— Из полусотни лекарей, находившихся поблизости, когда я привёз умирающего Нельо, — устало, с горечью произнёс принц, — подошли пятеро, как приказал мой брат. Будучи здесь, я многое слышал и понял. Например, то, что не могу ненавидеть всех, кого знаю. — Подняв глаза от книги, Нолдо прямо посмотрел на Митриэль. — Мне всё равно, кто вернёт Нельо к жизни. Но я буду бесконечно благодарен этим эльфам.
— Финьо, — еле слышно прохрипел вдруг Майтимо, не открывая глаз, — поговорим… — тяжёлый вздох оборвал медленную речь. — Вдвоём.
Когда знахари послушно покинули шатёр, Финдекано сел рядом с постелью. Голова Нельяфинвэ была наклонена и повёрнута влево, поменять положение бывший пленник Моргота не мог.
— Позволите войти? — послышался негромкий голос, и принц с неприязнью во взгляде обернулся.
— Да, — с трудом сказал Феаноринг, — говори. Кратко.
— У меня твой меч, Нельяфинвэ, — совершенно непочтительно, но удивительно по-дружески заявил Глорфиндел, доставая клинок из-под плаща. — Я убил орка, у которого он был. Этот… неплохой воин… сказал, что у него меч отца. Но не узнать оружие, сотворённое Феанаро Куруфинвэ, невозможно. Я бы не пришёл ночью, — пожал плечами военачальник, — только другой возможности не предоставится: я уезжаю на юг. Хочу вернуть оружие хозяину.
Майтимо ответил не сразу. По-прежнему не открывая глаз, Феаноринг улыбнулся уголками губ.
— Оставь меч себе, — прошептал Нолдо. — Он твой.
Ошарашенный Глорфиндел переглянулся с Финдекано и, спрятав клинок под плащ, вышел из шатра.
На сердце сына Нолофинвэ стало невыносимо тяжело.
Перебинтованная в районе запястья левая рука Майтимо чуть шевельнулась, пальцы, подрагивая согнулись, разогнулись, провели по одеялу. Поморщившись, Феанарион осторожно вздохнул.
— Что с Нарнис? — совсем тихо спросил он.
Финдекано улыбнулся.
— Всё хорошо, она и дочки остались в Валиноре. Поселились в Форменоссэ.
Хоть и выглядящее чуть лучше, но по-прежнему иссушенное лицо Феаноринга просияло. Выцветшие губы вдруг задрожали, из-под сомкнутых ресниц покатились слёзы.
— Финьо, — срывающимся шёпотом произнёс Нельяфинвэ, — я хочу умереть. Сейчас. Счастливым.
— Не смей меня об этом просить, — с трудом справился с собой сын втородомовского короля.
Майтимо приоткрыл глаза, скосил взгляд на примотанную к телу пропитавшимися кровью бинтами руку, на чуть уменьшившиеся чёрные гематомы на плече и локте.
— У меня не было выбора, — отвернулся Финдекано.
— Сейчас, — снова с усилием улыбнулся Майтимо, — я счастлив. Потому что, — костлявые пальцы провели по одеялу, — у меня мягкая постель. Это счастье, Финьо.
Сын Нолофинвэ задержал дыхание.
— Но скоро я привыкну, — прохрипел Феаноринг. — Дай воды, будь добр. — Отпив совсем немного, Майтимо снова закрыл глаза. — Привыкну… И не смогу жить с тем, о чём буду думать.
— Мы пришли в Эндорэ воевать, — монотонно проговорил Финдекано. — Мы должны победить Моргота.
Губы Нельяфинвэ дрогнули, улыбнулись.
— Финьо, — прошептал старший сын Феанаро Куруфинвэ, — я никогда этого не говорил… Я всегда считал себя лучше других. Даже отца. — Тяжело вздохнув, Третий Финвэ на миг зажмурился. — Ты знаешь, что он мёртв?
— Да.
— Я не был равен ему в мастерстве и науках. Но считал себя умнее. Я был сильнее многих. И думал…
Оборвав речь, Майтимо сжал зубы, на покрасневшем лице надулись синие вены. Сделав над собой усилие, старший Феанарион глубоко вдохнул, осторожно выдохнул.
— Я думал, — медленно произнёс он, — если я сильнее и умнее, то должен поддерживать… Слабых. И глупых. Но я больше не хочу этого делать. Мне абсолютно… безразлично… если Моргот сотрёт с лица Арды всё живое.
Уверенный, что брат его специально провоцирует, Финдекано сжал кулаки. Хотелось подобрать слова поддержки, сказать, что лекари поставят на ноги даже безногого, что можно полноценно жить и с одной рукой, и что от боли есть эликсиры, что, если Нельяфинвэ, сын Феанаро, сдастся, никто и никогда не сможет победить врага. К тому же, всегда есть, ради кого жить! Не все ведь… трусливые предатели.
