Мы бредём в Страну Чудес.
Там, говорят, светлей, чем здесь.
С нами звёздный свет и тьма,
Шум дождя и тишина,
Под ногами мать-земля,
Ночью — песни y огня.
Через горы, через лес
Мы бредём в Страну Чудес.
Пьяный ветер в облаках,
Пыль дороги на ногах,
То ли радость, то ли страх,
Мёд свободы на губах,
Все смеются, все мы здесь.
Где же ты, Страна Чудес?
Ингварон понял, что никто на него не смотрит, все поют и пьют, поэтому тоже принялся подпевать. Но одежду на груди собрал складками. Лаурэнис тихо захихикала.
— Помнишь, как была война? — дошли постепенно до валинорского куплета гости короля. — Да победила тишина.
Звери, птицы, пряный лес,
Травы в поле до небес…
Ты к нам с горюшком не лезь!
Позабыты боль и тьма,
Здесь покой и тишина,
Под ногами мать-земля,
Ночью — песни y огня.
Через горы, через лес
Мы пришли в Страну Чудес!
Пьяный ветер в облаках,
Пыль дорог на сапогах,
То ли радость, то ли страх,
Мёд свободы на губах,
Шум дождя и тишина.
Ты слышишь — кончилась война!
Заметив, что все заняты песнями и беседой, Индис чуть повернулась к Лаурэнис.
— Ты хочешь остаться в Валимаре? — спросила шёпотом сестра короля. — Если да — извинись перед Ингвароном. Можешь наедине.
Девушка напряглась. В принципе, этого следовало ожидать, стоило подумать, прежде чем говорить, и вот теперь…
Встав из-за стола, Эльдиэ из Форменоссэ подошла к праправнуку валимарского короля.
— Я должна извиниться, — очень тихо сказала она. — Давай выйдем в сад, я всё объясню.
Лаурэнис ожидала чего угодно, только не моментального согласия. Эльф вскочил, словно ошпаренный, бросился к выходу из зала. Пришлось поторопиться, чтобы не отстать.
Падавшая с неба пыльца кружилась многочисленными искрящимися спиралями, с цветов на деревьях лениво опадали бело-розовые лепестки.
Отойдя от дворцового крыльца ближе к пушистым благоухающим кустам, Ингварон посмотрел на Лаурэнис сверху вниз абсолютно круглыми глазами.
— Я бы мог отдать тебе этот проклятый кулон! — прошипел эльф. — Но меня неправильно поймут — там мой портрет! Такие подарки делают невесте! Мог бы выбросить его к Морготу вашему! Но это подарок родственников мамы! Я мог бы сказать, что нарочно носил его, чтобы дать знак тайным единомышленникам Феанаро, провались он к Морготу! Я мог бы даже сказать, что нарочно ношу этот проклятый кулон, чтобы привлекать сторонников Первого Дома Нолдор, а потом сообщать о них Валар! Но я никогда не вру! И да, я понятия не имею, кто придумал такие украшения! Мне плевать, ясно? Но если ты ещё раз…
— И что ты мне сделаешь? — поинтересовалась Лаурэнис, заранее продумывая план побега из Лориэна. На всякий случай.
— Я найду способ унизить тебя точно так же, как ты — меня!
— Унизить? Послушай, ладно, я не стану выяснять, почему ты считаешь унижением ношение на шее своего портрета, хотя да, выполнен он весьма плохо. Неопытный мастер, наверное, делал? Тренировался, да? Руку набивал? Но вообще, я извиниться должна. И вот. Извиняюсь. Простил уже?
Судя по реакции эльфа, простить он был обязан, хоть и не желал этого всем существом.
— У меня нет выбора, — процедил он, — потому что я — светлый Эльда, а не морготов искаженец.
— Спасибо, — радостно улыбнулась Лаурэнис.
Проводив взглядом праправнука Ингвэ и решив, что возвращаться на праздник сразу вслед за ним — идея не из лучших, девушка осмотрелась: всюду цвела и сияла красота Валимара, звучали песни, смех, журчала вода. Здесь и правда хотелось мира и счастья, поэтому дочь бунтаря-неудачника решила, что скажет Индис о выполненном обещании, а впредь постарается не обижать милых подданных её брата. Они ведь ничем не заслужили насмешек и плохого отношения.
