Зеленоглазка расхохоталась, племянница Аклариквета, мило улыбаясь, подняла бокал:

— Так что, Митриэль, хитлумские знахари остаются дома.

— Ни за что! — вспылила травница. — Я поеду в Таргелион!

— Конечно, — понимающе кивнула Слеза, — я понимаю, тебя зовёт долг, ты хочешь помогать раненым. — Подмигнув Зеленоглазке, дева допила вино и встала из-за стола. — Мне пора, прекрасные леди. Жду вас в театре на Митриме. Представление будет потрясающим!

— Я поеду в Таргелион, — прошипела Митриэль, проводив глазами певицу, — с армией или без неё!

Колдунья безразлично пожала плечами, дописала рецепт и вручила знахарке, думая о том, что ни одно растение не может быть опаснее оскорблённой женщины, поскольку не способно передвигаться по земле.

— Я исполню свой долг! — словно во время воинской присяги, выпалила Митриэль. — И мне ничто на этот раз не помешает! Вот увидишь!

Зеленоглазка снова пожала плечами. Долг нолдорской знахарки не имел для неё абсолютно никакого значения.

***

В высокое стрельчатое окно гостевых покоев дворца виднелось розовеющее закатное небо.

— Ты так и представилась верным лорда Тургона: Линдиэль, дочь лорда Новэ Корабела, владыки Эглареста и Бритомбара, окрестных земель и прибрежных вод, избранника Великого Вала Улмо? — спросил поникшую, печальную деву Кирдан. — Они тебе поверили или узнали?

— И узнали, и поверили, — вздохнула Линдиэль, вытирая носик, — но что толку? Отвезли меня к тебе, но мои слова ничего не решили!

— Тебя не пустили на север, — покачал головой Новэ, медленно прохаживаясь от изображения прекрасной золотоволосой женщины под руку с мужчиной, очень похожим на верховного нолдорана, изображённых в одном углу, до двух дивных деревьев из золота и серебра — в другом, минуя вылепленные фонтаны, чудных животных, дворцы и цветочные аллеи. — Я говорил тебе, Линдиэль, Фингон не пара тебе. И не потому, что ты недостойна его или он — тебя. Нет! Просто так сложилось, что Астальдо — принц народа, пролившего кровь родни твоего короля. Знаю, ты не хочешь этого слышать и понимать, но придётся, Линдиэль.

— Не хочу! — всхлипнула эльфийка, закрыв лицо ажурной салфеткой.

Посмотрев на картину на стене, где золотоволосая женщина, положив голову на плечо похожего на верховного нолдорана мужчины, держала на руках дитя, лорд Новэ задумался.

— Хорошо, — сказал он, наконец, — на всё в нашей жизни воля Великого Владыки, которого мы почитаем. Твоему личному счастью мешает вражда между Тэлери и Нолдор? Прекратишь её — выйдешь замуж за принца Фингона.

— Но как?! — беспомощно зарыдала Линдиэль.

— Ты же заинтересована в становлении мира, тебе и думать, леди, — напомнил Кирдан. — Знай, если именно ты примиришь Таргелион и Оссирианд, я распоряжусь, чтобы не лорд Каленовэ, а леди Линдиэль правила Краем Семи Рек. Владычице обширной богатой земли проще привлечь внимание принца, чем одной из многих дочек некоего господина, не так ли?

Понимая, насколько безнадёжно предложенное дело, эльфийка расплакалась ещё громче, однако отец не стал жалеть её, а, положив карту с отмеченными землями и дорогами перед дочерью, молча вышел из покоев, лишь обернувшись в дверях.

— Завтра едем в Эгларест, — сказал Корабел. — Обсудим твой план по урегулированию конфликта в дороге. Надеюсь, ты проведёшь ночь, думая о будущем народа, а не проливая глупые девичьи слёзы. Королева.

Линдиэль посмотрела на отца и поняла, что он не шутит. Это проверка, испытание, которое необходимо пройти достойно.

Или отступить и смириться с участью несчастной неудачницы на веки вечные.

Стёртые с ладоней слёзы остались на ажурной салфетке, руки развернули карту. До рассвета ещё много и катастрофически мало времени, поэтому тратить его впустую непозволительно!

Пожар на севере

В ладонь лёг крупный камень округлой формы, неровный, с выпуклостями и выемками, и Тэлуфинвэ, зажмурившись, отложил находку в сторону. Холодный мёртвый булыжник напоминал головку новорожденного ребёнка.

Вспомнив счастливого брата-близнеца, у которого росли уже двое детей, младший из сыновей Феанаро надавил пальцами на глаза, сделал глубокий вдох и поднял взгляд на строящуюся крепость. Помощь наугрим, безусловно, неоценима, но их проекты так не похожи на творения эльфов…

Неожиданно Феаноринг поймал себя на мысли, что тоскует по юности в Валиноре, когда… Нет, всё хорошо не было, однако ещё не случилось ничего плохого, только кто же знал, насколько ценны мгновения безмятежного покоя в сердце?

