— Я прикоснулся к прекрасному, — прошептал эльф, — и… Что бы ни случилось сегодня… Это лучший день моей жизни!

Саэрос закрыл ладонью глаза, но всё же сдержался и промолчал.

Нолдор тоже молчали. С серьёзными лицами.

— Когда озеро Куивиэнэн было юным и прозрачным, — дрожащим голосом заговорил наконец Даэрон, — у нашего короля Тин… Элу… Эльве… Так его звали тогда, были братья. И родные и названные. Эол, Ольве, Денетор и Финве. Но… Они ушли. Король печалился, и захотел, чтобы о братьях ему пели песню.

Со священным трепетом трогая струны, менестрель запел:

Брат мой, брат — огонь поднебесный, мне ответь — где ты отныне?

Молний ряд был тебе тесным, а теперь — не тесно в камине?

Я ушел и теперь не жди. Отсвет молний впереди —

Это все, что тебе дадим. Ты теперь один. 

Брат мой, брат — душа водопада, мне ответь — где твоя радость?

Как же так? Наполнилось ядом то, что пело, то, что смеялось.

Я ушел и теперь не жди, снег размоют весной дожди. 

Средь воды и звенящих льдин, ты теперь один. 

Брат мой, брат — молчание камня, мне ответь —где твоя сила?

Горных врат нет больше. А мне лишь остались скорбь да могила.

Я ушел и теперь не жди, камнем сердце стучит в груди. 

Скорбной памяти господин, ты теперь один. 

Брат мой, брат — холодное сердце, что мне скажешь вместо ответа?

Как мешал боль с медом и перцем, как устал летать против ветра?

Я ушел и теперь не жди, перья крыльев моих найди.

В облаках и среди вершин, ты теперь один.

Ты смешал на углях горелых явь со снами, веру с любовью.

Ты не черный, ты и не белый, ты не с нами, мы не с тобою.

Брат мой, брат — огонь поднебесный, ты не с нами, мы не с тобою.

Брат мой, брат — душа водопада, ты не с нами, мы не с тобою.

Брат мой, брат — молчание камня, ты не с нами, мы не с тобою.

Брат мой, брат — холодное сердце…

***

— Какие же дивные лошади! — не уставал восхищаться Белег, помогая отряду Асталиона с повозками.

— Белый Ветер отправится с вами, — улыбнулся друг Майтимо, — повезёт раненых.

— Его подарят королю, — грустно произнёс Белег, — я не смогу часто видеться с ним. Я бы остался с вами и пошёл в бой, лишь бы чаще смотреть на этих прекрасных лошадей.

Асталион похлопал по плечу дориатского воина и промолчал. Красота Валинора оказалась… Слишком уродливой с изнанки…

***

— Это очень грустно — терять братьев, — участливо сказал Макалаурэ, выслушав песню Даэрона. — Твой король невероятно силён духом, коль смог справиться с навалившимся одиночеством. Наверное, личное счастье помогло не забыть, что такое радость.

— Не всё так красиво, — скривился Саэрос. — Ольвэ бросил брата в лесу, Финвэ всегда был занят только собой, Эол не признавал законы королевства, и лишь Денетор до самой смерти оставался верным другом и союзником. Он погиб, чтобы Тингол выжил.

— У вас не принято вспоминать Ингвэ? — осторожно поинтересовался Макалаурэ.

— Вовсе нет, — почему-то испугался Даэрон. — Ингвэ всегда любил уединение, и не сближался ни с кем.

Менестрели переглянулись.

— Ты играл, — тихо произнес Даэрон, — не касаясь струн. Это редкий дар. У нас. Вы, наверно, все так можете.

— Нет, — Макалаурэ не стал врать, — не все. Скажи, певец, вы давно и непрестанно ведёте войны? Умеете ли направлять на врагов музыку?

— Это сложно… — менестрель погрустнел. — Я…

Оглядевшись, Даэрон нагнулся к сидящему рядом с ним у костра Макалаурэ и прошептал:

— Я могу показать. Но не при нём.

Он скосил глаза на Саэроса.

— Мои воины выступят в путь не ранее, чем позволят лекари, — улыбнулся Макалаурэ. — У нас есть время. Возьмём факелы, луки и мечи. И поговорим там, где нет ненужных свидетелей.

— И Белега возьмём, — взбодрился менестрель, — он мне друг. И стреляет метко. А ещё, — на лице Даэрона расцвела игривая улыбка, — на нём удобно тренироваться.

Макалаурэ понял, что ему очень нравится этот эльф. С ним можно спеться. Даже если приходится разговаривать только на Тэлерине, который эльфы Дориата понимали гораздо лучше, чем Квэнья.

