***
Это было слишком легко. Слишком! Всё складывалось настолько гладко, что с трудом верилось в происходящее. Неужели никто не передумает в последний момент? Не усомнится в правильности действий? Ни в ком не проснётся жалость? Совесть, в конце концов?
Мелькор чувствовал давно забытое наслаждение, смешанное с напряжением из-за возможного внезапного нападения. И это было прекрасно! Чем больше проходило времени, чем дальше заходил он в своём «тёмном деле», тем сильнее ощущался восторг. Да! Дело практически сделано! И никто! Никто! Совсем никто даже не попытался помешать. Расхохотавшись, Вала бросил торжествующий взгляд на умирающее Древо.
Из глубокой раны в стволе Телпериона потоком лилась роса. Серебряные листья дрожали, будто от сильного ветра, а золотые ветви нетронутой пока Лаурелин склонились к умирающему Древу.
Свет серебра угасал, стекал с верхушки к корням, и Телперион темнел, сливаясь с клубами плотного мрака, испускаемого поглощающей росу Унголиант. Трепещущие серебристые листья, чернея, замирали, а обнимающие смертельно раненое Древо ветви Лаурелин, наоборот, дрожали всё сильнее. Это было настолько завораживающее зрелище, что Мелькор забыл обо всём. Прекрасные в страшной трагедии создания Йаванны и Ниэнны затрагивали самые глубины феа Вала, заставляя звенеть давно замолкнувшие и забытые струны.
Телперион почернел и замер. Унголиант отползла от мёртвого Древа, ожидая нового приказа хозяина. Мелькор, мечтательно улыбаясь, поднял копьё. Лаурелин, дрожа ветвями, склонилась, оказавшись вплотную к Телпериону.
Удар.
Сок Древа хлынул полноводным ручьем на землю, и Унголиант продолжила пиршество, испуская клубы чёрного дыма.
***
Свет погас. С чувством глубокого удовлетворения, радуясь удачно выполненной миссии, Мелькор сел на паучиху и приказал двигаться на север. Наверно, из-за нахлынувших страстей ему показалось, что Унголиант стала несколько больше, чем была.
На грани падения
В лесу царило безмолвие. Холодное, странное. Не было ветра. Совсем. Птицы молчали. Даже вода в реке не журчала. Создавалось ощущение, что находишься в безвременье, в дыре в пространстве. Что происходит?
Хуан шёл рядом с хозяином, не отдаляясь ни на шаг. Туркафинвэ пытался свистеть на разные голоса, подзывая пернатых, но никто не отвечал ему.
— В этот раз Валар превзошли сами себя, — задумчиво произнес Куруфинвэ-младший. — Никогда ещё их чары в праздники не оказывали столь мощное воздействие на природу. Даже жаль, что мы не можем присутствовать.
— Остановимся здесь, — указал Майтимо на высокий утёс.
— Вечно тебя на верхотуры тянет, — раздражённо буркнул Карнистир, кривя тонкие губы. — Остановимся на скале, Курво с Кано и этими двумя глаза зальют и сверзнутся оттуда. Потом ошмётки не соберёшь.
— Нет, Курво пойдёт со мной, — со странной интонацией сказал Туркафинвэ. — Мы вас потом найдем. По кусочкам или целиком. Дичь всё равно где-то есть, и Хуан нам её отыщет.
Куруфинвэ-младший смотрел на брата очень внимательно, про себя радуясь, что Туркафинвэ снова ходит, расправив плечи и с гордо поднятой головой. Его мускулы вновь налились силой, а взгляд — колючий и злой, почти как раньше, только не горящий ехидством, а холодный.
— Если я с пьяну упаду с этого утёса, и от моей головы останется мерзкая смятка, — нараспев произнес Макалаурэ, наблюдая за уходящими в тень леса братьями, вокруг которых, прижав уши, медленно ступал, будто охраняя от невидимого врага, Хуан, чья голова была на уровне плеча Туркафинвэ, — лучше скажите всем, что я сгинул бесследно в неизвестном направлении. Не хочу, чтобы все видели мой изуродованный труп. Но пока все живы и здоровы, я вам песню спою, а вы лагерь готовьте.
— Шикарно! — швырнул на землю походную сумку Карнистир.
— Мне тоже нравится, — мечтательно произнес менестрель, перебирая струны. — Прекрасная перспектива.
— Морьо, хватит, — примирительно сказал Нельяфинвэ, — оставим ссоры до возвращения отца.
Амбаруссар многозначительно переглянулись и с ехидством рассмеялись.