Видя своего короля, строители радостно приветствовали Тэлуфинвэ, хвастаясь сделанной работой, облака рассеивались, и пока не ощутимое начало осени пьянило ароматами зрелых плодов, приносимых всё ещё по-летнему тёплым ветром из садов у подножья горы, на которой возводилась крепость.

И лишь очень далеко на севере собирались тяжёлые чёрные тучи. Нет, это не тучи. Это…

Дым?

***

Холодный влажный ветер рвал знамёна, поднятые высоко над головами воинов, моросящий дождь не прекращался третий день, осложняя путь, размыв дороги.

Линдиро, на удивление весёлый, распевал песни с соратниками, и Сулион, привыкший, что друг обычно серьёзен и задумчив, решил для себя: это стратегия, направленная на то, чтобы напомнить таргелионским эльфам о родстве и мирных намерениях.

Когда пришёл приказ от самого верховного нолдорана вмешаться в конфликт на юго-востоке, используя только силы Химринга, лорд Маэдрос уже знал о делах брата и дважды высылал в Таргелион гонцов с поручениями. О результатах поездок и о решениях, принятых на совете, спешно собранном владыкой Химринга, Сулион, разумеется, не знал, однако, прибывший из Поющей Долины Маглор открыто заявлял, что знамёна у идущих к Карантиру Тёмному воителей должны быть родовыми — алыми с восьмиконечной звездой. И никаких синих флажков!

«Скажи, друг Сулион, — смеялся король-менестрель, — ты же не хочешь знать, что будет с вами и голубыми полотнами, если их увидит Морифинвэ?»

Решение, что отряд возглавит тот, кто ни с кем не успел поссориться, чьего отца любили и уважали, приняли быстро. Линдиро выслушал, что требуется делать, и сразу же начал готовиться в путь.

«Наше войско, — говорил соратникам сын Асталиона, — должно встать нерушимой стеной между Таргелионом и Оссириандом. Мы должны быть стеной, равнодушной и к Нолдор, и к Синдар. Для нас, мощной стены, неважно, кто хочет нарушить границу и мир. Мы должны стоять и не подпускать враждующих эльфов друг к другу! Мы — стена! Мы против войны! Мы за мир! Мы не против Синдар или Нолдор! Мы против их вражды!»

Сулион выкрикивал славу командиру вместе со всеми, но видел: его друг словно в чём-то сомневается. И теперь, когда до таргелионского кордона осталось менее полдня пути по скользкой от дождя дороге, решил поговорить с Линдиро откровенно.

Нолдо долго молчал в ответ на заданный вопрос. Дождь успел закончиться и начаться снова, усилиться и стихнуть.

— Знаешь, Сулион, — сказал, наконец, Линдиро, когда в сером небе промелькнула крылатая тень, но силуэт терялся в дымке, и понять, что за существо, не удалось, — в день гибели моих отца и брата я решил для себя, что отомщу. Я не знал, как именно, но это не имело значения, особенно, когда мне сказали, насколько страшной была смерть родных. Химринг, возвысившийся на границе между добром и злом, стал для меня надеждой на отмщение. Уверен, Маэдрос знает это, однако отослал на юг именно меня. Почему, Сулион? Я помню слова отца, когда мы только отплывали из Альквалондэ. Он был тяжело ранен, но силён духом. «Я шёл за Феанаро Куруфинвэ, — сказал отец тогда, — я шёл за моим другом Нельо не ради себя, я готов пожертвовать своей жизнью, готов принять любую, самую страшную участь ради победы над злом! Если там, за гранью бытия, меня ждёт вечная тьма, но я буду видеть живыми и строящими счастливое будущее в мире без Моргота мою жену и детей, детей их детей и всех остальных, ради кого пролил кровь, мне не будет страшна никакая бездна! Даже если и не увижу… Но, погибая, и проваливаясь в бесконечный мрак, я буду знать, ради чего все это пережито! Мы — эльфы! И мы знаем, что такое самопожертвование во имя тех, кого любим!» Я помню его слова, мне часто снится палуба и отец, говорящий о борьбе. И я не понимаю, почему мне отказали в возможности отомстить? Ты ведь осознаёшь, Сулион — вражду между Таргелионом и Оссириандом не закончить одним днём. Мы встанем лагерем надолго! На годы, дюжины лет! А в это время на севере начнут бить морготовских тварей. Почему не я? Неужели… Неужели, Сулион, мой отец не заслужил отмщение? Неужели брат погиб недостойно?