Баранор закашлялся, однако быстро взял себя в руки. Пятеро молодых бойцов нашли прекрасное место для исполнения задумки: на перекрёстке трёх больших дорог, ведущих от шахт к кузницам и крупным поселениям, где всё чаще звучали марши, расположились четыре таверны и два десятка домов, где часто останавливались не только рабочие, но и воины.

«Никогда не говорите, что сами видели свободные светлые города! — гласило руководство к действию. — От вас должны слышать, будто кто-то рассказывал, как привольно за горами, и надо объединиться и уйти из тьмы. Вы же должны говорить, что сами в такой бред не верите».

— Глупости эти все наставления! — авторитетно заявил Хатол, когда молодые разведчики ушли достаточно далеко от укрытия, где остались старшие. — Я всё продумал. Бельдир должна прийти вечером в таверну, где я работаю, притворившись моей женой, и подмешать в соль тот порошок, который её научила готовить ведьма эльфийская. Потом она пойдёт к тебе, Баранор, с тем же предлогом — помочь мужу. Когда все эти вояки, что тут третий день торчат, начнут засыпать, я подаю сигнал, мы пятеро выбегаем на улицу, заколачиваем двери и поджигаем. Вы сами видели — орки никак не заботятся о спасении в случае пожара, поэтому запертая дверь для них конец.

— Эй, ты! — вдруг послышались голоса со стороны таверен. — Жёлтый! Ну-к иди сюда! Ты вчера языком что-то молол, грят, смуту подымаешь! Хочешь и других работников честных смутить?!

— Беги, — шепнул Баранор, и когда сын Магора бросился наутёк в направлении, противоположном укрытию, сделал вид, будто погнался: — Стой! Вот кто, значит, предатель, драная дырка! Вот кто драная дырка!

— Стручок оторву и в зад затолкаю! — орал какой-то орк, тоже погнавшийся за Хатолом вместе с вышедшими из таверны полулюдьми.

Возможно, он совсем не знал предмета спора, но это было несущественно — главное, показать, что он со всеми заодно! А ещё можно будет подраться.

Показательно запыхавшись и прекратив погоню, Баранор вернулся к оставленным соратникам:

— На работу пора. А этот дырявый пусть сдохнет! Драная дырка!

— Он грит, — начал стучать на Хатола ещё один пришедший со стороны таверны орк, — стручок дёрганый, будто батя его оттуда, из-за гор, воевал там, что этот жёлтый сам всё видел, как там жрачка прям на дороге растёт, и баба любая ноги раздвигает! Типа, наш владыка нас туда специально не пускает, чтоб мы не сдристнули.

— Тоже слышал об этом, — внук Беора кивнул, почёсывая пах, — но чёт не верю. Драная дырка какая-то.

— Жрать чё у нас и тут есть, — важно поддакнул его приятель, и разведчики пошли к тавернам, прилагая огромные усилия, чтобы не оглядываться на убежавшего Хатола.

Вечер был очень холодным — приближалась зима. Оставаться в землях Моргота в период лютых морозов никому не хотелось, поэтому скоро предстояло кинуть жребий и узнать, кто продолжит сеять смуту и страх быть внезапно убитым на дороге, а кто вернётся домой и отдохнёт от войны.

— Надо всё равно воплотить наш план, — сказал Баранору соратник. — Мы и без Хатола справимся. Только представьте — упустим сейчас возможность уничтожить сразу трёх командиров и их дружков, потом шанс не выпадет.

Не веря, что можно больше никогда не увидеть соратника, юноши кивнули друг другу. Да, всё обязательно получится, а храбрый парень из Тёмной Земли просто не может погибнуть вот так глупо в Земле Тьмы. Не может!

***

Руки непростительно дрожали, а глаза слезились. Бельдир чувствовала страх, как никогда в жизни. Сейчас все самые ужасные моменты прошлого казались сущей ерундой.

Когда кузен ушёл с разведчиками на север, юная внучка Беора родила сына и, занимаясь ребёнком, училась эльфийской медицине.

Знахарка Митриэль пугала Бельдир, всем своим поведением вызывая ощущение ничтожности любого живого существа в умудрённых годами и жестоких безумием глазах калеки. Однако сейчас, вдали от света и тепла, среди опасных дикарей, живущих в грязи и взаимной ненависти, все прошлые трудности выглядели до обидного легко разрешимыми. Почему же раньше эти мелочи казались значимыми?

