Сине-серебристая стрела. Как красив и стремителен был принц, бросаясь защищать отца и гостей его праздника от безумного лорда! Брошенный под ноги толпе меч, оставшиеся в руках Линдиэль ножны… Взгляд на уходящего врага… или друга? Родича? Астальдо смотрел вслед армии Маэдроса с болью и надеждой, верой в лучшее, в справедливость. Что осталось от тех ожиданий? Во что они вылились?!

Держа себя в руках и продолжая гладить сияюще-чёрные волосы на доверчиво склонённой голове Нолдо, эльфийка посмотрела за окно кареты. Скоро конец пути. На глаза навернулись слёзы.

— В одной небесной книге, что пишет звёздами Варда, — тихо запела Линдиэль, снова уносясь в прошлое, где её светлые чувства ничто не очерняло, — в главе «Любовь», наверно, 

Строка про нашу тайну. 

Есть в той небесной книге, что пишет звёздами Варда, 

Цена разлук и боли — расплата за любовь.

Соединило небо 

В едино быль и небыль. 

Как сладок плод запретный

Дражайшего секрета!

В другой небесной книге, 

Где козни, ложь, интриги, 

В главе «Вражда», как странно, 

Гербы с двух наших флагов. 

Готова я молиться, 

С самой судьбой сразиться!

Чтоб нам соединиться 

В объятиях любви. 

Финдекано ослабил хватку, задышал ровнее, спокойнее, стал что-то шептать, но эльфийка не хотела слушать: он ведь опять извиняется за оскорбления и клянётся в любви. Да, именно этого Линдиэль и хотела, жаждала, мечтала… Страстно желала отыграться и заставить просить прощения. Если бы она только знала, как отвратительно это будет выглядеть!

— Перевернём страницу, — продолжала дочь Кирдана песню, — ту, где вражды граница, 

И повторять мы будем 

Главу «Любовь» по буквам,

Ведь в этой главной главе 

Всё обо мне и тебе! 

Пусть той небесной книги, что пишет звёздами Варда, 

Слова не канут в лету, 

Сияя ясным светом. 

Соединило небо 

В едино быль и небыль. 

Прекрасней нет сюжета, 

Под ясным звёздным светом…

Принц поднял голову, невидящие глаза посмотрели на Линдиэль с тревогой.

— Ты всё это время страдала, да? О, Эру, как я посмел?..

Сдержав эмоции, эльфийка продолжила гладить волосы Финдекано, вымученно улыбнулась.

— Всё плохое в прошлом, — произнесла она как можно увереннее, — это правда. Нельзя злиться на того, кого любишь. Это невозможно, понимаешь? Я просто счастлива, что теперь мы вместе. Пожалуйста, не извиняйся. Это делает мне больно.

— Да, — Нолдо приподнялся. — Ты всегда была честна со мной. Только ты, больше никто. Только ты! Я ненавижу себя за то, как поступал с тобой. И раз тебе нельзя находиться в Барад Эйтель, то и мне тоже.

Где-то глубоко в душе понимая — так неправильно, Линдиэль хотела поспорить, попытаться переубедить, но боялась новых слёз и мольбы. Что угодно, только не это!

— Здесь нам будет хорошо, — отрешённо произнесла эльфийка.

— Я всё для этого сделаю! — неожиданно воскликнул Финдекано и прямо на ходу выпрыгнул из кареты.

Послышалось ржание лошади, удивлённые голоса, ускорившийся удаляющийся стук копыт.

Линдиэль замерла. Может быть, бежать, пока не поздно? Но куда? И какие догадки родятся в затуманенном чёрным колдовством разуме? Вдруг принц решит, что любимую похитили, соберёт армию и пойдёт войной на всех соседей?

Нет! Нельзя отступать. Поздно.

За тяжёлыми раздумьями остаток пути прошёл незамеченным, и когда карета остановилась, стало по-настоящему страшно.

Вдруг дверь открылась, перед испуганной эльфийкой возник любимый, одетый празднично, словно на торжестве. Сорвав с себя сине-звёздный плащ, Финдекано постелил его перед Линдиэль.

Надеясь, что это просто очередной порыв больного разума, а не какая-то валинорская традиция, о которой надо знать, и поступать согласно обычаям, эльфийка осторожно прошла по ткани и вдруг оказалась на руках принца.

— Мы дома, — радостно сообщил он, бросившись по лестнице к дверям.

