— Зачем ты мне это говоришь? — поднявшись, скривился Амрот.

— Затем, сын, что в глазах дориатрим мы, ушедшие с Голодрим, предатели. И Маблунг поступит так, как прикажет Тингол. А что придёт в голову этому зазнавшемуся надутому индюку, никто из нас не знает.

— Ты специально это говоришь, чтобы я отказался от бессмысленной борьбы за любовь?! — молодой эльф с силой и бессилием ударил кулаком в могучий мёртвый ствол, провёл по осыпающейся коре раскрытой ладонью. — Но я не откажусь! Я увезу Нимродель из тюрьмы-под-завесой! Я открою эту трижды проклятую белую дверь!

— Выжди время, — спокойно посоветовал Амдир, — может быть, Нолдор и Синдар ещё помирятся. А пока у тебя есть дела здесь. Я должен уехать на север: нам необходимо восстановить почтовое сообщение с Маглором и, возможно, кем-то ещё. Я не могу доверить столь важное дело кому-либо, поэтому самолично отвезу птиц и передам карты дорог. А ты будешь править этой волшебной землёй. Руководи так, чтобы до Нимродель долетели песни о твоём величии.

Амрот со вздохом закрыл глаза. Да, отец прав во всём сказанном, но как же тяжело думать о народе, когда каждый вдох отдаётся невыносимой болью в груди!

«В нарисованной чаще нельзя заблудиться,

И не съест никого нарисованный зверь.

Только веришь ты, веришь ты, веришь, что может открыться

Эта белая дверь. Эта белая-белая дверь».

***

Дверь открылась медленно, словно входивший не был уверен, в свой ли дом зашёл. Тёмные волосы, словно снег, припорошили крошечные лепестки, мелкие круглые листочки зацепились за ткань плаща. Эльф сделал медленный шаг за порог, и рисунок на ковре у входа дополнился белыми и зелёными вкраплениями.

— Теперь у нас есть ещё один дом, любовь моя, — сказал жене Орофер, неотрывно смотря на сидящего за столом сына.

— Значит, это правда. — Юный эльф, практически догнавший отца в росте, встал и самодовольно заулыбался. — У меня вопрос только один: если мы, гордые Дориатрим, верные подданные Великой Владычицы Мелиан и Достойнейшего Владыки Элу Тингола, презираем братоубийц-голодрим, почему не брезгуем занимать их оставленное жильё?

— Может быть, — мягко и устало произнёс глава семьи, заметив, что дочь тайком слушает, не решаясь выйти из комнаты, — потому что домá не виноваты в том, что оказались построены злыми эльфами? Камень не может решать, кто станет отёсывать его, дерево не выбирает лесоруба, а дичь — охотника?

— Это слова Владычицы Мелиан, — примирительно улыбнулась супруга Орофера. — Королева говорит, что нельзя осуждать того, кто лишён права выбора.

— Но мы, матушка, права выбора не лишены. — Трандуил быстрым шагом направился к дверям. — Мои друзья понимают меня, в отличие от вас, «семья»!

— В рот смотрят и поддакивают, — захихикала сестра. — А тех, кто так не делает, ты не видишь в упор!

Бросив испепеляющий взгляд на юную деву, Синда ринулся к лестнице.

— Друзья, — вздохнула супруга Орофера, — они стали нашему мальчику дороже любящих родителей!

— Мы не можем лишать сына свободы воли, — тихо сказал, садясь за стол, глава семейства. — Интересно, семья Саэроса осудила его за присвоение целого поселения? А дети военачальников? Что они сказали отцам? Неужели лучше, если все брошенные здания покроются мхом и порослью, исчезнув в кустарнике и вьюне?

— Не знаю, что лучше, — печально опустила голову эльфийка, расправляя руками кружевную салфетку. — Я просто хочу мира в моей семье. Скажи, мой любезный муж, почему Голодрим, даже покинув наши земли, продолжают сеять здесь раздор? Почему они всегда приносят войну и горе?

Орофер не ответил, потому что не хотел рассказывать о том, сколько усилий пришлось приложить, чтобы уходившие из Королевства-под-Завесой Нолдор не оставили за собой выжженную пустыню. А больше всего хотелось умолчать о том, что сам на месте аманэльдар поступил бы точно так же.

