Как больно знать, что все случилось

Не с тобой и не со мною,

Время не остановилось, 

Чтоб взглянуть в окно резное.

О тебе, моя радость, я мечтал ночами, 

Но ты печали плащом одета,

Я, конечно, ещё спою на прощанье, 

Но покину твой дом, 

Но покину твой дом, но покину твой дом

Вновь лишённый света…

— Ты никогда не споёшь то, что я хочу услышать, — вздохнула Лутиэн, опускаясь рядом с Даэроном на траву. — Не сможешь, потому что я мечтаю о свободе, а ты… Ты не знаешь, что это такое, и не хочешь узнать. Мне жаль. Правда.

Менестрель продолжал перебирать струны, вновь чувствуя себя раздавленным. Но вдруг лёгкие ладони коснулись щёк, алые, идеально очерченные губы девы мягко прижались к губам Даэрона, и душа покинула тело. Осталось только безнадежное всесильное чувство.

Примечание к части Песня "Королевна" гр.Мельница

Поймите меня правильно

— Мы на верном пути, братья! — рассмеялся Амдир, увидев знакомый орнамент на скале среди леса.

Различить тайные знаки мог лишь посвящённый, и следовавшие за своим командиром эльфы, слишком молодые, чтобы помнить условные обозначения наугрим, лишь удивлённо переглянулись. В свете звёзд каменные выступы искрились белым и оранжевым, и блеск распределялся неравномерно, образуя похожие на волны полосы.

— Видите, узор? — с гордостью произнёс Амдир, указывая рукой в сторону скалы. — Это для меня делали. Символом моей семьи когда-то была речная волна. А вход, замаскированный под обычный камень, открывает путь в подземный город. Его называли Белый Дворец. Если в нём ещё живут наугрим, они будут рады узнать, что снова можно без страха выходить на поверхность.

Несколько​ раз приложив ладонь к камню в разных местах и произнеся непонятный бессмысленный набор звуков, Амдир толкнул скалу. Открывшийся проход оказался низковат, зато достаточно широк, чтобы войти втроём.

— На всякий случай, держите луки наготове, — беззаботно улыбнулся командир, уходя во тьму подземелья, — здесь водятся пещерные тролли. Наугрим любят хвастаться успехами охоты на них, но вам я советую забыть о подвигах, которые воспевают в легендах, и в случае опасности убивать этих тварей любым способом, красивым и некрасивым. Наши головы не такие крепкие, как у наугрим.

Согласно кивнув, эльфы вошли в подземный ход, запалив факелы, и скала позади задвинулась сама собой, закрыв чужакам путь к Белому Дворцу.

***

Растущий быстрее молодых саженцев город Феанарион раскрыл ворота перед вернувшимся после длительного отсутствия Линдиро и его старыми и новыми друзьями. Внешние стены уже достроили, над ними возвышались башни со смотровыми площадками и бойницами, на которых ещё кипела работа. Юный Сулион не находил слов, чтобы описать свои эмоции, и способен был лишь по-своему произносить название города — Фаэнор.

Линдиро не хотел возвращаться к тем, за кем с верой и огнём в глазах шёл в бой его отец и младший брат, не только из-за того, что не нашёл армию для продолжения войны, а потому, что кроме него, больше никто этого не делал. Однако судьба сама привела Нолдо к собратьям, вручив письмо.

И теперь, оказавшись в городе, который должен был стать для него новым домом, Линдиро четко понимал: лучше быть бродягой, чем жить здесь.

Сын Асталиона равнодушно смотрел на подбежавшего к нему Куруфинвэ-младшего, растерявшего в одно мгновение всю свою царственность и скрытую вуалью любезности надменность, выхватившего, забыв о манерах, письмо, оттолкнувшего даже своего любимого брата.

Потом рядом появился ещё один брат попавшего в беду короля, считавшийся здесь наместником… И, встретившись взглядом со своим четвёртым по счёту владыкой, Линдиро вдруг понял, что сказать ему нечего. Возможно, впервые в жизни. Нолдо просто стоял и смотрел. Очень-очень долго и внимательно. На Канафинвэ. Усталого и осунувшегося, словно измотанного тяжёлой работой или ранами. Обессиленного, исхудавшего…

Эльфы поняли друг друга без слов.

— Ты хочешь остаться здесь, Сулион? — с надеждой на ответ «нет» спросил Линдиро.

— Конечно! — обрадовался юный Авари. — Фаэнор — потрясающий город! Он прекрасен!

