«Фирьяр подвержены искажению сильнее, нежели Эльдар», — вспомнилось исчерпывающее объяснение из летописи, однако слова, призванные понять, принять и успокоиться, наоборот, провоцировали в душе эльфа протест. Проклятый Моргот!

Эрривион допускал, что однажды, возможно, окажется на войне против этой твари, однако рассчитывал оставаться защитником короля тайного города. Это ведь важнее, чем погибнуть на севере.

— Они уже опять что-то подожгли, — обречённо произнёс молодой золотоволосый эльф, подскакав вплотную. — Я не знаю, что сказать. И что делать.

— Король нам приказал, Наргелион, — вздохнул Эрривион, незаметно следя за Боромиром, — разогнать толпу. Мы это и сделаем. А ещё — окажем помощь пострадавшим.

— Их предки считали огонь священным, — вдруг напрягся молодой воин, — я помню этих странных хранителей, которые запрещали просто так что-либо поджигать. Немного жаль, что теперь у смертных нет суеверного страха перед пламенем.

Сын вождя Борона изменился в лице — в чёрных глазах вспыхнула ненависть.

Эрривион и Наргелион переглянулись и пришпорили коней. Лучше поспешить утихомирить толпу, пока не пострадало ещё больше невинных.

***

Борон, побледнев и покачнувшись, схватился за перила.

— Брегор! — крикнул старик в толпу. — Покажись!

Сквозь гудящую людскую массу, лишь немного расступавшуюся, к крыльцу подошёл внук вождя, сопровождаемый троими озлобленными мужиками, один из которых нёс факел. Увидев состояние родича, Борон словно оступился, стоя на месте, однако всё же устоял на ногах и даже не заплакал.

— Откажись от власти, дед, — чётко произнёс Брегор, — поверь, так будет лучше для всех. Пусть народ сам выберет вождя. Мирно.

— Да как же… — начал было Борон, но вдруг схватился за грудь и закашлялся. С трудом выпрямившись, старик подбоченился. — С чего это я должен отрекаться от власти? Не эти вот люди меня вождём сделали! Не им меня и свергать!

— Дед! — умоляюще выкрикнул Брегор. — Что ты несёшь?

— Да пошли вы! — побагровев, заорал Борон, замахнувшись кулаком. — Вон отсюда! Во-о-о-он!

Толпа взорвалась хохотом, проклятьями, стуком дерева и лязгом металла. Внук вождя ожидал удара, поэтому увернулся от кулака, однако всё равно почему-то упал, в глазах начало темнеть, а где-то далеко, заглушая рёв человеческой массы, раздался мелодичный гул.

А может, просто показалось.

Примечание к части Песня из к/ф "Д'Артаньян и три мушкетёра" "Песенка Арамиса"

Кто вождь?

Айканаро въехал на холм у реки и осмотрелся. Рядом встал Арагарон, поигрывая копьём. Молодой лорд почему-то смеялся, глядя на творившееся в поселении безумие, однако правитель Дортониона не обращал внимания и не задавал вопросов.

Массовая драка вспыхнула в отдалении от лагеря владык, и эльфы не сразу поняли, что пора вмешиваться. Караулившие строителей, продумывавших проекты новых домов, погорельцы, услышав шум, подхватили вещи и перенесли пожитки ближе к шатрам лордов, тараторя, будто не знают, что творится, и знать не желают, поскольку совершенно ни при чём.

Воинов у Айканаро было явно недостаточно, чтобы быстро прекратить очередное безумие, однако владыка, недооценив масштаб происходящего, приказал утихомирить толпу. Осознание ошибки пришло довольно быстро, однако отступать лорд точно не собирался.

С холма открывался дивный вид на руины и орущий агрессивный сброд, который с достойным лучшего применения энтузиазмом крушил то, что уцелело при пожаре.

— Господа владыки! — закричал издалека бегущий со стороны скотобойни коренастый мужик. — Господа владыки! Помогите! Там семью в сарае заперли! Изверги! Вооружённые!

Айканаро кивнул племяннику, и Арагарон, гордо выпрямившись, подбросил и поймал копьё. Сделав знак двоим верным, молодой лорд взглянул на неожиданного просителя:

— Показывай дорогу.

Мужик быстро закивал, однако по глазам смертного было видно — возвращаться обратно в его планы не входило.

