Макалаурэ снова опустил взгляд на горящую траву. Роса постепенно гасила пламя, в воздух с шипением поднимался серый дым. Ароматный. Состав масла тщательно подбирали.
— Я правильно понял, — поинтересовался менестрель, — что мне придётся стоять здесь и ждать, что скажет твой нолдоран.
Лицо военачальника угрожающе изменилось.
— Нолофинвэ Финвион и твой нолдоран тоже, — терпеливо произнёс воин.
— Похоже, часто приходится об этом напоминать забывчивым подданным, — усмехнулся Феаноринг, но издёвка осталась без ответа.
В воцарившемся молчании звуки ночи стали слышнее, острее ощутилась прохлада. Демонстративно расхаживая около погасшего факела, менестрель начал напевать, украдкой посматривая на стражников:
— Руки Териндэ, как забытая песня под упорной иглой.
Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над её головой.
Сонные глаза ждут того, кто войдёт и зажгёт в них свет.
Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.
И все эти годы я слышу, как колышется грудь.
И от её дыханья в окнах запотело стекло.
И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.
В её хрустальной спальне постоянно, постоянно светло.
По реакции Нолдор было хорошо видно, кто родился после «того самого» праздника, а кто присутствовал на торжестве или просто хорошо осведомлён. Однако, несмотря ни на что, в менестреля больше не летели факелы. Конечно, любого певца задевает невнимание к его творчеству, но Макалаурэ в тот момент думал иначе: раз его не останавливают, значит можно продолжать. Нужно! Жизненно необходимо!
— Я знаю тех, кто дождётся, и тех, кто, не дождавшись, умрёт.
Но и с теми и с другими одинаково скучно идти.
Я люблю тебя за то, что твоё ожидание ждёт
Того, что никогда не сможет произойти.
Пальцы Териндэ, словно свечи в канделябрах ночей,
Слёзы Териндэ превратились в бесконечный ручей,
В комнате Териндэ на пороге нерешительно мнётся рассвет,
Утро Териндэ продолжается сто миллиардов лет.
— Достаточно, Кано! — прозвучал властно и жёстко голос Финдекано.
— Да я уже допел, — пожал плечами Феаноринг. — Признайся, ты, стоя за закрытыми воротами, слушал и вспоминал прекрасные времена.
— Отворить дверь! — приказал принц по ту сторону частокола. — Кано, надо поговорить. Проходи.
— В меня не будут бросаться факелами?
— Что для сына Феанаро огонь? — голос Финдекано потеплел. — Брат родной. Тебе ли его бояться.
***
— Слава герою Астальдо! — вроде бы искренне прозвучал со стены голос Варнондо, и остальные воины поддержали слова командира.
Финдекано не сдержал улыбку, и это очень не понравилось Макалаурэ: менестрель сразу понял, что всё действительно очень плохо. Глаза принца смотрели с добротой и печалью, словно на сердце давил груз вины. Увлекая двоюродного брата за собой, сын Нолофинвэ пошёл через лагерь к шатру сквозь восхищённые взгляды и приветствия для себя и, в лучшем случае, равнодушие в адрес сына Феанаро.
— Кано, — отодвигая полог и освещая тьму сводов фонарём, вздохнул принц, — я так виноват перед вами… Но иначе было нельзя, поверь!
Макалаурэ открыл рот, чувствуя, что потерял дар речи: менестрель ожидал от кузена чего угодно, только не извинений. Заметив изумление брата, Финдекано горько усмехнулся:
— Ты не представляешь, во что вылилось самое правильное и светлое, что я сделал в своей жизни! Вместо того, чтобы спасти Нельо, я его искалечил! Понимаешь, всё то, что сделал с ним Моргот, поправимо, а то, что сотворил я — увы… Но, умоляю, пойми меня, Кано, я, когда Нельо увидел… Я рассудок потерял, Кано. А когда… После всего, уже внизу, увидел, как Нельо… что он умирает… — сын Нолофинвэ зажмурился, — я понял, что не довезу его к тебе. Наверное, стоило рискнуть, но… Я испугался.
Макалаурэ слушал и всё больше чувствовал себя ничтожеством. Положив совершенно разбитому Финдекано руку на плечо, чтобы хоть как-то поддержать, менестрель заговорил о своём:
— Аранаро сказал, что теперь ты «на стороне лучников».
Принц не сразу понял, о чём речь, но когда пришло осознание вопроса, глаза Нолдо недобро загорелись.
