— Пусть убытки возмещает! — завопил здоровенный детина. — Я на зиму без урожая остался!

«Это же невозможно», — подумал внук вождя, однако догадывался, что говорить подобное сейчас не стоит.

— Да! Пусть отрабатывает! — это уже явно говорилось не о повседневном труде в доме или поле.

— Мы не знаем причин пожара, — попытался перевести тему Брегор, и вдруг увидел в глазах собратьев ненависть: все эти озлобленные люди только что нашли виновную в своих бедах, уже придумали, как отыграются на ней, а какой-то сопляк смеет лишать их веселья.

— Ты её защищаешь? — толпа загудела. — Баба что ль твоя? У самого-то дом цел!

— Да нет у него своего дома! — загоготал престарелый плотник. — Это мамки с папкой дом!

Порадовавшись, что заручился поддержкой солдат, Брегор стиснул зубы.

— Разберёмся, — сказал он, прищурившись, — по чести.

— Да где вождь, Моргот его сожри! — донёсся издалека крик, почему-то послуживший призывом в бой.

Внезапный удар в челюсть повалил Брегора на землю, солдаты вступились, завязалась драка. Поднявшись на ноги, внук вождя вдруг оказался схвачен под руки, получил коленом в живот и по рёбрам, кто-то за него снова заступился, в нос прилетело локтем, видимо, случайно, и внук вождя опять оказался на земле.

Звякнула сталь, раздался вопль, хрип, гул толпы приблизился.

— Ты с нами или с ним? — спросили кого-то.

— С нами или с ним?!

— Долбанулся?!

Брегор, видя перед собой только мерцающую темноту, снова встал. Вокруг кипело побоище, крови становилось всё больше, появились первые тяжелораненые и странно неподвижные тела.

— Разойтись! — закричал внук вождя, переборов боль при резком вдохе. — Разогнать толпу!

Солдаты и без приказа пытались это сделать, однако получалось плохо, но, по крайней мере, на Брегора больше никто не нападал.

— К вождю! Пусть отвечает! — раздались призывы. — Пусть отвечает за всё!

Поняв, что не успеет обогнать впередиидущих, а вставать на пути обезумевшей живой лавины тем более бессмысленно, сын Боромира растерялся, и вдруг снова оказался окружён собратьями, ещё вчера считавшимися друзьями семьи.

— С нами пойдёшь, — сказал пастух. — Или потащим.

***

— А давайте их подожжём!

Запертые в сарае «виновники пожара» теснее прижались друг к другу. Донёсшиеся снаружи слова были насмешкой, однако и женщина, и её дети понимали — их ненавидят, им желают зла.

— Не, сначала решим, как они отработать должны!

— Она! Баба пусть отработает!

Моромир встал. От ночного холода кашель вновь усилился, поднялся жар.

«Всё равно не жить, а так — хоть за мать заступлюсь напоследок».

— Не смейте такое говорить! — сжав кулаки, бросился на запертую дверь юноша. — Я вам рожи расквашу! Откройте!

Снаружи расхохотались и, разумеется, не послушались. Парень начал колотить по доскам, мать и сестра заплакали, и Моромир замер.

Всё бесполезно.

От отчаяния юноша снова раскашлялся и бессильно сполз на пол сарая.

Совершенный владыка

— Я приказал их разогнать, — равнодушно произнёс Финдарато, вынужденно и с показной неохотой явившись на спешно собранный совет, — я ведь прав, Эдрахиль? Или надо было приказать отстреливать?

Верный учтиво поклонился.

Сев за стол и указав слуге рукой на место рядом, король посмотрел на нервничавшего Ангарато и бледную, но с виду спокойную Эльдалотэ.

— Не понимаю, почему Айканаро сам не справился, — развёл руками Финдарато. — Это всего лишь толпа смертных.

— Странно слышать такое от тебя, — кузен владыки сжал кулаки, — и там мой сын!

— Почему ты полагаешь, будто ему что-то угрожает? — в один голос спросили король и леди.

Финдарато дал знак Эдрахилю налить своему господину вина.

— Если боишься за наследника, иди и защити его, — вдруг зло произнесла Эльдалотэ.

— Мои верные помогут не пострадать лордам и их приближённым, — сияющие глаза короля вдруг полыхнули чудовищным огнём. — Но если бы не Нарьо, я бы подождал, пока самые безмозглые и агрессивные перебьют друг друга, потому что в их отсутствие воцарится мир, а с ними жить нормально всё равно невозможно.