Все взгляды невольно устремились на юг, откуда струилось сияние Древ и пьянящая магия Валар, и куда уехал глава семьи. Тишина настораживала, была неестественной, пугающей. Нельяфинвэ достал из-за пояса длинный охотничий нож и взял перебинтованной левой рукой, проверяя её работоспособность. Нож отразил волшебный свет, блеснув в ладони Майтимо огненным шаром.
— Перед нашим отъездом, — серьезно произнес старший Феаноринг, — мне приснилась тьма.
— Мне снилась тьма, — вдруг запел Макалаурэ, — и сквозь неё летящий всадник,
Огни погони и отчаянный побег.
Мне снилась женщина, которую спасает
Тот, кто ей верен навек.
Мне снились воины и короткое сраженье,
Долгое скитанье на двоих в чужой стране.
Мне снился парусник, чудесное спасенье,
Но, может быть, только во сне…
Может быть, только во сне…
Героем был ты…
— Ничего себе! — удивился Карнистир. — Кажется, рядом с нами не наш брат, а кто-то в его обличии.
— Просто песня не моя, — улыбнулся Макалаурэ. — Не только ты по девушкам в тайне от Эонвэ бегаешь.
— А мне с ним каждый раз приходится пить, — улыбнулся одними глазами Нельяфинвэ, — и слушать истории о несчастной любви некоего Майя, о Манвэ, который не слушает мудрых советов Эонвэ, о Варде, поссорившиеся с Йаванной из-за главенства в Арде…
— Что, прости? — встрял Питьяфинвэ, едва не уронив топор на ногу Тэлуфинвэ, помогавшему с дровами.
— Валар тоже ссорятся, — с ухмылкой произнес Майтимо. — Подумай сам. Валиэ Йаванна сделала то, что не смогла Варда, то, что обязана была сделать Варда: осветила целый континент! Но свет — не её забота. Она выполнила не свои обязанности лучше, чем та, от кого сам Эру Илуватар ждал выполнения. Понимаешь теперь? А потом и отец создал светящиеся Сильмарили. Получается, даже эльф смог то, что не удалось Владычице Арды. Забавно, не находишь?
— Смеяться над сильными мира… — оборвал себя на полуслове Питьяфинвэ, многозгачительно смотря на близнеца.
— Что? Небезопасно? — зло усмехнулся Карнистир.
— Вообще-то да, — поддакнул старшему Амбарусса младший.
— Жаль, с нами нет пьяного Эонвэ, — хмыкнул Майтимо, убирая нож. — Он бы сейчас рассказал очередную историю на тему смеха над Валар. Есть, вроде бы, какое-то пророчество о том, что однажды смеющиеся услышат хохот в свой адрес и смешно быть перестанет. — Феаноринг задумался. — Только я был слишком пьян, когда он рассказывал, поэтому больше половины пропустил.
— А я, похоже, уже сейчас пьян, — сказал себе под нос Карнистир, возясь с палаткой, — мне кажется, стало темнее.
— Мне тоже так кажется, — нахмурился Майтимо.
— И мне, — встал на ноги Макалаурэ. — Всё Валар со своими шуточками… То струны из-за них лопаются, то темно становится. Скоморохи, а не владыки.
Амбаруссар испуганно посмотрели на брата, а менестрель, довольный эффектом от сказанного, заиграл на арфе развесёлый мотивчик, ставший странным сопровождением угасающему свету.
***
С северной стороны крепости, где были самые высокие башни со смотровыми площадками и стены, защищающие от холодных ветров с ледника, открывался наилучший обзор, и юный Тьелпе обожал проводить время здесь. Крутые и узкие винтовые лестницы кружили голову, но это только добавляло остроты ощущениям, что может подарить лишь чувство свободы, когда стоишь на большой высоте.
Далеко на юге сияли волшебным светом Древа, и на них можно было любоваться бесконечно.
Тьелпе очень скучал по родному дому, по оставленным друзьям, с которыми вместе учился кузнечному и ювелирному делу, и теперь мог видеться только на ставших редкими занятиях. Да и дружить с родственником мятежника не так многие осмеливались. Юный эльф очень хотел ездить на праздничные гулянья, но теперь путь в Тирион был закрыт для него. Тьелпе всё больше злился на деда, хоть и не показывал этого, в тайне завидуя внукам Нолофинвэ и Арафинвэ, а ещё ему было страшно обидно, что отец никогда не даёт деспоту-родителю отпор. Да, уважение — это важно, это главное. Но ведь оно должно быть взаимным!