— А что мне оставалось делать, Кано? — прошипел сын Нолофинвэ, наклоняясь над столом, приближаясь к брату вплотную. — Твой отец тоже не во всём был прав, но мы ведь до конца его поддерживали! А теперь речь идёт о моём отце! Я бросил его во льдах, считая едва ли не врагом, но ты даже представить не можешь, сколько раз я жалел об этом! А если я брошу отца сейчас, вы его убьёте!
Макалаурэ с сомнением нахмурился.
— Хорошо, — чуть спокойнее произнёс Финдекано, — не вы. Не ты лично. Но я никогда не поступлю, как мой младший брат! Это подло, Кано! Он ополовинил нашу армию во время военного положения! Да, я тоже бросал отца, но тогда мы все недооценили Хэлкараксэ, мы и представить не могли, что это за место! А здесь всё ясно! Мы видели угрозу, мы все видели Нельо! Турьо приходил к нему, разговаривал! А потом просто собрал «свой народ» и ушёл на юг! Он сказал, что не встанет под знамёна «единственного нолдорана»!
— Как Нельо? — спросил Макалаурэ, чувствуя, что узнал уже и так достаточно неинтересной в данный момент информации.
Финдекано вздохнул.
— Плохо, — севшим голосом произнёс Нолофинвион, — тебя проводят к нему. Прости, но я с тобой не пойду. Не смогу смотреть в глаза Майтимо. Я понимаю, что поступаю правильно, но… Иди, Кано. Тебя проводят.
Примечание к части И снова песня гр. Наутилус "Утро Полины"
Встреча Маэдроса и Маглора. Пропасть между нами
Заря окрасила небо в нежно-сиреневый и розовый, в разрывах чёрно-фиолетовых плотных туч засияли первые утренние лучи Анар.
Макалаурэ, зябко кутаясь в лёгкий плащ, подошёл к шатру брата, зная, что о его приходе предупредили. Менестрель много раз пытался представить, что будет делать и говорить при встрече, но любая идея, в первый момент казавшаяся озарением, через мгновение начинала производить жалкое, удручающее впечатление. А потом…
Все мысли в один миг рухнули в пропасть, когда полог шатра начал шевелиться.
Вопреки ожиданиям, старший брат вышел на улицу без посторонней помощи, тяжело опираясь на массивный, растроенный к низу костыль. Очень свободная одежда болталась на тощем теле, правый рукав висел пустым, голову поддерживал широкий плотный воротник. Короткие, длиной не больше ладони, волосы были словно в снегу или в струйках дыма, на иссушенном, покрытом тонкими белыми шрамами лице, замерли, будто стеклянные, страшные бесцветные глаза.
Эльф, которого у менестреля язык не поворачивался назвать братом или его именами, посмотрел на гостя, и Макалаурэ чётко осознал, что Варнондо зря пожалел для него стрел. Это было бы милосердней, чем позволить состояться этой встрече.
— Не надо было приезжать, — вместо приветствия, сказал незнакомый хриплый металлический голос. — Но, раз уж ты здесь, заходи, взгляни на моё скромное жилище.
Знахари, словно по команде, покинули шатёр, и Макалаурэ мог бы заметить, что среди них нет Дис, однако не заметил. Как не увидел и окружающей обстановки — всё было, как в страшном сне, беспамятстве после ранения.
— Присаживайся, — продолжал чужой голос, — можешь попробовать содержимое любых пузырьков и бутылей. Возможно, и тебе повезёт — попадётся приятный на вкус настой.
— Майти… — с трудом выдохнул менестрель, делая шаг к брату, но пронизывающий заточенной сталью взгляд остановил эльфа.
— Не трогай меня, — проскрежетало железо, — спина болит.
Макалаурэ почувствовал, что сейчас расплачется, как ребёнок. Хотелось провалиться на месте, упасть на колени, в ноги, рвать на себе волосы, умолять о прощении… И, разумеется, не получить его.
— Не позорь имя отца, Канафинвэ, — видя состояние младшего брата, произнёс незнакомый эльф, который казался сейчас страшнее Моргота и всех его тварей, вместе взятых. — Что за спектакль?
Буквально повиснув на костыле, Нолдо взял тощей, изуродованной шрамами рукой стоящую в углу стола бутыль, справился костлявыми пальцами с пробкой и налил вина в два бокала.
