Нарнис выдохнула, замолчала и посмотрела на волны. Дневная жара уже спадала, светоч Анар не слепил глаза, небо окрашивалось в сиреневый. За кораблём плыли, играя, дельфины, летели чайки, волны переливались золотом.

— Когда я приехала в разгромленную Лебяжью Гавань, — снова заговорила Нельяфинвиэль, — то, конечно, не вспомнила ту картину. Сходство нашлось много позже, однако ощущения возникли те же. Я смотрела на город, и видела разбитую Тему Творения. Понимаете, мой народ строил эту красоту, и теперь она испорчена! Конечно, Тэлери было не жаль жечь и ломать то, что они не делали своими руками! Я говорила с Нолофинвэ, и он мнил себя Главной Темой. Но мне не было его жаль ни капельки! Я лишь не понимала, не могла принять, почему битву выиграл мой муж, а главный здесь — совсем не он? Но я еду в Альквалондэ не из-за того, что Тэлери сделали с Финдекано. Я понимаю — когда твой папа, Финви, вернётся, он не будет рад узнать, что я за него мстила, хотя он сам может это сделать, если посчитает нужным. Я хочу поговорить совсем о другом.

***

— Я обезумел от восхищения твоей красотой, госпожа Уинэн! — заулыбался Арафион, сияя в последних лучах заката. — Я скучал и умолял мою госпожу Нарнис Нельяфинвиэль позволить мне навестить хранительницу этого прекрасного города!

— Ваньяр лучше всех умеют изображать рабов, — фыркнула Финвиэль, наклонившись к матери, — и этим подкупают кого угодно!

— Мы ведь в Благом Амане, — ещё блистательнее расплылся внук ваньярского короля. — Рабы — у Моргота, а мы — любимые соседи. Госпожа Уинэн, прекрасная и милосердная! Мы прибыли к мастеру Махтану, гостящему здесь. Воспользовались моментом, когда он не в подземных кузницах.

Майэ посмотрела снисходительно-насмешливо, пышные серебристо-голубые волосы, совершенно сухие, затрепетали на ветру, словно при погружении под воду.

— Принца Арафиона светлые аманэльдар считают предателем, — прозвучал прибойной волной голос младшей Айну. — Как и принца Фионвэ. Лишь милостью Вала Манвэ вы до сих пор не наказаны, поскольку Владыка Сулимо уверен — вы сами не осознаёте, куда плывёт ваш корабль.

— Я здесь — лишь белый парус, — вкрадчиво, с нотами покорности начал напевать внук Ингвэ, — я за проступки каюсь,

В любви Валар купаясь.

В белой дымке тая,

Чайкой улетаю-таю-таю…

Так любить не может никто.

Уинэн подплыла к причалу настолько стремительно, что эльфам показалось, будто под ногами пропала опора. Встав на белоснежные доски уже в обличии девы с ногами, а не китовым хвостом, Майэ что-то прошелестела, и к ней вышел из воды Майя Оссэ, царственный, словно именно он правил городом Альквалондэ и всеми Тэлери Валинора. Подождав, когда корабль причалит, помощник Вала Улмо подошёл вплотную к судну и начал очень внимательно рассматривать каждую мелочь, потом поднялся на палубу, прошёлся от кормы до носа, спустился в трюм.

— Мы хотим полюбоваться вашим творением, пока вас не будет, — сказал Оссэ, через некоторое время вернувшись на причал. — Возможно, ненадолго выйдем в море.

— У нас достаточно сопровождающих защитников, — улыбнулась Нарнис, подбоченившись, — чтобы отогнать Тэлери, если те захотят в отместку за поступок Феанаро Куруфинвэ сжечь корабль его внучки.

— Лучше не допустить конфликт, чем потом его разрешать, — Арафион приобнял леди Нельяфинвиэль за напряжённые плечи, — если Тэлери увидят, что помощники Улмо благосклонны к нашему кораблю, никто на него даже косо не посмотрит, несмотря на то, что на нём изображено.

— Величайший из Эльдар и его величайшее творение, — невинно промурлыкала Финвиэль.

На звёздный купол медленно поднялась серебристая ладья с цветком Телпериона, Уинэн посмотрела вверх, вскинула руки. Недовольный взгляд Оссэ был весьма красноречив, однако Майэ не обратила внимания. Зазвучала тягучая мелодия, полившаяся в небо и с неба одновременно, музыка сплелась будто в тугой канат, и начался мощный прилив. Лицо Уинэн засияло восхищением, белую мачту вдалеке стало не видно из-за прибывшей воды.