— А как же Клятва? — неожиданно для самого себя задал вопрос сын Нолофинвэ.
Майтимо открыл глаза, направленный в никуда взгляд застыл.
Ни один мускул на лице Феаноринга не шевелился, но что-то незримо менялось, и Финдекано вдруг почувствовал себя маленьким и беспомощным рядом с неподвижно лежащим, замученным до полусмерти под пытками калекой.
— Именем Создателя Эру Илуватара, — едва заметно зашевелились бесцветные, исполосованные тонкими белыми шрамами, губы, — приношу я Клятву и призываю в свидетели моего Слова Владыку Манвэ Сулимо, супругу его Варду Элентари и саму священную твердь горы Таникветиль, — глаза постепенно открывались шире, оставаясь неподвижными и страшными. — Клянусь вечно преследовать огнём и мечом, своим гневом любого, будь то Вала, Майя, эльф или иное творение Эру, что уже живёт или родится позже, великое или малое, доброе или злое, — наверное, Майтимо было тяжело говорить, но слова произносились чётко, на одном дыхании. Медленно. Ясно. — Кое завладеет или попытается завладеть Сильмарилем, будет хранить у себя или станет препятствовать отвоевать святыню рода Феанаро Куруфинвэ. Да падёт на меня вечная тьма, если отступлюсь от своего Слова. Клянусь. Клянусь. Клянусь.
Феаноринг замолчал, и вместе с ним в тишину погрузилась чёрная звёздная ночь.
Король вражеского народа
— Почему ты спас меня? — после долгого молчания спросил Майтимо, и Финдекано, до этого момента уверенный, что Феаноринг спит, растерянно поднял глаза от книги.
Стоящая на столе свеча задрожала.
— А как иначе?
Лёжа с закрытыми глазами, Нельяфинвэ улыбнулся шире.
— Ты знаешь, как. Скажи, Финьо, почему ты не сделал этого сразу? Почему ушёл вместе со всеми, а вернулся позже и один?
Финдекано задумался. Со всеми? Вернулся?
Знахарки, вошедшие в шатёр немногим ранее и занимавшиеся приготовлением снадобий, делали вид, что ничего не замечают. Митриэль сидела в стороне, молча наблюдая.
— Май… — начав говорить имя, принц осёкся и замолчал. Нельяфинвэ улыбнулся.
— Меня теперь и Руссандол не назвать, да?
— Нельо, — выдохнул Финдекано, — я шёл через Хэлкараксэ со своими верными далеко впереди отца. В Альквалондэ, когда мы ждали корабли, случилось многое. И когда вы сожгли флот, я ушёл, никого не дожидаясь. Путь был сложным, продвигались медленно. А здесь, в Эндорэ, меня нашёл Кано. И попросил о помощи.
Майтимо не ответил, не шевельнулся, но дыхание участилось, из носа к губам побежала багровая капля.
— Мы условились, что я привезу тебя к нему, а потом — к твоим братьям, — монотонно говорил Нолофинвион, смотря, как знахарка, приложив ладони к вискам Феаноринга, делает круговые движения руками, что-то втирая в кожу. Запахло пряностями и жиром.
— Почему ты этого не сделал? — еле слышно прошептал Майтимо.
— Слишком далеко, — в голосе Финдекано прозвучала злость, которую не удалось вовремя скрыть.
— Кано… — Феаноринг снова захрипел, попытавшись говорить, а не шептать, — он уехал от остальных? Кого оставил наместником?
Сын Нолофинвэ не знал. Не дождавшись ответа, Феаноринг, чувствуя, как засыпает из-за мази, нанесённой на правую руку для безболезненной смены бинтов, задал последний вопрос:
— Ты сообщил, что я жив?
И Финдекано понял, что обещал, но забыл это сделать.
***
Сталь заблистала в свете Итиль, отразив белые лучи небесного цветка. На лезвии, остром, словно бритва, были лишь едва заметные царапины у краёв, золотая рукоять с рубинами и дивной резьбой играла переливами отражённого сияния звёзд, притягивая восхищённый взгляд.
Резко вогнав меч в ножны, Глорфиндел пошёл к высокому костру, около которого Эктелион пересчитывал перекованное заново для войска короля оружие, сломавшееся при переходе через Хэлкараксэ, и явно был чем-то недоволен.
— Серебро не горит, — сказал воин, оторвавшись от списков и посмотрев на друга. — Оно плавится, и способно снова стать смертоносным кинжалом, как только остынет. Знаешь, чьи это слова, Лаурэфиндэ?