— Когда мы придём в Эндорэ, — Глорфиндел обвёл взглядом присутствующих, — мой король объявит войну Феанаро. Да, после боя в небе много говорилось о возможной гибели Куруфинвэ, но это лишь предположение, в которое я не верю. Гораздо правдоподобнее версия, что его войско разбито, и продолжать войну он не может. Думаю, вы тоже так считаете, ведь мой король, пусть и лишь наполовину, но всё же брат Феанаро, и почувствовал бы его смерть. Однако, владыка ни о чём подобном не говорил даже на закрытых советах. Поэтому, я делаю вывод, что Феанаро жив, и нам придётся с ним воевать. Возникают вопросы, друзья мои. И первый из них: как поступят бывшие перводомовцы, которые волею судеб оказались среди подданных моего короля?

Ученик Квеннара отвёл взгляд.

— Второй вопрос, — после паузы продолжил говорить военачальник, — У скольких из нас родня среди подданных Феанаро?

Эльфы снова переглянулись. И промолчали.

— И теперь, — Глорфиндел потрепал по загривку проснувшегося лиса, — главный вопрос, вытекающий из этих двух: как мы будем воевать с Феанаро, учитывая вышесказанное?

— И на его стороне принц Финдекано! — напомнил Эктелион, принимая из рук Халиндвэ отвар.

Военачальник короля Нолофинвэ усмехнулся:

— Друг мой, ты совсем не разбираешься в эльфах. Принц Финдекано никогда не пойдёт против отца, обнажив меч или вскинув лук. И против брата тоже. А вот против их войска — запросто. Однако, он — не главная наша проблема. Представьте картину: мы приходим в Эндорэ, и попадаем на поле боя между Феанаро и Морготом. И тот и другой нам враги. Представили?

По щекам Эльдалотэ покатились слёзы. Когда несколько капель упали на листы с записями, девушка вдруг громко всхлипнула и выбежала из шатра в метель.

Было очень холодно, ветер сбивал с ног, но сквозь единую серую обжигающе-ледяную мглу метели и туч пробивались золотые лучи, и пламенный круг в небе то и дело становился виден в волокнистой пелене.

Спрятавшись от бури за шатёр, Эльдалотэ попыталась успокоиться.

— Летописец, — прошептала юная эльфийка, — должен быть сильным! Должен быть смелым! Жаждущим новых знаний, какими бы они ни были! Какой же из меня историк, если я рыдаю на военном совете?!

Однако, легче не стало, и, плача всё отчаяннее, Эльдалотэ посмотрела вдаль, где в море, среди снежной круговерти едва-едва виднелся далёкий огромный и величественный айсберг.

Смотря на плавучую гору, дева попыталась представить, сколько времени нужно, чтобы выросла такая гигантская льдина, какая она тяжёлая, и только ли из замёрзшей воды состоит.

— Раз уж я вышла, — сказала себе Эльдалотэ, — займусь полезным делом: почищу сугробы вокруг шатра. За половину цикла Анар намело почти до середины бедра. Нас скоро засыплет.

Развернувшись, чтобы пойти обратно за лопатой, девушка увидела идущего в её сторону эльфа. И, хотя среди пурги различим был лишь силуэт, сердце почувствовало, кто сейчас окажется рядом.

— Ты взял лопаты? — перекрикивая ветер, спросила Эльдалотэ, и Ангарато растерянно развёл руками.

— Прости, моя леди, — виновато улыбнулся он, — сейчас всё исправлю.

Исчезнув в бело-золотой мгле и снова появившись, Нолдо с добродушной усмешкой протянул эльфийке то, что она просила:

— За работай холод не ощущается.

— Я бы предпочла другой способ согреться, — очень боясь говорить подслушанную у старших подруг фразу, с трудом улыбнулась Эльдалотэ. — Но вокруг слишком много свидетелей.

Ангарато удивился и покраснел, но ничего не сказал.

Стряхнув с шатра снег и немного убрав его от входа, эльфы собрались уже вернуться в укрытие, как вдруг метель стихла, и сквозь разрывы туч полились яркие золотые лучи. Айсберг вдали засверкал на фоне сплошного серого тумана, стало теплее.

— Знаешь, мой герой, — подавляя смущение, заговорила Эльдалотэ, наблюдая за выходящими из шатров, чтобы убрать снег, эльфами, — я сейчас поняла, что не хочу дойти до Эндорэ. Хочу жить в Хэлкараксэ. Да, здесь холодно и опасно, но я родилась здесь. Эти льды дали мне жизнь, и, что бы ни рассказывали про Валинор и Куивиэнэн, я не могу это представить. А теперь и не хочу.