Примечание к части Макалаурэ поет "Утро Полины" Наутилуса, Даэрон - "Брат" гр. Канцлер Ги

В поисках правды

— Мне больно смотреть на тебя, Финьо, — Турукано приобнял брата за плечи, садясь рядом. — Отец нас всех созвал для важного разговора, соберись! Скажи, чем я могу помочь, что сделать для тебя? Мы ведь не чужие друг другу, Финьо!

Подняв глаза на брата, Финдекано молча взял вино и налил себе полный кубок.

— Айя Феанаро! — печально улыбнулся старший сын Нолофинвэ, делая глоток.

Аклариквет, Глорфиндел и Турукано переглянулись.

— Кто знает, что за дрянь с неба сыплется? — допив вино, спросил Финдекано.

— Это не дрянь, — ответил, заходя в шатёр Нолофинвэ. — Это сожжённая в особой печи древесина. Валар решили, что утилизировать лес можно и нужно так, чтобы было красиво.

— Дрянь, — отмахнулся Финдекано, снова наливая вино.

Отпив, Нолдо отставил кубок и посмотрел на отца. От взгляда сына Нолофинвэ похолодел. В глазах своего мальчика он видел безнадёжную решимость, пустоту и подавленную боль, рожденную чувством вины и ненужности.

— Финьо… — ахнул брат двух королей, но сын снова отмахнулся.

— Отец, — сказал он, горько усмехаясь, — говори, как есть. Хотя бы сейчас. Может быть, первый раз в жизни. Все мы здесь из-за меня. Неважно, чего я хотел, оправдываться не стану. Но в Альквалондэ я пролил кровь братьев. Я навлёк гнев Валар на всех вас. Я и буду за это отвечать. Что мне уготовано, отец? Заточение в бездне до конца времён? Вечные терзания? Я должен идти на суд? Когда?

Губы Нолофинвэ задрожали.

— Нет, — с трудом произнёс он, — нет, я не позволю! Это… Это всё из-за моего брата! Аклариквет! Не молчи! Скажи что-нибудь! Скажи, что все свалившиеся на Второй Дом Нолдор беды — вина Феанаро! Это ведь правда!

— Кому сказать? — печально усмехнулся Финдекано. — Мы все это уже слышали.

— Нет… — Нолофинвэ тяжело опёрся руками на стол. — Нет! Мы уйдём. В Средиземье! Уйдём и отомстим! Отомстим Морготу за Финвэ и Древа! Отомстим Феанаро за нас всех! Мы пойдём через льды! Мы всё преодолеем! Ненависть и жажда мести — вот маяки, которые поведут нас сквозь тьму!

Отбросив полог шатра, Нолофинвэ вышел во мрак, сверкающий падающими с неба искорками.

— Слушайте меня, Нолдор Амана! — закричал он. — Слушайте и услышьте! Нам предрекли беды, если мы пойдём за Феанаро! Но беды мы познали и здесь! И познаём снова! Отныне наш путь — это дорога мести! Отомстим, братья! За нас! За нашу кровь и слёзы! Мы отомстим Морготу! Мы отомстим предателю Феанаро Куруфинвэ, который оставил нас погибать в Благородном Амане! Швырнул нас в бездну! Бросил на растерзание разгневанных Тэлери! Мы пойдём в Средиземье и станем героями и владыками этих земель! Мы! Братья, мои, мы! Наш час настанет! Отомстим же за все пролитые слёзы! За загубленные судьбы! Отомстим! Отомстим!

***

— Может быть, стоит выйти и успокоить отца? — спросил Турукано брата, слушая пламенные речи, граничащие с безумием, доносящиеся с улицы. — Он же не в себе.

— Мне уже всё равно, — сказал Финдекано. — Я ухожу. Собираю своих воинов и отправляюсь в Средиземье. Но так как мои цели отличаются от ваших, нам не по пути. Мы будем идти порознь. И ещё. В Средиземье мы окажемся врагами. Это было бы… Грустно. Но мне уже всё равно. Что же ты молчишь, Лаурэфиндэ? Не пытаешься убить врага своего короля.

Не дождавшись ответной агрессии, Финдекано быстрым шагом вышел из шатра и столкнулся с высоким тонким Нолдо, явно не утруждавшим себя тяжёлой работой и войной.

— Принц… Финдекано? — ахнул эльф.

— Угадал. А ты кто?

— Я летописец! — с жаром произнёс Нолдо, с трудом перекрикивая пламенные речи Нолофинвэ. — Твой отец, возможно, и не во всём прав, но… Ах, да, я не представился! Я Квеннар! Я пишу историю! И… Я не позволю, я не стану писать ложь! А твой отец… Он сейчас не в себе! Но он не станет лгать! Я это знаю! Я здесь, чтобы уйти с вами. С ним! Я буду писать правду!