***

Вспомнив худшее из когда-либо приходивших на ум желаний — отравить всех светловолосых детей в Фиримаре, которые могли быть нагулены мужем, и порадовавшись, что в Дор-Ломине подобных мыслей не возникает, аданет отошла от зеркала и убрала свадебное платье. Какое же оно красивое! Может, однажды дочь наденет.

Взгляд снова упал на конверт.

— Брандир! — крикнула Брегиль, высунувшись в окно. — Погуляй с Бельдис ещё, обед позже будет!

Сын и дочка радостно закивали и прододжили прыгать между определённым образом разложенными камушками. Летом и на улице можно наесться, не отрываясь от игры надолго.

— О, как же глуп и как жесток наш неспокойный мир! — снова долетела песня. — Ты — сам себе пророк и сам себе кумир.

Считаешь ты себя судьёй, но разве можешь знать:

Назначено судьбой вам битву проиграть.

Долгие годы этот мир

Не знал безумия страшней,

Сражений вечных дикий пир

Погубит тысячи людей.

Долгие годы этот страх

Терзает души и умы,

Долгие годы на руках

Следы безумства и войны.

Брегиль отошла от окна и, выдохнув взяла в руки конверт. Заставив сердце пропустить несколько ударов, с пробирающим до костей хрустом под пальцами треснула похожая на пятно крови печать.

Аданет очень медленно расправила сложенный вчетверо листок.

Примечание к части Песня "Долгие годы" из мюзикла "Роза вампира"

Завтра к Морготу

— О-о-о! Брат! Какие люди пожаловали!

— Да это ж наш Арахон канал копать приехал! В кои-то веки!

— Какой копать? Ты чего? Он же по зову Хадора прибыл. Лориндол войско снова собирает, придумал, говорят, как Моргота из-под земли вытащить.

— Убивший дракона на это точно способен, да!

— А наш приятель морготову жену накажет со всей строгостью!

Раздался хохот.

Встретившиеся на пути к Ард-Гален гномы с гружёным углём в древесиной обозом искренне обрадовались другу-человеку, и воин почувствовал себя счастливым. Крепко обняв одних и пожав руки другим, Арахон осмотрелся:

— А где же моя любимая кудряшка? Здорова?

— Замуж летом вышла, — пояснил возница, посмотрев на хмурящееся низкое небо поздней осени. — Тебя ухарь ногродский опередил. А сам-то как?

— Рад, что снова с вами. Подбросите?

— Конечно! Даже без сезонной наценки.

— Вот это настоящие друзья! — улыбнулся Арахон. — Тогда пойду скажу ребятам, чтоб не ждали.

Отойдя на несколько шагов от обоза, мужчина вдруг обернулся и произнёс с радостным блеском в глазах:

— Наконец, я дома.

***

— Тебя не было слишком долго.

Лориан не посмотрела в сторону открывшейся двери, не повернула голову на знакомые шаги и голос.

— Твоё место занято.

— Разве? — Арахон прошёлся по комнате, осмотрелся, заглянул в шкаф. — Моё место свободно.

— Нет.

— Ну послушай, Ло, — зазвучавшие умоляюще слова бывшего любовника заставили сердце сжаться, — я всё это время думал только о тебе! Ты даже не представляешь, как я скучал! Пойми, я не мог не уехать и приехать раньше! Это бы подвергло тебя опасности! Ты же не знаешь, насколько Брегиль безумна! Она угрожала мне, говорила, что у отца есть охранники, которые любого с радостью в лесу живьём закопают! Она совершенно не в себе! Она меня из дома не выпускала! И позволила уехать, только когда сбережения истощились! А сама она не может работать — больная же.

Взгляд знахарки, направленный в стену, стал утомлённо-насмешливым. Женщина, наконец, обернулась на подсевшего к ней воина и отрицательно покачала головой:

— Даже если хотя бы четвертинка из сказанного — правда, это обычная ревность. И, между прочим, дорогой мой, обоснованная. Ты забыл, сколько мне лет? Считаешь глупой девчонкой? Зря, дорогой мой. Зря. Но знаешь, что самое обидное? Ты сейчас выйдешь за дверь и мгновенно найдёшь утешение с какой-нибудь дурой, а я буду сидеть и думать об этом разговоре. Почему так, а?

— Это неправда! — прижав руки к груди, Арахон упал на колени. — Прошу! Поверь мне! Я тебя люблю! Только ты мне нужна!