— Пойдём, — выдохнула Нарнис. — Прогуляемся по городу по дороге к мастеру. Мне надо ещё раз всё обдумать.

— Хочешь заставить родича ждать? — осторожно поинтересовался Арафион.

— Нет, — отрезала Нельяфинвиэль, неуверенно взяв бутыль, — он нас не ждёт.

***

Фионвэ подошёл к высокому окну крепости Форменоссэ и посмотрел вниз во двор. Леди Усинтиэль о чём-то весело говорила с внуками, словно не было недавних гневных речей о Махтане и его учениках. Сын ваньярского короля невольно думал, как и почему распадается всё больше валинорских семей. Одних, как Финдекано и Нарнис, Куруфинвэ Атаринкэ и Усинтиэль разделил Исход, других…

Может быть, у юного Тинданаро и Элендис всё сложится лучше, семья уцелеет, несмотря ни на что, однако сейчас Фионвэ боялся другого: его сын затеял дерзость, возможно, полезную, но она точно не понравится слишком многим. Что, если Нарнис, Финвиэль и Арафион не вернутся из Альквалондэ, а решат уйти в Лориэн обдумать жизнь и исцелиться от тьмы?

«Это благо, — повторял себе сын короля, но с каждым произнесённым словом становилось страшнее. — Это благо».

Это Благо.

Примечание к части Песни:

«Половецкая пляска» из оперы «Князь Игорь»,

«Лунная тропа» Алсу,

«Белый парус» гр. «Нэнси»

Урок кораблестроения

Сияя мерцающими искорками, благоухая неисчислимыми ароматами цветов, дни сменяли друг друга, оставаясь одинаково пустыми. В новом Валимаре, разумеется, было, чем заняться, но всё казалось «не таким».

Лаурэнис чувствовала себя одинокой. Выглядя, как все, одеваясь, как всё, дочь неудачливого бунтаря не встречала косых взглядов или особого плохого отношения, однако спокойно жить не получалось — в сердце закипала злость. Здесь, как и в Форменоссэ, можно было заниматься любым ремеслом, кроме ковки боевого оружия, только даже начать не хватало сил. В Валимаре, как и на севере, постоянно встречались Айнур, однако они не вели себя, как надзиратели, их присутствие постепенно перестало будоражить и вызывать хоть какие-то эмоции. Даже Айвендил, способный бесконечно рассказывать, о чём шепчутся цветы, и как спорят антилопы, казался Лаурэнис не более, чем предметом мебели или очередной колонной в саду. Какой прок от прихвостней Валар, если они даже не угрожают?

А ещё, в Валимаре никогда не говорили не только о Феанаро, но и о Первом Доме Нолдор. Их просто вычеркнули из жизни аманэльдар, из истории Валинора, как будто не было тех, кто принёс «страшную» клятву, кто пролил «братскую» кровь. Не было! Самых искусных и деятельных Эльдар! Лучших в любом деле! Их. Не. Бы-ло! Никогда!

Жизнь на теневом склоне горы Таникветиль походила на череду праздников: Ваньяр не уставали устраивать пиры, хвастаться новыми песнями, нарядами, блюдами, причёсками, украшениями. Всё это они придумывали и делали сами, и Лаурэнис каждый раз отмечала для себя — у этого народа всё получается совсем не как у Нолдор. Хотелось говорить или хотя бы думать, что хуже, однако это не было правдой. Не хуже — просто иначе.

Праздники, праздники, праздники… Могло бы показаться, будто время здесь совсем не двигалось, лишь одно обстоятельство рушило лживую полусонную иллюзию — жизнь Ингварона не стояла на месте. Лаурэнис не знала, зачем наблюдала за глупым смешным слабаком, но почему-то отметила для себя его первое появление на торжестве с невестой — такой же глупой, разумеется, известие о свадьбе, прогулки с беременной женой, а потом — случайную встречу у горного ручья, когда счастливый отец качал на руках новорожденную дочку.

«Ты сама хотела за него замуж?» — задала самый худший из возможных вопросов Индис, когда на очередном празднике Лаурэнис засмотрелась на танцевавшего с женой Ингварона. Играла красивая и скучная, как и сами Ваньяр, музыка, однако, менестрелям охотно подпевали и подносили дары.

«Ночью у порога светлая дорога, — со счастливыми улыбками кружились гости праздника, — манит в путь, не свернуть,