— Мы поможем со стройкой, — вздохнул сын Асталиона, продолжая смотреть на своего владыку. — Я готов обучать юных воинов, пока возводят укрепления. Но потом уйду.

— Тогда уйду и я, — немного разочарованно, но твёрдо заявил Сулион. — Я обещал служить тебе.

— Не стану вас удерживать, — окончательно поник Канафинвэ и ушёл, больше не говоря ни слова.

Городские ворота бесшумно закрылись. Эльфы продолжили оставленные дела, и только Куруфинвэ стоял, словно окаменевший, читал письмо и плакал.

***

— Тьелпе жив, — прошептал Куруфинвэ, теряя равновесие. — Тьелко… Я… Я не думал, что будет так тяжело…

— Пойдём, Курво, — Туркафинвэ поддержал брата под руку. — Дай мне письмо.

— Нет! — трясущиеся руки Нолдо прижали свиток к груди.

— Пойдём, выпьем, расскажешь, что там.

— Тьелпе… — Феаноринг зажмурился, слёзы с новой силой покатились по щекам. — Ты жив, сынок… Жив… Я уже не верил… Нет, я всё равно знал, что ещё увижу тебя…

Куруфинвэ побледнел, с трудом держась на ногах. Тьелко слегка встряхнул брата.

— Кто написал письмо?

— Тьелпе… Сам…

Линдиро сделал над собой усилие и, не выдавая отношения к происходящему, сказал:

— В письме, которое мне передал Амдир, когда я встретил его в Дориате, написано, что Тьелперинквар Куруфинвион жив и здоров, поселился в одном из городов наугрим и возвращаться не планирует.

— Это всё? — Туркафинвэ с недоверием прищурился.

— Да, — пожал плечами Линдиро. — А во втором свитке — очень… странные вести из Дориата. Господин Канафинвэ забрал его.

Тьелко задумался, Куруфинвэ тяжело вздохнул.

— Я в порядке, — оттолкнул от себя брата Курво. — Мне просто надо побыть одному.

***

— Мне нужно побыть одному, — надеясь, что сказал достаточно вежливо, Тьелпе закрыл дверь в комнату, которую уже давно считал своей. — Поймите меня правильно.

«Поймите меня правильно…» — эта фраза уже стала настолько привычной, что произносилась, не задумываясь. Иногда казалось — дети Эру и творения Вала Ауле в принципе не в состоянии понимать друг друга, даже когда говорили на одном языке. Произнося одни и те же слова, Нолдор и наугрим подразумевали совершенно разное, и порой это обстоятельство доводило Тьелпе до отчаяния.

«Поймите меня правильно», — фраза-пояснение, фраза-извинение, ставшая для сына Куруфинвэ-младшего вторым именем в подземном городе.

Развернув на мощном каменном столе лист бумаги, который дал эльф, очень похожий внешне на помощника капитана корабля отца, внук Феанаро понял, что не знает, с чего начать письмо.

«Здравствуй, отец», — начертило перо очевидное приветствие.

Что же дальше? Извиниться за то, что не написал раньше? Но ведь не было возможности! Или… Просто её не искали… И что? Почему сын обязан вечно быть для отца ребёнком, не имеющим права самостоятельно решать, что делать, а что нет?!

Никаких извинений! Только…

«Я жив, со мной всё в порядке».

Может быть, рассказать, почему не было возможности написать раньше? Перечислить поимённо всех, кто посмел насмехаться над внуком своего короля? Написать даже то, чего не было, и пусть наместник… Дядя Кано…

А что он сделает?

Тьелпе прокрутил в голове эпизоды из жизни в Тирионе, и со смешанным чувством досады и понимания оставил идею жаловаться на обидчиков.

«Я бесконечно скорблю вместе с тобой, — вдруг сама собой написала рука. — Гибель деда — страшная трагедия для всех Нолдор. Меня также очень печалит пленение дяди Нельо, но я знаю, наши воины спасут его».

Надо было написать «доблестные и бесстрашные», но почему-то забылось.

Когда Амдир и его небольшой отряд прибыли в Город-над-Разломом и сообщили о случившемся, Тьелпе не поверил. Он вспоминал, как самоотверженно и сплочённо действовали его родичи, как защищали друг друга… Неужели всё лучшее, что было в его семье и всём народе Нолдор, умерло вместе с Феанаро? Во что теперь превратится величайший род эльфов?