Воткнутые в землю белые знамёна с Сильмарилями всколыхнул налетевший ветер, алые звёздные флаги смешали с пропитанной кровью землёй.

Асталион остался сидеть один, его собратьев грубо подняли, израненные эльфы сдавленно застонали.

— Я, Шипастый Молот, — крикнул, поднимая над головой копьё, орочий военачальник с вычеканенными на нагруднике Сильмарилями, — объявляю бой за право обладания эльфийским сокровищем! И мой удар первый!

Копьё впилось в привязанную над головой пленника ладонь. Эльф дёрнулся, рука, пришитая к стволу рванулась вниз, ещё раз, ещё, отчаянно пытаясь освободиться.

— Моя мишень проживёт до-о-олго! — расхохотался Шипастый Молот. — Что насчёт твоей, вояка?

Не в состоянии больше смотреть на муки собратьев, Асталион зажмурился, из последних сил стараясь не заплакать.

***

Тянущая, притупившаяся, видимо от каких-то снадобий, боль, словно нехотя, вытащила из холодной тьмы на обжигающий оранжевый свет. Пламя… Языки закружились, заплясали, голова стала тяжёлой, к горлу подступила тошнота, и рванувший грудь кашель спровоцировал ослепляющую вспышку боли в пробитом сталью плече.

Сжав зубы, чтобы сдержать стон и не позволить себя ничем поить, надеясь быстрее умереть от ран, Нельяфинвэ попытался вырваться из крепко держащих его рук, но боль снова рванула плечо, лишила сил, и в горло залили что-то жгучее. Часть удалось выплюнуть, и тяжёлый удар по сломанному носу едва не лишил сознания, но в лицо брызнули холодным, и, содрогнувшись, Нельяфинвэ открыл слезящиеся глаза. В размазавшемся крутящемся мире не было видно силуэтов, значит, пристального внимания, наверно, нет. Всё ещё не чувствуя стянутую промокшими бинтами левую руку, Феаноринг с огромным трудом согнул в локте правую, стараясь меньше тревожить рану, поднёс запястье к лицу, стиснул зубы, прокусив вену, и снова бессильно уронил руку, молча умоляя Эру, чтобы все получилось, но опять голову взорвала вспышка боли от удара в нос. В плечи впились пальцы, тело тряхнули, подняли и швырнули на бок, заводя руки за спину и стягивая их верёвкой. Мощный пинок в живот окончательно лишил сил, и чей-то голос рявкнул:

— Открой глаза, король, посмотри, что с твоим народом!

Нельяфинвэ специально зажмурился, со страхом и надеждой на смерть ожидая новых ударов, но их не последовало. И, похоже, начало действовать влитое в глотку снадобье: боль расцепила стальные когти, оставив лишь полное бессилие.

Мир вокруг снова существовал, не был переполнен муками, и стали слышны стоны, хохот, крики и глухие удары о дерево.

***

— Телегу сколотили? — крикнул орк прямо над ухом Асталиона. — Быстрее! Возвращаться надо!

— Твой король пришёл в себя, — с насмешкой плюнул эльфу в лицо Острый Меч, поднимая пленника на ноги за волосы, едва не сорвав скальп. — Пошли, поздороваешься. Вернее, попрощаешься.

Стоны и вскрики, доносившиеся с места соревнования за меч эльфийского короля, вдруг оборвались, и торжествующий возглас Шипастого Молота вышиб дыхание. Асталион почувствовал, что не держат ноги, земля заходила ходуном, и мучитель снова вздёрнул его за волосы.

— Вот твой король! — хохотнул орк, указывая на бессильно лежащего на расстеленном плаще окровавленного полураздетого и связанного Майтимо. — Разрешаю сказать последнее слово! — зло усмехнулся Острый Меч, перекрикивая отчаянный, рвущий душу стон второй умирающей «мишени».

Асталион посмотрел в глаза своего друга.

— Зря я пошёл за тобой, король Нельяфинвэ, — выдавил слова воин, и орк расхохотался:

— Я всегда знал, что эльфы слабаки! Чуть прижмёшь, сразу начинают жалеть себя! Ну что, тупицы, сколотили телегу?

Майтимо с огромным трудом держал глаза открытыми и всё равно практически ничего не видел. Зато прекрасно слышал и понимал. И от сказанных слов стало невыносимо больно.

