— Надеюсь, — прошептал он, взяв ладонь супруги и приложив к ране на груди, — никто не подумает, что мне плохо и не придёт на помощь.
— Я хочу продолжать, — прошептала счастливая аданет, — я не наигралась.
— Предложи ему, — Брегор многозначительно указал глазами вниз. — Думаю, он поддержит твою затею.
Мельдир рассмеялась, вопросительно запустила руки под сорочку и получила безоговорочное согласие.
Шанс для Мелиан
На границе Завесы вечная иллюзорная сиреневая весна соприкасалась с настоящей погодой — белой холодной зимой.
Рассмеявшись, Лутиэн закружилась, синее мерцающее платье взлетело, затрепетало лепестками на ветру, и в следующее мгновение дориатская принцесса оказалась по ту сторону защитного купола, созданного королевой Мелиан. Налетевшая пурга захватила хрупкую сверкающую фигуру, и Даэрон собрался броситься за любимой, но вдруг Завеса дрогнула, и Лутиэн бросилась в объятия менестреля, холодная, словно мертвец.
— Согрей меня, — прошептала она, смеясь, — почувствуй себя нужным. Ты ведь об этом мечтаешь?
— Ты нарочно выходила мёрзнуть? — зачем-то спросил Даэрон, распахивая рубашку и прижимая любимую к обнажённому телу.
— Да, — просто ответила Лутиэн, — не понимаю, зачем мама защищает Дориат от зимы. Когда холодно, эльфы становятся нужнее друг другу.
— Ты всегда нужна мне, — прошептал, чувствуя, как под ногами пропадает опора, менестрель. — Но я уже смирился и больше не жду взаимности.
— Я могла бы согреться без твоей помощи, — принцесса не отстранялась, однако эльф ощутил, как снова рвётся едва возникшая связь сердец. — Но я здесь, в твоих объятиях. Мама говорит, что нельзя создать ничего великого в одиночестве — нужно соединить два в одно целое. Во мне и так две половинки, Даэрон. Я — Айну и эльф одновременно, но никогда не чувствовала себя целой. Во мне нет гармонии единства. Наверное, это искажение Арды, и ничего с этим не поделать.
— И ты чувствуешь себя целой, когда я рядом?
Задав вопрос, Даэрон сразу же пожалел об этом, потому что знал ответ.
Лутиэн не засмеялась и ничего не сказала, а лишь вспорхнула птахой и поманила менестреля за собой вдоль волшебной границы весны и зимы. Белый и лиловый бесконечно стремились друг к другу — невозвратное прошлое, сохранённое магией и иллюзией, и смертоносное настоящее — они не могли соединиться, разделённые несокрушимой Завесой, исчезновение которой грозило неминуемой гибелью для обоих.
— Маблунг! — позвала Лутиэн стража границы, зная, что воин занят патрулированием территории поблизости. — Что за вести прилетели из опасных земель? Почему Саэрос снова готовился проявить свои худшие качества?
Появившись словно из воздуха, эльф откинул капюшон тёплого плаща и поклонился.
— Мне казалось, советнику не нужно для этого готовиться. Он всегда занят демонстрацией своих исключительных талантов, — заулыбался Маблунг, пожимая руку менестреля. — Однако ты права, принцесса. Мне нельзя об этом говорить, но ведь у нас друг от друга тайн нет.
— Я видела сон, — загадочно произнесла Лутиэн, — и в нём был мой давний друг.
***
Грёза обняла мягким одеялом, укутала и согрела, но ощущалась слишком призрачно, чтобы спутать с реальностью. Лутиэн словно парила над землёй, однако не слишком высоко, понимала — хроа эльфийки, что нельзя отделить от феа Айну, тянет её вниз, поэтому лететь получается только на уровне жилищ белок, однако и оттуда открывался прекрасный вид на иллюзорно-живой лес и кристально-чистую речушку. Возможно, воды в ней нет, однако если зайти, покажется, будто купаешься.
Птицей певчею пронзая в вышине
Синеву,
Я летала безмятежно, как во сне,
Наяву.
Не боялась ни запретов, ни угроз
На земле,
Гордо возносилась над ковром из роз
Всё смелей!
Сколько видно чудес
С высоты, с высоты!
Но дороже небес
Мне земля, где есть ты.
