Внук короля Ингвэ улыбнулся, и вполне искренне ответил согласием. Дымок из трубки Майя распался колечками.

— Нарнис, это письмо для тебя, — эльф-Ванья продолжал казаться весёлым, однако рука, протянувшая свёрнутую бумагу, дрогнула. — Я побеседую с господином Олорином, а вы с Финвиэль пока распорядитесь приготовить угощение для дорогого гостя. И поговорите с…

Не закончив фразу, Арафион весело отмахнулся, невольно замечая, что гость-Айну привлекает всё больше внимания жителей Форменоссэ, и неизвестно, хорошо это или нет. Главное, чтобы супруга Лауранаро не бросилась на Майя с обвинениями, когда ей расскажут о письме — семьи изгнанников обязаны выглядеть мирными и благочестивыми! Иначе…

Леди Нельяфинвиэль кивнула, а потом, заметив движение глаз воздыхателя, осторожно развернула бумагу.

Теперь беспокоиться не о чем

Эльфийка со взглядом озорного ребёнка в один миг повзрослела и словно угасла.

Отложив письмо Индис, адресованное Арафиону, и пристально посмотрев на ровесницу-Финвиэль, которая теперь выглядела гораздо более юной, супруга Лауранаро медленно встала из-за стола и попросила слуг поиграть с детьми в соседних покоях. Будто истончаясь и ветшая на глазах, словно залежавшийся пергамент, Нолдиэ выдохнула, прошептав:

— Я не верила, что это может произойти. Я доверяла Владыкам.

Тёмные волосы супруги Лауранаро вдруг показались Финвиэль совсем чёрными, но не сияющими, а тусклыми и лишёнными жизни.

— Я доверяла, понимаешь? — прозрачные глаза Тинденис наполнились слезами. — Мне говорили, что не стоит, но я смотрела на мир и не могла допустить, что его создатели лживы. Да, Арда искажена, но ведь лишь одним Айну, а не всеми Валар!

Дочь Нарнис и Финдекано подошла ближе, села около окна, Тинденис последовала её примеру.

— Майя Олорин прибыл не просто так, — тихо произнесла Финвиэль. — Судя по всему, что-то произошло. Мне кажется… Я хочу думать, что ошибаюсь…

— Похоже, — супруга Лауранаро закрыла лицо руками, — от нас хотели скрыть произошедшее. Я так хочу ошибаться! Но понимаю: случилась беда. Я очень хочу оправдать Валар, сказав, что Сады Ирмо — благословенное место, исцеляющее душу, поэтому никому не пришло в голову говорить нам про визит Лауранаро, ведь это только благо, ничего плохого произойти не может, но если бы ничего плохого действительно не могло произойти, нам бы честно рассказали о появлении моего мужа во владениях Лориэна и Эстэ! Так поступает любой хозяин, когда к нему приходит гость и остаётся надолго! Молчание Валар — в лучшем случае — простое безразличие к чувствам аманэльдар, но…

— Мне тоже так кажется, — согласилась дочь хозяйки Форменоссэ, — надеюсь, мы узнаем, что произошло.

***

На краткий миг Финдиэль стала очень похожа на отца. Элеммиро и Анайрэ, уверенные, что эльфийка сейчас сорвётся и начнёт кричать о правде и справедливости, которые должны быть, но их почему-то нет, даже не объяснив, что случилось, приготовились успокаивать разъярённую Нолдиэ, однако Финдиэль удивительно быстро взяла себя в руки.

— Я не понимаю, — напряжённо, еле сдерживая дрожь губ и голоса, произнесла старшая дочь Финдекано, — почему мать не имеет права знать о делах сына, пока случайно, — на этом слове Финдиэль едва не перешла на крик, — не пришла в гости в нужное место?! А если бы я не пришла?! Что тогда?!

— Что случилось? — ахнул менестрель, переглянуашись с Мелинаро.

— Эстэ передала, что наш сын говорил с Валар, требуя открыть морской путь. Владыка Манвэ вразумил Лауранаро, и тот попросил скорее отвезти его в Сады Ирмо, чтобы исцелить искажённый Морготом разум. Но ни сам Лаурьо, ни кто-либо из Айнур не сообщил нам о произошедшем, чтобы зря не беспокоить!

Мелинаро, Элеммиро и Анайрэ хотели что-то сказать, однако внимание отвлекла появившаяся под ногами светящаяся дорожка. Размотавшись впереди брошенной в траву ленточкой, тропинка поманила эльфов в сияющую рассеянным успокаивающим светом даль, где в прозрачной дымке тонули давно не существующие породы деревьев и прекрасные ажурные колонны дворцов и беседок.