Сын лорда Ангарато не придал этому значения и послал коня вперёд.

***

— Ёлки зелёные! — выругались снаружи. — Фонари влезли!

— Валим! Пали солому!

— Сам пали! Э, стой! Куда?!

— А ну стоять!

О запертую дверь сарая что-то ударилось, голоса удалились.

Моромир, дрожа и кашляя, снова попытался бить в створку, однако ничего не получалось. Мать продолжала успокаивать дочь, то и дело посматривая на отчаявшегося сына.

— Всё дружки твои! — прошипела женщина. — Я говорила не связываться с ними!

Дверь стала подозрительно тёплой. Понимая, что происходит, юноша отчаянно закричал и принялся молотить кулаками по неподдающемуся металлу, мать и сестра, в ужасе вскочив, присоединились.

Запахло дымом.

***

— Вон! Вон! — коренастый мужик указал на запертый сарай, около которого весело горела солома. — Изверги! Закрыли!

Арагарон приказал тушить, отвернулся лишь на мгновение, а смертный уже пустился бежать. Догнав и преградив ему путь, лорд спрыгнул с коня и упёр в грудь поселенца копьё-цветок. Мужик затрясся, сел и замотал головой:

— Да там эти были, вон оттуда, из зелёного дома, вон того, косого, оттуда, да, потом третий от него и напротив с красным балконом! Это вон они, изверги! Я увидел — и за помощью!

— Что-то не сходится, — Арагарон прижал наконечник-шип к горлу залившегося потом смертного.

— Да ка-ка-кая р-разница?! — закричал, заикаясь, тот. — Если б не я, их-их-их бы сча-ас нахрен то-того!

— И то верно, — прищурился лорд, краем глаза наблюдая за спешными действиями воинов. — Ты покажешь нам извергов, а мы решим, как с ними поступить.

Мужик затрясся ещё сильнее. Понимая, что это точно такой же преступник, просто сдавший своих дружков из-за страха наказания, Арагарон сделал знак копьём подниматься. Издали послышался звон сломанного замка, лязгнула дверь, и смертный, промочив штаны, подскочил, кинулся к вышедшей из сарая семье и упал перед ними на колени, умоляюще сложив ладони:

— Это я вас спас! Поверьте! Я их привёл! Я! Поверьте!

— Ты только что хотел на мне прыгать! — завопила женщина. — И сжечь нас!

— Да не-не-не хотел я! — истерически завопил тот. — Я ж просто сказал! Ну, все сказали, ну и я! Да не собирался я! Я вон привёл! Этих вон!

— Пусть в тюрьме посидит, — сказал Арагарон своим, вспоминая, как отец рассказывал, что это такое и для чего нужно.

«Каждому владыке необходимо иметь не только дворец, — говорил лорд Ангарато, — но и темницу. Она нужна в первую очередь на случай войны — в неё сажают пленных врагов, чтобы узнать важную информацию. Но порой кто-то из своих тоже совершает нечто плохое, и ему… нужно дать время подумать над своим поведением. В одиночестве».

«А что плохое совершают пленные враги?» — спросил тогда маленький сын правителя.

«Они воюют против нас. Воевали бы за нас, были бы героями».

— Пусть посидит, — хмыкнул Арагарон, переведя взгляд на упавших перед ним на колени спасённых Фирьяр, — решит, на чьей он стороне.

***

Первое время люди пугались всадников и сразу же при их появлении бросали оружие и камни себе под ноги, переставали крушить встречные заборы и сараи, пытались извиняться или сбежать.

Эльфы, привыкшие, что дортонионский Фиримар разрастается, знали примерное количество жителей поселения, обновляя записи каждое лето, однако сейчас казалось, будто атани множатся на глазах. Откуда-то брались новые и новые мужчины и женщины, все на что-то жаловались, причитали, тем самым мешая усмирять толпу.

Основная агрессивно настроенная масса ушла далеко вперёд, и остановить её не представлялось возможным. Отправив гонца за подмогой, эльфы стали обещать перепуганным смертным восстановить порядок, как вдруг ко всадникам подбежал трясущийся от злости молодой мужчина с ещё не густой бородой. В бессильной ярости сжимая кулаки и размахивая руками, он завопил фальцетом:

— Да что вы лезете в нашу жизнь?! Мы сами разберёмся! Сами! Сами!

***