Дориатская принцесса не видела никого рядом с собой, однако слышала пение самой Арды, одну из её неисчислимых Тем, и знала — это музыка скорой встречи с давним знакомым. Или другом?
Не говори мне так, зачем ты так со мной?
Любовь недолгая? Мечта невечная?
Глаза закрыв, в смятении слышу голос твой:
«Я — птица гордая, я — птица певчая!»
И отпускаю тебя.
Лутиэн чувствовала: окружающие Дориат тепло и нега — фальшивка. Однако фальшивка ценная, поэтому тщательно хранимая.
Почему-то среди сладкого полусна вспомнился дядя Эол, говоривший о Битве за Белерианд, тогда ещё не именовавшейся Первой, поскольку то сражение являлось единственным.
«Видишь, девочка, — перемазанный в саже и чём-то ещё ужасающего вида родич указал на огромную наковальню, — это наша земля. На ней есть заготовки из разных металлов. Те, что чистые и благородные, могут лежать тут, сколько мне угодно, и им ничего не будет. Потом я, разумеется, возьму молот и расплющу эту кучу драгоценного дерьма, чтобы переделать по-своему, но даже после такого вероломства золото останется золотом, а чистая сталь — чистой сталью. Но тут ещё валяется вот эта лишь на первый взгляд красивая куча помёта, которую некоторые величают серебром. Это не серебро, девочка, это орочьи испражения, которые даже трогать необязательно — сгниют сами».
Дядя намекал на род Денетора и подданных Эльвэ, и теперь Лутиэн чувствовала: слова Эола были правдивы. Пока ещё не произошло ничего плохого, но Тема распада уже играет. Тихо. Далеко. Она не обрела формы и содержания, но уже живёт и набирает силу.
Как взмах кузнечного молота дяди. Как его торжествующий смех.
Что с тобой случилось, милый друг,
Ты устал?
Отчего пугает тебя вдруг
Высота?
Сколько видно чудес
С высоты, с высоты!
Но дороже небес
Мне земля, где есть ты.
Не отпускай меня, мне сладок этот плен!
Ты птица нежная, как песня вешняя.
Высот не нужно мне, любви твоей взамен!
Я — даль безбрежная, я — птица певчая,
Но не могу без тебя…
Сиреневая, бордовая, лиловая, чёрная и зелёная листва закружилась в танце, смешиваясь с осыпавшимися с небесного купола искрами.
«На всё воля Эру, Финрод. Нам пора прощаться».
«Увы, это так».
«На всё воля Творца. И немного — наша собственная. Может быть, ещё увидимся. А пока прощай».
Грёза рассеялась, и Лутиэн поняла — воля Эру снова привела забавно-язвительного, но поразительно доброго эльфа из земли Валар во владения Майэ. Нельзя упустить возможность встретиться!
***
Маблунг напрягся. Новое появление в пределах видимости валинорских пришельцев и их потомков и слуг заставило вспомнить о пророчестве, а значит — опять задуматься о правильности выбора пути. Утешало и успокаивало лишь то, что сейчас никто не собирался звать Дориат на войну.
— Для Даэрона появится много работы, — натянуто улыбнулся страж. — Вблизи наших границ снова говорят на чужом языке.
— Ты ведь не заметил, что я нарушаю безопасные пределы, правда? — принцесса подмигнула воину и обернулась на менестреля. — Я могу оплести чарами Белега и взять его в качестве заложника. Ох, прости, я имела в виду — защитника.
— В этом нет смысла, — взгляд Маблунга странно изменился, — любой твой защитник неминуемо становится пленником, а потом и рабом. И не желает быть спасённым.
Глаза Даэрона вдруг ожили, перестали выглядеть мутными пуговицами, словно у пьяницы-гнома. Из зелеговатой глубины вырвалось пламя ревности.
— Надеюсь, — срывающимся голосом выдавил из себя менестрель, — ты хорошо следишь за отсутствием берёз во владениях короля Тингола!
Потеряв от изумления дар речи, Лутиэн переглянулась с Маблунгом, и вдруг они оба — принцесса и воин — от души рассмеялись. Не зная, куда себя деть от стыда, Даэрон покраснел, опустил голову и начал бормотать что-то вроде извинений и оправданий, будто его неправильно поняли.
— Всё в порядке, — отмахнулся страж, — берёзы надёжно изолированы от нас, или мы от берёз, поэтому волноваться ни тебе, ни королю не о чем.