Понимая, что должно случиться в ближайшее время, Линдиэль с трудом сдерживала слёзы, однако понимала — лучше не отказывать. Неизвестно, как сопротивление воспримется под действием чар.

Лестница, коридор, ещё лестница… Дверь!

Из всей обстановки покоев эльфийка увидела только кровать, причём не смогла даже оценить, как выглядел этот предмет мебели, настолько ужасал сам факт его наличия.

Ещё мгновение, и…

Линдиэль зажмурилась.

Примечание к части Песня из мюзикла "Ромео и Джульетта" — сцена на балконе

Примечание к части Секс. Сюжет со следующей главы Вспомни, каким его полюбила

«Лучше бы я стала женой Арастура!» — мысль заставила сжаться.

Почувствовав спиной мягкую постель, Линдиэль едва не закричала, но пришлось закусить губу.

— Прости, что не могу жениться на тебе, — вдруг прошептал около уха Финдекано, — не имею права переписывать законы чужого королевства.

— Давай уедем на остров! — эльфийка судорожно схватилась за возможность избежать близости, вывернулась из объятий, села подальше от раздевающегося Нолдо. — Там мы будем сами себе владыками, напишем любые законы! Маленький остров…

— Нет! — одежды на Финдекано почти не осталось. — Там мы будем в полной власти Валар! Окажемся слишком зависимы от их прихотей.

Оставшись обнажённым, принц обнял Линдиэль и начал забираться под платье. Сначала сверху.

— Ты так напряжена, — выдохнул он, обхватывая ладонями груди, зажимая пальцами соски. — Ты берегла для меня свою нежность, а я не понимал!

— Я люблю тебя, — через силу выдавила эльдиэ, стараясь не открывать глаза, чтобы не видеть безумный пустой взгляд светло-голубых глаз.

— Спасибо тебе! — прозвучало восхищённое, и губы Финдекано принялись целовать лицо Линдиэль.

Руки ловко сбросили платье на пол, обняли шею, спустились по плечам к талии, сжали, провели по бёдрам и ягодицам, забрались между ног.

«Я должна побороть отвращение! — отругала себя эльфийка. — Он не виноват в моих чувствах! Не виноват, что стал таким! Я должна подарить ему любовь, иначе…»

О том, что произойдёт, если отказать, было слишком страшно думать, к тому же Линдиэль надеялась, что покорность успокоит Аст… несчастного эльда, он перестанет бесконечно преследовать её, займётся чем-нибудь…

«Вспомни, каким он был прежде. Каким ты его полюбила».

Догадка спасла. Память о прежнем Астальдо — гордом, неприступном, будто скала, холодном, как морозное весеннее утро, смертоносное для летних цветов, взбудоражила, заставила сердце биться быстрее.

Прикосновения стали приятнее.

«Я ведь любила его. Любила! Ненавидела, но всё равно любила! И должна принять таким, каким он стал».

Опустившись на постель, понимая — Финдекано не ждёт от неё умения ублажать мужчину и хочет лишь ответа на свои действия, Линдиэль попыталась выглядеть счастливой.

Осторожно раздвинув её ноги, эльф нежно коснулся языком, начал гладить пальцами по кругу, слегка углубляясь, проникая дальше с каждым движением. Возбуждение подсказало, как напрячь мышцы, чтобы стало ещё приятнее, тело стало подаваться вперёд, удручающие мысли отступили перед желанием испытать наслаждение. Быстрее, быстрее.

Тело выгнулось, затрепетало, потянуло стонать от удовольствия, и в этот момент Линдиэль почувствовала, как внутри двигаются уже не пальцы. На миг снова стало страшно, возникло паническое желание вырваться. Сжимающаяся плоть расслабилась, но эльфийка справилась с собой, подалась вперёд, ещё, ещё, начала напрягаться и вспоминать приятные образы, чтобы захотелось продолжения. Лишь одна мысль больше не позволяла расслабиться и просто быть счастливой.

Эльфийка уже не знала, чего хочет, зато чётко, как никогда осознавала: детей от такого мужчины ей не нужно. Не сейчас. Или вообще никогда.

***

Спустившись по пологому каменистому склону к самой кромке воды, Нарнис посмотрела на маяк. На сердце было тяжело, словно именно сейчас пришло понимание — ждать бессмысленно. Есть такое слово в языке Квэнья, означающее, что нечто ушло навеки, и сейчас оно звучало в воздухе, волнах, песке, камнях, траве и голосах птиц. Его произносили все и всё, но Нарнис твёрдо решила для себя, что вопреки чему угодно никогда не повторит этого слова.