— Это усталость, — ошарашенно улыбнулся Ангарато, — тебе надо развеяться.

— Кого-то там… тра-ля-ля-ля… — вздохнул Финдарато, снова становясь вдохновенно-отстранённым. — Перед грозой так пахнут розы!

Эдрахиль наполнил кубки, посмотрел в окно.

— Думаешь, мой верный слуга, прискачет ещё один смертный с просьбами спасти его дом от разозлённой толпы? — король закрыл глаза, словно мечтая о чём-то. — Этот Боромир был смешон. Никогда бы не подумал, что он потомок Беора. Может, жена Борона не была верна супругу? Эдрахиль, скажи, что я прав.

Посмотрев на своего владыку, эльф смутился и покраснел так, словно супруга вождя изменяла мужу с ним, и теперь всё раскрылось.

— Просто скажи. Тебе трудно, что ли, Эдрахиль?

Эльдалотэ рассмеялась.

— Это серьёзное обвинение, Артафиндэ, — напрягся Ангарато, — не шути так.

— Ты хочешь, чтобы я говорил, что думаю? — Финдарато снова стал страшным, словно превращаясь в морготова монстра. — Так слушай. Я желаю всем им сдохнуть прямо сейчас, в этой потасовке, желаю прийти на усеянное трупами поле, сжечь там всё и заново воспитать новое поколение Фирьяр, которые не будут таким никчёмным сбродом! Да, я этого хочу, но вы же понимаете, что я не имею права такое делать? Так зачем вам моя откровенность? Желаете возвыситься на моём фоне? Так достигайте большего, а не тыкайте в мои изъяны!

— В летописях сказано, что король Финдарато Инголдо, он же Финрод Фелагунд, друг Кхазад, Фирьяр и вообще всех живущих, кроме Моргота и его тварей, совершенен, милосерден, бесконечно мудр и справедлив, — серьёзно произнесла Эльдалотэ. — Какие ещё изъяны?

Выпив вина, владыка тяжело вздохнул.

— Щедра к Народу Звёзд земля, — снова начал напевать Финдарато, засмотревшись на отцовский перстень, — а к Фирьяр полнится угрозой.

Кому-то там опять… ля-ля…

Перед грозой так пахнут розы!

***

Выехавший вперёд сероволосый эльф обернулся в седле. Смотря на всё ещё пьяного смертного, в глазах которого калейдоскопом сменялись испуг, неуверенность, желание наказать обидчиков и прослыть героем, приведшим подмогу, верный воин короля покачал головой.

Да, не такими были первые встреченные в лесу дикари. Совсем не такими. Те атани относились к эльфам, словно к Айнур. Это не означало бесспорной покорности и почитания, Младшие порой крайне негативно относились к Старшим, однако присутствовало понимание — эльфы — не просто прекрасные сияющие мужчины и женщины, это прожившие многие века существа, которые останутся после смерти каждого из Фирьяр, что встретился на пути.

Нынешние беоринги воспринимали эльфов, словно равных себе, только красивее и умнее, здоровее, счастливее — идеальный объект для зависти.

Благодатная почва для зарождения вражды!

Вот и этот Боромир. Просил о помощи, умолял спасти его детей, а сам смотрел на владык, словно на противников, которых надо сразить, и удар в спину вполне для этого подойдёт.

Эрривион посмотрел на готовившихся к бою соратников. Прежде чем оказаться в числе свиты короля Финдарато, Синда из Эглареста прошёл долгий путь от верного почитателя Вала Улмо до потерявшего веру во что-либо одинокого эльфа, разочарованного и в лордах, и в Айнур, и в Арде в целом.

«Ты не уедешь домой? — спросил владыка Инголдо нового подданного, как только Тол-Сирион подняли над водой на достаточную высоту, и эльфы Новэ Корабела засобирались обратно в Невраст. — Почему?»

«Позиция отрекшихся от Валар мне ближе, нежели вечное слепое почитание Владык, которые не могут защитить от Моргота, — ответил тогда Эрривион. — Не могут или не хотят».

Бывший подданный лорда Новэ понимал — можно не принять идеалы своего рода, разочароваться в правителе или покровителе, однако был уверен, что никогда не стал бы вредить бывшему владыке. Вот только насчёт Младших эльф уверен не был — от Боромира ощущалась скрытая, задушенная агрессия, способная вырваться из оков страха. А ведь мальчишкой он был совсем другим — Эрривион помнил юного беоринга весёлым и смелым охотником. Что же изменилось потом?