Примечание к части "Белая дверь" Аллы Пугачёвой

О чудодейственных органах

В руках ещё не возмужавшего мальчишки, извиваясь проворной змеёй, засвистела плеть.

Улыбаясь, скаля редкие крупные зубы, зеленоглазый и непривычно белокожий орк снисходительно посмотрел на горбящуюся из-за болей в пояснице мать: человеческая женщина была молодой, но уже не могла делать больше половины необходимой работы, однако, чем слабее становилась, тем больше пыталась командовать дома, гадя исподтишка.

— Я знаю, это ты постель дерьмом заляпала! — угрожающе выпучил узкие глаза юный полуорк.

«Эта женщина хочет, чтобы её старший сын убил жену, которая пытается командовать в доме, так как, в отличие от этой несчастной, здорова, — думал, наблюдая за не-едой Морготово Золотко, пытаясь вслушиваться в неразборчивое подобие разумной мысли. — А младший из детей раскрыл замысел. Скорее всего, он со временем и станет главой этого семейства».

Прячась среди горы вещей вперемешку с мусором, в том числе и гниющим, валяющимся прямо в коридоре, ведущем на кухню, дракон, выросший в длину уже до размеров входной двери, оставался незаметным между одеждой, посудой, объедками, обломками и, кажется, мёртвыми младенцами.

«Не-еда» вела себя странно. Морготово Золотко пытался понять, почему эти вертикально ходящие существа поступают так, а не иначе, и пока не находил объяснений. Живя в тёплой тихой пещере с мягкой большой и уютной сестрой, на которую можно забраться и с наслаждением устроиться на упругих боках, ящер не видел ничего привлекательного в постоянной ругани, драках, порче собственных вещей и сношении с теми, кто противен во всё остальное время.

— Я тебя родила! — закричала в ответ на побои сына мать.

Когда-то эта женщина была сильнее ребёнка, и помнила себя именно такой, однако время, болезни и тяжёлый труд сделали тело немощным, и сейчас терпевший унижения и избиения подросщий полуорк понял: настал его час отомстить.

Дракон вспомнил, как совсем ещё недавно видел дома, где жили только «самки», а редкие детёныши-самцы были трусливые и жалкие, трясущиеся при виде матерей. Но теперь подрастали младшие сыновья, которые сначала вызывали умиление у деспотичных вдов, оставшихся без железного контроля мужей, на третьих, четвёртых и так далее младенцев просто не оставалось сил после убийственного воспитания старших.

Не переносившие друг друга невестки, золовки, матери и дочери порой тайком убивали детей друг друга, поэтому доходящее до абсурдного желание уберечь милых малышей создавало из орчат и полулюдей чудовищ, ненавидевших тех, кто их опекал, заботливо избивая до полусмерти за попытку выйти из запертой комнаты в опасную кухню, после чего неизменно следовали объятия, поцелуи, слишком горячие для материнских. Лишённые «мужнего молота» женщины легко возбуждались от любых ласк и, не имея возможности выплеснуть страсть, жестоко отыгрывались на более слабой, но не миленькой родне.

Запоминая без понимания поведение и мысли «не-еды», Золотко ждал, что будет дальше, рассчитывая в суматохе стащить из этого дома что-нибудь интересное или вкусное. Возможно, даже в подарок сестре.

Неожиданно в мусорной куче прямо рядом с притаившимся драконом один из трупов оказался живым. Тощая грязная рука в запёкшейся крови вцепилась рептилии в хвост, и ящер от неожиданности выпрыгнул из укрытия.

Увидев в своём доме чудовище, жители подняли крик и вой, юный полуорк толкнул мать в сторону дракона, вопя:

— Жри её! Сожри её, тварь ползучая, под хвост поиметая! Её жри! Понял?! Её!

Увернувшись от упавшей в кучу мусора изрыгающей проклятья не-еды, дракон, развеселившись от наблюдения за перепуганными существами, ринулся к окну, куда сиганул, спасаясь от кровожадного чудовища, малец с плетью.

***

Мусорная куча, мутная вонючая лужа, размытая дорога, заросли низкого колючего кустарника, снова дорога, только на этот раз выложенная крупными булыжниками, кто-то спящий на траве или, может быть, мёртвый; разбросанный мусор, низкий забор, огород, несколько деревьев, покосившаяся изгородь, дорога, лужа…