Анайрэ последовала за дорогой-проводником, невольно думая, что раньше Сады казались ей действительно нужным и полезным местом, а теперь на этот счёт возникли сомнения, однако дурные мысли развеялись, когда из ближайшей постройки навстречу родне вышел улыбающийся Лауранаро, одетый в лёгкий шёлковый халат. Эльф выглядел спокойным и счастливым, немного задумчивым, глаза смотрели со смиренным пониманием. Финдиэль снова заметно напряглась.

— Простите, что не сообщил о своём решении, — заговорил полунолдо, и тут неладное почувствовали все: и взгляд, и голос, и мимика родича выглядели абсолютно неестественно. — Мне правда очень стыдно. Но я осознал, что в мой разум проникла тьма, которая будет толкать меня на опасные для Валинора поступки. Я отдохну, свет сильнее самой чёрной мглы, мрак отступит, нужно лишь время.

— Что происходит?! — Финдиэль сорвалась, опять став похожей на отца. — Это не мой сын!

— Тише, — ужаснувшись, Элеммиро схватил супругу за плечи. — В Садах каждый немного не в себе.

— Я действительно не в порядке, — признал Лауранаро, отрешённо подняв голову, — и понял одно: если аманэльда поражён тьмой, если не может жить в мире, ища войны, словно Моргот, ему лучше уйти, а не подвергать опасности целый континент, повинуясь внушению врага.

Не позволив супруге ничего сделать и сказать, менестрель развернул Финдиэль к себе.

— Уходим, — прошептал он, косясь на младшего сына, остолбеневшего от увиденного. — Пойми: его нам не спасти ни криками, ни слезами! И сами можем попасть в немилость Владык. Прошу, пойдём. Жертвы здесь не помогут!

Анайрэ, вероятно, услышала слова Элеммиро, либо сама подумала так же, поэтому взяла внучку под руку и повлекла назад. Лауранаро, по-прежнему улыбаясь, стал напевать:

— Пусть всё фальшь, но обман

Нам порой дороже истин.

Сладость лжи как туман,

Как мираж в пустыне грёз.

Яд речей сердце пьёт,

И мечты дурманят мысли.

Волшебство не спасёт

От удушья чёрных слёз.

Воля — фантом, ничего, кроме боли,

Феа взамен не даёт,

Но о борьбе сердце глупое молит,

Верит, надеется, ждёт.

Финдиэль не сдержалась, расплакалась.

— В бездну шаг! — крикнул вслед матери сын. — Лучше для всех, если уйдёт один, зато уцелеют тысячи.

Вырвавшись от державших под руки Элеммиро и Анайрэ, дочь Финдекано побежала вперёд, озираясь в поисках спрятавшихся Майяр.

— Проводите меня к Эстэ! — крикнула Нолдиэ. — Я должна знать! Проводите!

Ответа не последовало, однако впереди в прозрачном тумане засветилась золотом высокая арка.

***

— Финвиэль, — Тинденис снова поднялась из-за стола.

Глядя на то, как помрачнела супруга Лауранаро, деве стало не по себе.

— Я поеду в Сады Ирмо. Я знаю, Финвиэль, что подумаешь ты, Нарнис, другие, но…

Дрожащая рука смахнула покатившиеся слёзы.

— Финвиэль, я знаю, вы сможете правильно воспитать наших с Лауранаро детей. Они узнают всё, что им должно знать. Я всё ещё надеюсь, что зря волнуюсь, что у меня нет причин беспокоиться, только…

***

— У вас действительно есть причины для беспокойства, — неожиданно честно и без пафосно-загадочной мишуры произнёс Майя Олорин, усаживаясь за накрытый в саду стол, но давая понять, что не голоден и ни в чём не нуждается. — Я уже сказал про печать Моргота, но вам, похоже, это непонятно или безразлично, и именно подобная реакция на мои слова и приводит меня к выводу, что я прав.

— Айнур всегда правы, если это, разумеется, не Моргот и совращённые им Майяр, — быстро ответил Арафион, стараясь опередить всех, кто мог попытаться вставить своё слово: в Форменоссэ проживали и гостили очень многие жители заброшенного ныне Тириона, в том числе жена и дочери Куруфинвэ Атаринкэ, а им, как никому, было что предъявить Валар по поводу справедливости и великодушия. Сидя за одним столом с Олорином, любая женщина, состоявшая в родстве с изгнанниками, сейчас могла наговорить лишнего.