Повторить внешний вид жительниц Дор-Даэделот было сейчас необходимым: жёны орков и остальных алкарим всегда стараются выглядеть соблазнительно: для мужа — чтобы не смотрел на сторону, а для остальных — на всякий случай.

Взбитые и склеенные при помощи местного пойла волосы торчали в разные стороны, яркие губы, щёки и полосы вокруг глаз, продлённые на виски почти до линии волос, смотрелись совершенно чудовищно, и Бельдир подумала, что настолько плохо не выглядела никогда в жизни.

«Ни при каких обстоятельствах не смейтесь и не улыбайтесь широко, если рядом морготовы рабы! — наставляли знахарки будущих разведчиков. — И не потому, что Дор-Даэделот — земля скорби! Забудьте эти летописные глупости! В Дор-Даэделот ни у кого нет здоровых зубов! Вы выдадите себя, если раскроете рты! В любом смысле этого выражения».

— Хорошо, что теперь я уродина, — Бельдир улыбнулась отражению, не размыкая губ. — Надеюсь, никаким тварям я тоже не понравлюсь, даже несмотря на то, что их самки всегда так рядятся.

Взяв всё то, приготовлению чего заботливо и с любовью научила жуткая эльфийка-калека, юная разведчица осторожно вышла из спрятанного в скале укрытия.

***

Трое пьяных воинов-орков бодро шагали по дороге, оря что-то несвязное. До цели им было ещё далеко, они понимали — не успеют в срок, за что получат от горящих гадов, но сейчас бойцы Моргота были слишком пьяны, чтобы бояться, поэтому среди неразборчивых воплей и хохота порой слышалась ругань в адрес командиров-Балрогов.

Вдруг один из орков резко остановился, ошарашенно посмотрел на собратьев и рухнул на мёрзлые камни.

— Э! — попытался тормошить его приятель, но тоже упал.

Третий воин, решив, что ему без разницы, какая драная дырка тут происходит, бросился наутёк.

Из морозного полумрака на мгновение показалась тёмная фигура, вспыхнул огонёк, а потом на двух лежавших без движения телах загорелась одежда.

И фигура снова исчезла среди чёрных валунов.

The Two Taverns

Верить в то, что всё закончится вот так, разум отказывался. В голове всё настойчивее стучал вопрос без ответа:

«Создатель Эру! Почему я не эльф?! Почему не могу не уставать?!»

С горьким сожалением вспоминая, как Старшие могли бегать чуть ли не сутки напролёт, Хатол, надеясь только на то, что вот-вот откроется второе дыхание, перепрыгивал через камни и ямы, скользил по замерзшим лужам, не каждый раз успевая уворачиваться от летевших вслед булыжников и, иногда, ножей. Перед глазами становилось всё темнее, чёткость зрения падала от усталости, и ещё больнее ранило знание — орки хорошо видят ночью.

Вопли позади становились то громче, то тише, однако не прекращались, а это означало, что появление подмоги было лишь вопросом времени.

Перепрыгнув очередную канаву и едва не подвернув ногу, Хатол увидел далеко впереди дома, в окнах которых горел свет. Решив, что терять нечего, юный сын Магора ринулся в сторону поселения.

***

— Не моя забота — кто там бьёт кого-то.

Наплевать, конечно, кто там, где убит.

Ах, мама родила ты сына без охоты,

Потому что сын твой — пьяница, бандит.

Под кошмарные звуки песни, которая на удивление была складной — видимо, сочинили на востоке, Бельдир остановилась перед дверью таверны и, собравшись с духом, открыла дверь.

Где воняло хуже, сказать однозначно было невозможно, однако смрад от тлеющих мусорных куч снаружи был всё же привычнее, нежели вонь полусотни немытых тел, смешавшийся с пойлом, куревом и плохо приготовленной едой. Радовало одно — в холоде запасы не протухали, и в таверне хотя бы не стоял запах гниющего в подвале мяса, которое, не моргнув глазом жарили и подавали на стол с грибным отваром.

— Я возьму обманом города, измором! — голосили воины, часть из которых были в доспехах и при оружии. — Буду бить, калечить, вешать и стрелять,

Буду одобрять я всячески погромы,