— Уйди, а. Пожалуйста.

— Но Лориан!

— Уй-ди.

Воин нехотя поднялся, его взгляд говорил: "Я умру без тебя, моя единственная!"

Только знахарка давно научилась не верить прекрасным голубым глазам, поэтому сама открыла дверь, указала бывшему любовнику на выход, заперла замок.

А потом достала самое вкусное вино.

***

В шатёр вошли трое, и обернулись сразу все отдыхавшие после работы или перед походом на север: на фоне тёмно-серой ткани пологов стоял высокий, похожий на Нолдо уроженец Фиримара, темноволосый эльф в оссириандской накидке и рыжебородый гном с внушительной секирой на поясе.

— Я ненадолго, — без приветствий заявил перэльда, усаживаясь около огня. — Мне пару писем только передать.

— Какими судьбами, Бреголас? — спросил Арахон, решивший сильно не напиваться в последнюю ночь в осадном лагере.

— Мирианы есть? — серьёзно спросил тот. — У меня ещё осталось кое-что от ран и дурного сна.

— Давай, — согласился воин.

Рыжебородый гном кивнул собратьям, устроился у огня, эльф из Оссирианда внимательно осмотрелся, остался у входа.

— Значит, такие дела, — Бреголас отдал свёрток, забрал оплату и прищурился, — всем тут нужна древесина, но прибыль от её перевозки вечно проплывает мимо вас. Я нашёл способ возить лес в обход таргелионского Торгового Союза. Это безопасно, потому что мешать войне с Морготом тамошний король не решится. Говорят, он сам клялся Моргота завалить, поэтому не будет он благому делу палки в колёса совать. В общем, если вы в деле, завтра едем на восток, в Поющую Долину, мне там надо уладить кое-что, а потом вот этот господин, — приёмный сын Брегора указал на эльфа, — нас повезёт по своему тракту.

— Добро и зло уж вечность

Ведёт незримый бой.

Совсем не дремлет нечисть!

Домой! Домой! — запел вдруг, смеясь, один из гномов-строителей. — Я согласен. Понял, о чём ты.

— А мне завтра к Морготу идти, — отмахнулся Арахон. — Так что, без меня.

— Оставь копьё и латы! — продолжил нетрезвый рудокоп. — Ты не ходи туда!

Мы сделаем богатым

И славным навсегда.

Нам эльфий свет излишен.

Да брось ты всё уже!

Своя рубашка ближе

И телу, и душе.

— Эта песня о моей сестре и звучит совсем не так, — зло оскалился Бреголас, сжимая рукоять кинжала. — В Фиримаре у бати на празднике кто-то придумал, спел, и подхватили все, кому не лень! Превратили Хирвен в какое-то суеверие! Нет, я не одобряю её поступков, но не пойми как славить дочь вождя нельзя!

— А я не про неё, а про Арахона, — заспорил гном. — Пусть с нами остаётся, целее будет!

— Да убери бочонок —

Вино наносит вред! — рассмеялся тоже слышавший эту песню муж Брегиль. — А мне до смерти дорог

Лишь вкус моих побед!

— Ладно, мы друг друга поняли, — Бреголас обвёл глазами собравшихся в шатре. — Кто со мной — знаете, где меня найти.

— Угу, — отозвалась из тёмного угла гномиха. — Знаю. Ещё раз обманешь — сердце руками вырву.

— Я тебя не обманывал! Это была случайность, и я извинился!

— Угу.

— Ладно, — полуэльф достал из сумки на поясе золотую цепочку, отдал женщине. — В расчёте. На самом деле я сюда не только по лесному делу приехал. Мне нужен тот, кого один человек не знает, кого не видел никогда. Его надо припугнуть, потому что этот козёл ради наживы кому не надо продаёт травки, а в результате я оказываюсь тоже виноват, мол, раз тот такой, то и я тоже. Так дело не пойдёт.

— Кому не надо — это кому? — поинтересовался Арахон.

— Мелюзге, например. Они потом у отцов мирианы и ценности крадут! Я не хочу, чтоб меня преступником считали.

— Думаешь, он такой один?

— Конечно, нет, — скривился рыжий гном. — Но других пока не вычислили.

— Ах-ах! — воин покачал головой. — Не, ребята, я вашим вышибалой мозгов не буду. Мне к Морготу идти.

— Я больше заплачу, — прищурился Бреголас. — Поверь, у Нолофиньо столько серебра нет. Представь — я богаче короля!