Они такие… забавные!
***
— Дети Эру должны быть благодарны нам, — негромко произносил Манвэ, собрав Валар в казавшимся бесконечным зале, украшенном звёздами, горами, листвой и подвижными, словно живыми, зверьками. — Благодарны за жизнь. За то, что им есть, где жить, и что есть. Они ступают по земле, созданной нами! Дышат воздухом, созданным нами! Пьют воду, едят мясо и растения, и всё это сделали для них мы. На их головы не льётся бесконечный дождь и не падают звёзды — благодаря нам! Им есть, из чего строить, мастерить, во что играть с детьми, они могут держать животных — и это только наша заслуга! Дети Эру не изнывают от жары и не умирают от холода, не тонут в воде — ведь есть суша! Они могут выбирать, что им нравится, что нет, и этого всегда будет в достатке. Всё это сделано нами, только нами! Дети Эру должны быть благодарны нам и не сметь требовать большего. Менять ради них судьбу мира мы не обязаны и не станем этого делать. Ни-ког-да.
Примечание к части Песня "Страна Чудес" гр. СерьГа
Цена победы
К вечеру на сердце стало тяжело, как никогда. Опустившийся на Арду вечерний сумрак лишил желания жить, и на этот раз ощущение оказалось слишком ярким, сильным и убийственным.
Линдиэль осталась одна в гостевых хитлумских покоях, планируя обдумать всё сказанное на совете, но единственным желанием осталось — умереть. Прямо сейчас.
«Пусть тьма его не сможет одолеть,
Но ты за это отдаёшь всю силу…»
Сейчас эльфийка в полной мере ощутила, что это значит. Похоже, она действительно отдала всю себя, и дело не в последнем чёрном заклинании: весь путь погони за любовью походил на бегство раненого зверя, терявшего кровь капля за каплей, и теперь опустошённого, осушенного, не способного жить, чьё сердце больше не бьётся.
В голове как-то сами собой составились дюжины способов быстро и легко умереть, и Линдиэль сама не поняла, почему не воспользовалась ни одним из них немедленно. Может быть, просто не хватило сил пошевелиться.
Долетевшие с улицы громкие голоса заставили встряхнуться, и дочь лорда Новэ вспомнила о своих пусть и бесполезных, но титулах.
— Я нужна… кому-нибудь… наверное, — с трудом выдавила из себя слова эльфийка. — Я должна справиться.
Цепляясь за воспоминания, Линдиэль начала вслух проговаривать всё, что считала важным из сказанного на совете:
— Оэруиль и её сын — шанс для Хитлума выбраться из торговой ямы, в которую верховного нолдорана швырнул Морифинвэ Феанарион. Если я стану частью семьи Нолофинвэ, это для меня важно. Зеленоглазка уверяет: свадьба с Астальдо — лишь вопрос времени, значит, я должна мыслить, как его жена.
От этих слов внутри похолодело. Эльфийка не могла поверить, что сокровенная мечта — или жестокая месть? — наконец сбудется, тело забила дрожь. С трудом отыскав стоявшее прямо перед ней на столе вино, Линдиэль жадно отхлебнула и расплакалась. Сейчас очень не хватало рядом навязчивой и неуместно ласковой Каленуиль, которая, однако, действительно умела утешать.
Подхватив лёгкий плащ и не сумев его правильно накинуть, то ли королева, то ли никто бросилась к Зеленоглазке, надеясь купить какое-нибудь успокаивающее зелье, но вдруг наткнулась на запертую дверь.
Уехала? Уже? Но…
Выбежав из дверей дворца и одним прыжком преодолев лестницу, Линдиэль оказалась среди темноты ранней ночи, траурного убранства площади и почти стихшей печальной музыки. За своей госпожой на улицу вышла свита, остановилась в отдалении.
Может быть… Немедленно отправляться в Оссирианд? Нет! Астальдо! Надо дождаться, когда он влюбится! Тогда… Написать письмо Оэруиль! Да! Пусть приезжает. Сейчас же! И где Арастур? Какая, впрочем, разница? Главное — не убить себя, поддавшись опустошающему действию чар. Надо выжить. Иначе всё было зря.