***

— Я долго решал, что сделать с тобой, эльф, — оскалился Острый Меч, швыряя Асталиона на землю и надавливая ногой на грудь. — Я не имею права позорить войско Владыки, но зато с огромной радостью опозорю твоё. К тому же, — ступня в кованом ботинке нажала сильнее, — ты сам показал, кто ты есть. Эй, мальцы! — хохоча, крикнул орк своим воинам. — Воткните в землю три копья! Остриями вверх! Устойчиво!

Наблюдая за исполняющими приказ бойцами, Острый Меч пинком перевернул Асталиона на живот, крепко стянул руки за спиной, связал лодыжки и спустил до колен штаны. Снова опрокинув эльфа на спину, орк торжествующе воскликнул:

— Жил девкой, девкой и сдохнешь!

Оттянув плоть, орк отсёк кинжалом то, что по его мнению делает мужчину мужчиной, прижёг факелом рану, чтобы не дать эльфу умереть от кровопотери, а потом, наслаждаясь леденящими душу криками боли, проделал между ног своего пленника недостающую дыру, вогнав остриё по самую рукоять.

— Вот теперь всё, как надо! — расхохотался Острый Меч, легко поднял с земли умирающего от боли Нолдо и насадил животом на воткнутые в землю копья. — Это будет подарок тем, кто придёт осматривать место «переговоров»!

Орк уже давился от смеха, его воины кричали, прославляя своего командира, но бойцы с Сильмарилями на доспехах реагировали очень сдержанно, занимаясь погрузкой на наскоро сколоченную телегу обессилевшего от ран пленного короля.

Скоро все выжившие после «переговоров» воины Моргота тронулись в обратный путь. Они шли с победой, зная, что дома ждёт награда, оставив для побеждённых сотни их мертвых собратьев и всё ещё дергающееся на копьях тело.

Покидая Митрим

Туман, опустившийся на Митрим, смешался с уже привычным дымом погребальных костров, но, смотря на угасающее пламя, эльфы вздыхали с облегчением: если орки не нападут снова, мертвецов больше не будет — умер последний тяжелораненый.

— Когда закончилась Битва Трёх Армий, как её называл король Денетор, — вдруг улыбнулся Амдир, смотря на разлетающийся с дымом прах, — и война считалась выигранной, а мы, простые вояки, думали, что Северный… Кхм… Чудила нам более не опасен… — воин улыбнулся ещё шире. — Пока Мелиан не начала всех пугать угрозой с севера, и не создала свою завесу, мы были уверены, что наступило всеобщее счастье. И кто его обеспечил? То-то же!

Линдиро покачал головой. Дориатский военачальник говорил непривычно, но понять его было легко.

— А пока Мелиан не сделала завесу и не заперла в ней народ Эльвэ, мы, победители, вместе смеялись и плакали. Ты знаешь, Линдир, кто такие наугрим?

Сын Асталиона задумался. Если речь о творениях Вала Ауле… Конечно, он о них слышал, хоть и не видел никогда.

— Это такие забавные низкорослые ребята, — Амдир показал рукой примерный рост наугрим, приложив ребро ладони к поясу, — у них на лицах волос порой больше, чем на затылках. И все их мысли только о богатстве и женщинах. А если нет женщин… Ладно, не будем о грустном. И вот однажды просыпаемся мы все такие победители, спящие вповалку, и понимаем, что на поле боя полно мёртвых, и с ними надо что-то делать. И наугрим посоветовали погрузить тела на плоты, поджечь и пустить по реке. После немалого количества пойла, эта мысль нам всем очень понравилась, и нравилась ровно до тех пор, пока жители селения, находившегося ниже по течению, не нашли нас и не объяснили очень доходчиво, что им не нравится, когда к ним во время рыбалки приплывает… Думаю, ты понял.

Линдиро понял. И даже улыбнулся в ответ, несмотря на дурные предчувствия.

Всё уже было готово, настала пора покидать Митрим. Прибывшие с севера Амбаруссар ни с кем не разговаривали: Питьяфинвэ только иногда выходил из палатки, пытался командовать, то и дело срываясь на грань истерики, а Тэлуфинвэ тенью следовал за братом, не поднимая глаз. Близнецы стали совсем не похожи, и дело не в разной длине волос…

— Мы должны уходить в эту часть леса! — тыкал пальцем в смятую карту Питьяфинвэ, его руки тряслись. — Здесь и встретим остальных!

Его слушали лишь для вида.

— А ещё важно всем знать! Тэлуфинвэ снова принц, он член королевского рода, и обращаться к нему следует со всеми полагающимися почестями!