Хоть бы вздохнуть напоследок без боли!
Слабость покрытого ранами тела
Превозмогает железная воля.
Твёрд его голос, и взор его ясен,
Видит он больше, чем видел прежде.
Клятву за ним сыновья повторяют,
Им перед смертью он дарит надежду.
Боль угасает, воля слабеет,
Рвётся на волю дивное пламя.
Вспышка — и пеплом рассыпалось тело —
Вот и закончилась жизнь Феанаро.
Дослушав песню, Барахир подумал, что хочет побывать там, где такое поют.
— Этому Берен не учил, — расплылся в довольной улыбке Бреголас, видя, как изменилось отношение к нему эльфийских стражей. — Прости, Эмельдир, но твой отец идёт на поводу у кого не надо.
— Моя мать занимается поисками крупиц истории нашего народа, — Фарагор напрягся.
— Но она не едет на восток, откуда, как сама же утверждает, пришли предки, — скривился полуэльф. — Здесь ничего не найти, только придумывать остаётся.
— Могу я с Эмельдир выйти на улицу? — спросил вдруг Барахир, вставая с лавки и нежно поднимая за руку девушку. — Мы не убежим, поговорим просто.
Один из караульных кивнул, повёл юных беорингов на огороженный внутренний двор.
— Если надо справить нужду — это в тот сарай, — указал он на деревянную постройку около забора.
Девушка поспешила уединиться, а когда вернулась, Барахир уже стоял один на аккуратном газоне около ведущей к воротам дорожки.
— Твой отец приедет через три дня, не раньше, и то, если поторопится, — сказал сын вождя, заметно нервничая.
Его ладонь потянулась к запястью Эмельдир, но девочка отдёрнула руку.
— Покажи, — твёрдо произнёс Барахир. — Правую.
— Не хочу!
— Покажи!
Аданет неохотно задрала рукав мальчишеской рубашки, обнажая красные полосы на коже.
— Опять с ошибками писала? Следы от прута?
— Я должна всё делать лучше всех! — передразнила Эмельдир интонацию отца. — Я ведь дочь учителя! Я не имею права ошибаться!
— А я — сын вождя, — понимающе кивнул Барахир. — На меня будут равняться все беоринги! Либо будут попрекать моим именем, превратив его в ругательство.
— Это тоже мой папаша придумал, — сказала аданет.
— Кто же ещё.
Юные Фирьяр замолчали. Небо стремительно темнело, становилось холодно. В разрывах плотных облаков виднелись крупные мерцающие звёзды.
— За плохую учёбу всех бьют, — сжала зубы Эмельдир. — Но я терпеть не буду!
— Поэтому никакой учёбы не надо! — кивнул Барахир, приобнимая девочку. — И домой ты не вернёшься. Все давно знают цену клятвам и обещаниям, договорам, заверениям… Поэтому… Эм… Эмельдир, давай скажем, что я теперь твой жених. Сыну вождя никто не смеет отказать, ведь так? Мы скажем, что поженимся, когда ты повзрослеешь, а я куплю дом.
— Это будет неправдой? — спросила аданет.
— А ты хочешь, чтобы…
— Да, ты мне нравишься, — Эмельдир покраснела, начала накручивать прядки на пальцы.
— Значит, — Барахир просиял, — мы не соврём. Но я не хочу тебя однажды разлюбить, но вдруг это невозможно?
— Мы победим Моргота, — сказала девочка уверенно, — и любовь станет вечной у всех, как и должна быть по Замыслу Эру.
Посмотрев по сторонам, Эмельдир весело заулыбалась:
— Как ты думаешь, в какие игры играют в Таргелионе?
***
— Но ведь легенда гласит!.. — Берен оборвал себя на полуслове, губы затряслись. — Не выдумка! Настоящая легенда! Король Финдарато её Беору надиктовал! Барахир! Нет! Ты не должен брать в жёны Эмельдир! Ведь род Беора избран самим Творцом! Мы — потомки небесного огненного змея, что жалит землю, даря тем самым пламя всем, кто хочет согреться! Тот змей породил своим огнём крупный самородный алмаз. Но камень рассыпался, и появились мы. Мы — россыпь бриллиантов-звёзд, которым суждено украсить Арду, но даже нас Моргот смог исказить! Он проклял семя небесного змея, и проклятье передалось нам всем! Поэтому, если однажды рассеянные по Арде алмазы рода Беора воссоединятся, быть беде! От такого союза родится крупный самоцвет, прекрасный и необычный, чей голос зазвучит Песней Творения, он воссияет новым светочем над старым миром, а после станет самым старым светилом новой Арды, но… Но тень проклятья… Искажение усилится в нём тысячекратно! И прекрасный самоцвет уничтожит всё, к чему прикоснётся даже нечаянно, даже неся добро! Всё, что он полюбит, рассыпется прахом, и даже нетленное истает весенним снегом!
Бреголас, понимая, что рядом стража, с умным видом закивал, а Барахир и Эмельдир посмотрели на Берена с искреннем презрением, мол, опять твои глупые сказки, которые никому не нужны! Потом юные Фирьяр взялись за руки, взглянули друг другу в глаза и от души расхохотались.
А-ха-ха-ха!
Лесной царь
«Воды потоки превратят
Ручей в бурлящую лавину.
Я отрезаю путь назад
И погружаю всё в пучину.
В округе сушу затоплю,
Лишь сохраню пустынный остров.
Коль угодил ты в западню,
То и спастись не будет просто!
Под силой натиска воды
Земля и небо вмиг сомкнутся.
Каким бы ни был храбрым ты,
Обратно нет пути вернуться.
Что ты герой, мне это всё равно!
Не нужно слов, не нужно предисловия.
Ты будешь здесь — так мною решено!
Моя игра — и в ней мои условия».
Могучая река Гелион шумела волнами, пригнанными ветром, низкие облака ускоряли бег, и в памяти всплывали не самые приятные строки песни о силе и нраве покровителей воды. Почтение, с которым относились к Вала Улмо в Оссирианде, не находило отклика в сердце молодого полунолдо — страх перед непредсказумостью стихии понять было можно, но как уважать того, с кем невозможно договориться и лучше вовсе не попадаться на глаза, иначе можно погибнуть? Разве это правильно? Честно? Справедливо? Так ведут себя орки, судя по рассказам воевавших с ними Эльдар, так чем же «великий» «благой» Вала лучше? Да, Улмо даёт воду, поит ей живое, без влаги не растёт лес, но ведь и мёртвые орки — неплохое удобрение.
Вёсельная лодка скрылась в деревьях от ветра, свернула в чащу по узкому глубокому притоку «хохотушки» Гелиона.
Гелион — Насмешник. Прекрасное определение любого из покровителей воды. Сейчас ты спокойно движешься по глади реки, но в любой момент течение может затянуть тебя в водоворот или бросить в водопад. Одному рыбаку сегодня повезёт, другому нет. Просто так. Потому что.
Зато можно быть уверенным — удача не зависит лично от эльфа, поэтому оправдается ли риск предсказать невозможно. Значит, роль играет только выбор. Нельзя выбрать лишь владык для почитания, поскольку в Арде есть исключительно Айнур, назвавшие себя Валар. Да, они плохи, но кто сказал, что другие были бы лучше?
Кроны сомкнулись над головой ещё плотнее, сопровождавшие принца эльфы насторожились.
Морион Таурхиль и сам понимал — он затеял опасную игру, однако не мог иначе. Становясь старше, наблюдая и слушая, сын таргелионского нолдорана и эльфийки из рода Новэ Корабела делал выводы, которые ни подтвердить, ни опровергнуть никто не торопился. Может быть, не знали правду или боялись. Какая в общем-то разница?
И неприятные умозаключения вопреки всему придавали сил и смелости.
Издалека донеслись чуть слышные удары топоров, Морион указал на высокий берег, под которым удобно спрятать лодку. Осень ещё не началась. Находясь на солнце, хотелось скинуть одежду и нырнуть в лёгкие волны, но здесь, в тени, невольно вспоминался тёплый плащ.
Выйдя на песок, сын нолдорана Карантира и королевы Оэруиль дождался, чтобы все сопровождающие его Синдар выбрались из лодки, и вместе с ними поднялся на крутой склон, где ждали трое приземистых смуглых мужчин с узковатыми глазами. Не орки, конечно, но…
— Здравия вам, господа, — словно к человеческим вождям обратился к эльфам один из людей. Видимо, он никогда не задумывался, что желать не болеть бессмертным не нужно. — Следуйте за нами, доведём до места.
«Главное, чтобы не до Чертогов Намо», — подумал принц и последовал в холод и темноту непроглядной чащи.