— Ты лжёшь, глупец! — вспылил воин слева от Туивьель, и эльфийке стало по-настоящему страшно.

— Братоубийцы! — осмелел ещё кто-то в толпе. — Вы и здесь, на празднике, резню устроить хотите!

— Закрой рот! — рявкнул воин Маэдроса. — Мы уходим. Слышали, что сказал командир? О резне мечтали вы, а мы искали справедливости. Но какая правда может быть у труса и лжеца?

— Как ты смеешь говорить такое о моём короле?! — едва не бросился в драку Нолдо из Второго Дома.

Туивьель зажмурилась, кто-то подтолкнул в спину, видимо, желая уберечь от случайных ран, если начнётся потасовка.

— Мы уходим, — прозвучал совсем рядом металлический голос, и эльфийка с благоговейным трепетом открыла глаза. Легенда! — С нолдораном мне говорить не о чем. А вы, храбрецы, — обратился Маэдрос к притихшим подданным Нолофинвэ, — собиравшиеся сражаться в рядах Феанаро Куруфинвэ, теперь можете вступить в армию его сына. Вы ведь пришли уничтожить Моргота, а не Первый Дом Нолдор?

С замиранием сердца подняв взгляд на воплотившуюся в жизнь сказку, Туивьель увидела, как Маэдрос смотрел по очереди на всех спорщиков, а потом его кажущиеся стеклянными глаза заметили шкуру морготовой твари на плече эльфийки. Мастерица замерла, словно вмиг лишившись способности двигаться, и только сердце колотилось всё сильнее. И лишь одна мысль повторялась по кругу: «Такой взгляд не может принадлежать рабу». Осознание этого пугало до дрожи и восхищало до потери рассудка.

Живые глаза цвета стали смотрели в мёртвые фиолетовые, не отрываясь, левая ладонь в чёрной перчатке сжалась в кулак, и вдруг Маэдрос, заулыбавшись, посмотрел, наконец, на Туивьель.

— Откуда у тебя эта шкура? — спросила легенда, и эльфийка едва не пискнула от радости.

— Мы ехали в Оссирианд, — с трудом шевеля окаменевшим языком, выдавила из себя мастерица, но вдруг Маэдрос, ещё раз торжествующе взглянув в мёртвые фиолетовые глаза мыши, указал своим воинам путь с площади, освобождённый расступившимися верными короля.

— Надо уходить, — сказал Феаноринг, — пойдём с нами, дева. Как твоё имя?

— Туивьель…

— Наши знахари расположились за городом, Туивьель, мы отдохнём там перед дорогой в Химринг, заодно подождём тех, кто захочет сражаться с настоящим врагом. Там и расскажешь свою историю. Я в долгу не останусь, даю слово.

«Знахари… — снова стало страшнее, чем радостнее. — Значит, Нолдор предполагали бой».

Разум осторожно подсказывал остаться на площади, отдать этому страшному эльфу понравившуюся вещь, дождаться Линдиэль и возвращаться в Оссирианд, но…

— Это величайшая честь для меня! — воскликнуло сердце.

— Не бойся, — металлические ноты в голосе Маэдроса смягчились, — у нас только один враг. И это точно не ты.

Однако взгляд легенды скользнул по толпе, остановился на окнах дворца, и Туивьель поняла, что врагов на самом деле больше. Но почему-то это было абсолютно неважно. Словно заворожённая, эльфийка пошла следом за любимой сказкой.

***

Ничего не выражающим взглядом проводив воинство Маэдроса, а потом и семью лорда Кирдана с сопровождавшими верными, Варнондо тяжело выдохнул, словно всё это время вовсе не дышал.

— Братья, — заговорил военачальник, постепенно усиливая голос, — вы спасли город, население и своего нолдорана! Вы! Доблестные воители армии короля! Если бы мы освободили площадь, как хотели жаждущие крови Феанариони, здесь всё было бы усеяно трупами. И наивный принц ничего не смог бы сделать своими глупыми речами!

— Наивный принц, говоришь? — усмехнулся подошедший верный Финдекано. — Тебя вызывает твой военачальник, герой Астальдо, о котором ты посмел говорить столь дерзкие слова. Вызывает к королю! Посмотрим, как заговоришь ты при своих владыках.

Варнондо почти не изменился в лице. Посмотрев на воинов, командир сказал:

— Охраняйте площадь и дворец! И знайте, братья — ни перед Финдекано, ни перед королём от своих слов я не откажусь.