Ангарато посмотрел в глубокие синие глаза эльфийки: в них не было сияния Древ или той загадочной магии, что завораживала во взглядах родившихся до переселения в Валинор. Глаза Эльдалотэ были холодным северным небом, усыпанным звёздами.

— Я понимаю, — сказал Нолдо, снимая перчатку и осторожно гладя девушку по раскрасневшейся щеке. — Речи воина короля Нолофинвэ могут напугать любого.

— Это неправда, — вздохнула Эльдалотэ. — Речи Лаурэфиндэ зажигают сердца. И мы придём на родину предков с оружием в руках и жаждой крови в душах. — Помолчав немного, эльфийка взяла ладонь Ангарато и приложила к губам. — Война затянет в свой водоворот и не выпустит.

— Мой король не Нолофинвэ, — сказал Нолдо, — а Финдарато Инголдо идёт не с войной. Наш род всегда выбирал путь мира, и лишь на волне общего гнева встал под знамёна Феанаро. Наш враг только Моргот, но если для борьбы с ним придётся обнажить сталь против эльфов, подданные Финдарато Инголдо откажутся от войны вовсе.

Ангарато видел, что каждому его слову верит юное сердце, и эльфу всё больше становилось не по себе от понимания, что речи отчасти лживы. Ангарато не был уверен, что пламя войны не затронет его род, но слишком хотел успокоить испуганную Эльдалотэ.

Взгляды снова встретились, и смолкли слова. Нолдо чувствовал полную растерянность, не мог найти слов, и не знал, что делать, просто позволял держать свою руку, а девушка была не в силах преодолеть смущение и рассказать о том, как после первой же встречи поняла, что герой в её жизни только один, что отныне ни о ком другом летописи и песни писать не захочется. Очень хотелось поделиться самым сокровенным, прочитать стихи, которые никто никогда не слышал… Эльдалотэ мысленно произносила строки, надеясь, что осмелится проговорить их вслух. Сейчас. Или потом…

Теперь облака между нами…

С тобой не поговорить.

Ты знаешь, как больно, мама,

Одной по земле ходить?

Как хочется мне, до озноба,

Прижаться к рукам твоим?

Тебе рассказать о взрослой,

О первой моей любви.

Ты знаешь, мама, он какой?

Он не такой как все,

Он не такой, другой!

Надёжный, ласковый, родной.

Он только мой, он мой.

А я за ним, как за стеной.

Ты знаешь, он… он такой смешной!

А я до слез наговорилась с тишиной…

Ты хоть во сне побудь еще со мной.

Как холодно и одиноко,

Как страшно решать самой!

А мне на мгновенье только

Услышать бы голос твой.

Любовь, словно снег, подступает,

Мне с ним хорошо молчать.

И если ты слышишь, мама,

Скажи, что ему сказать.

Ангарато, улыбаясь, опустил глаза, вздохнул и посмотрел на северо-восток. К залитому золотом айсбергу приближался новый фронт снежной бури, начал усиливаться ветер, снова стало холодно.

— Надо уходить в укрытие, — сказал Нолдо, осторожно обнимая эльфийку. — Когда ты покинула совет, твой друг испугался и хотел бежать за тобой. Халиндвэ не пустил.

Эльдалотэ испугалась.

— Не переживай, его никто не тронет, — серьёзно произнёс Ангарато, снова смотря на айсберг, более не подсвеченный лучами Анар.

Вдруг с горы во все стороны с криками метнулись птицы, огромная глыба, отколовшись от ледяного массива, рухнула в море.

И весь мир скрыла сплошной пеленой безжалостная вьюга.

Примечание к части Стихи из песни Дианы Гурцкой "Мама"

Лёд тронулся

Когда под ногами затрещал лёд, уставшие Нолдор не подумали об опасности, потому что были уверены: на земле им ничто не угрожает, и решили, что очередной тёплый, по меркам Хэлкараксэ, день стал причиной таяния снега, который с хрустом ломается, а к ночи превратится в скользкую корку. Не более…

Дорога шла чуть на подъём, недавно закончившийся снегопад намёл сугробы, но основной фронт прошёл севернее, что несказанно обрадовало измотанных воинов принца Финдекано. Эльфы шли в молчании, волоча на себе немногие уцелевшие вещи, помогая друг другу из последних сил. Все чувствовали необходимость привала, но желание скорее уйти как можно дальше от воды гнало вперёд.