Праздник Объединения. Что сказать Тинголу

Не сразу поняв, что происходит, Аклариквет выглянул из-за занавеса на площадь. Мистель, исполнявшая песни о Хэлкараксэ, убежала со сцены, спрятавшись в самом надёжном, как ей казалось, месте — среди сундуков с реквизитом. Там уже сидели исполнители ролей Феанаро, Нельяфинвэ, Амбаруссар и Финдекано, делая вид, что помогают прятаться Йаванне, Ниэнне и двум морготовым рабыням. Остальные осторожно наблюдали за событиями около дворца, сняв с себя сценические костюмы.

— Я больше не буду петь наш дуэт, — прошептал Аклариквету актёр, игравший Нолофинвэ. — Меня засмеют.

— Этот спектакль мы повторять не будем, — помрачнел главный королевский менестрель. — А сейчас надо продолжать выступление.

— Я не пойду! — отчаянно запротестовал Нельяфинвэ. — Не хочу в Мандос!

— Продолжать? — фыркнула Варда. — Уверены, что заготовленные сценки еще актуальны?

Аклариквет уверен не был. Вероятность, что необходимо срочно менять репертуар, слишком велика, пренебрегать ей нельзя. Но что тогда петь?

Взглянув на своих артистов, смотрящих полными надежды глазами, не увидев энтузиазма даже в племянницах, чьи песни должны были зазвучать с восходом луны, менестрель, сняв с себя все сценические атрибуты и оставшись в повседневной одежде, вышел к публике.

Совершенно не представляя, что петь, Аклариквет решил импровизировать, ведь на него всё равно никто не обращал внимания, а большинство эльфов поспешили покинуть площадь.

Оставшиеся подданные короля Нолофинвэ были растеряны, наверное, ждали появления владыки, который, разумеется, всё объяснит.

«Нолофинвэ не вышел к сыну Нерданель, — подумал певец, — но к народу придётся. Я должен успокоить эльфов, отвлечь их, чтобы толпа не гневалась на своего верховного нолдорана».

Тронув струны арфы, Аклариквет увидел, как народ начинает его замечать. Почему-то стало очень страшно, но отступать было поздно.

— Игры в добро и зло, — начал петь менестрель, не зная, какой будет следующая строчка, не придумав идею и не представляя, что именно хочет донести до публики, просто поддавшись зову сердца, — вечны, как мир,

Где проходит души излом.

И нужно решать:

Кем быть и к чему стремиться.

В мире, забывшем стыд,

Где-то живёт такой же как ты —

К цели спеша, он не может остановиться.

Время пришло — теперь выбирай:

Амана свет или Сумрачный Край,

Прочь убежать или в битву ввязаться смело?

Страшно, когда стоишь у черты,

А за чертою такой же как ты,

Только с огнём в глазах —

Его выбор сделан.

Реакция собравшихся на площади эльфов была самой разной, однако большинство смотрели с одобрением. Злую, словно морготов волколак, Митриэль обнимала её счастливая ученица, радовавшаяся выступлению любимого певца, и знахарка постепенно успокаивалась. Никого из присланных Финдарато лордов видно не было, Синдар из Оссирианда тоже, зато верноподданные Новэ Корабела продолжали гулять, словно ничего не случилось. Хорошо это или плохо, менестрель не думал. Сейчас главным было петь. Хоть что-то.

— Игры в любовь и смерть

Вечны, как мир,

Где от страсти легко сгореть.

И нужно решать,

С кем быть и чему отдаться.

В мире, где правит страх,

Чувства сжигая в огне костра,

Делая ход, ты поймешь, что устал бояться.

Время пришло — теперь выбирай:

Амана свет или Сумрачный Край,

Прочь убежать или в битву ввязаться смело?

Страшно, когда стоишь у черты,

А за чертою такой же как ты,

Только с огнём в глазах —

Его выбор сделан!

— Ты лучше всех, Мотылёк! — крикнула появившаяся на площади Зеленоглазка, не собиравшаяся приходить на праздник, но, видимо, решившая узнать, что случилось. — Лучший певец! И не только.

Посмотрев друг на друга, менестрель и травница улыбнулись, на душе стало легко, и пришло понимание, что всё хорошо. Или не имеет значения.

***

Вошедшего в зал военачальника встретили пристальные взгляды, и лишь лорд Новэ продолжал говорить, будто ничто не изменилось: