—Эдайн пришлось бежать, спасаться, и с тех пор долго не знали мы покоя. И вот, наконец, мы пришли на новую благую землю и нарекли её Ладрос в память о земле наших предков.
— А потом явится Моргот и снова молотом долбанёт так, что бежать придётся? — спросил с насмешкой в светло-карих самый старший ученик — пекарь, отец которого хотел приблизиться к вождю и всячески демонстрировал своё ему почтение.
— Не явится, — подхватил удобную тему Берен. — Потому что Брегор, сын Боромира следит за безопасностью границ. Каждый мужчина обязан быть доблестным защитником своей земли, своего Ладроса. Поэтому каждый должен служить в пограничных войсках. Наши предки не были готовы к войне и потеряли всё. Но мы не потеряем.
***
Финдарато поднял бокал, благодарно улыбнулся Эдрахилю, а потом посмотрел на Эльдалотэ:
— Ты ведь сама не веришь, моя драгоценная леди, что мы знаем истинную историю? Сомневаешься: что, если нам врали Валар, наши родители и учителя? Ты ведь понимаешь, зачем это делается, поэтому ничего у меня не спросишь?
— Ошибаешься, король, — эльфийка погладила перо. — Спрошу. Ты уверен, что Фиримару по-прежнему нужен вождь Брегор? Его родной сын ещё ребёнок, не сможет заменить отца на троне, а приёмный…
— Да, — непонятно с чем согласился король. — А приёмный…
Начало нового конца света
— По дороге в закат
Есть долина одна,
Где убитые спят,
И больная луна
Там танцует смешно
Танец дикий, как бред,
Тех, кто умер давно,
Вызывая на свет.
Так приходи же к нам
По чужим следам,
Выпей, коль с живыми не пьётся!
На пороге сна
Сказка лишь одна:
Что живому луна —
То мёртвому солнце.
Вечерний полумрак осени опустился холодной туманной пеленой на фиримарское кладбище, полностью скрыв низкие холмики и плиты, оставив видимыми лишь высокие надгробия зажиточных людей, либо самодельные скульптуры мастеров, заранее подготовивших себе памятники, или тех, чьи потомки сделали для родичей последние дары.
Золотоволосый менестрель Ненарион, тихо напевавший пугающую балладу в доме смотрителя, самозабвенно обнимал маленькую чёрную лиру с простым кривоватым узором.
— И почти из засады
Навстречу луне
Поднимаются всадники
В тусклой броне.
Их разбиты гербы,
И не видно венцов,
И скользит свет луны
Над толпой мертвецов.
Так приходи же к нам
По чужим следам,
Если жить причин не осталось!
На пороге сна
Песня лишь одна:
Что живому печаль —
То мёртвому радость.
Склонившийся над чертежами Гельмир покачал головой. Кладбище росло, бессмертный архитектор уже смирился с причиной этого явления, но по-прежнему вызывала недовольство необходимость подстраивать внешний вид ограждения, беседок и арок под меняющееся число могил. По изначальной идее на витом кованом заборе должно было располагаться ровно столько крючков для фонариков, сколько людей здесь похоронено. В память о женщинах светились стальные цветы в ладонях, для мужчин же предназначались ажурные чаши. Постепенно появились звёздочки для детей; разные узоры для замужних, незамужних, вдовствующих, бездетных — всех стали поминать по-разному, и несчастный забор пришлось полностью переделывать, а с ним и скамейки, выполненные с таким же орнаментом. Теперь решили отдельно хоронить преступников, и в результате кладбище слишком приблизилось к реке. Как именно укрепить берег, чтобы что не надо не уплыло весной или после сильного дождя, и предстояло придумать Гельмиру. Однако разговоры шли совсем не о деле.
— Постоянно слышу от приходящих сюда, что после смерти духу хорошо, — задумчиво произносил слова по отдельности новый главный смотритель — пока что молодой и в своём уме. — Мол, тело человеческое Моргот исказил, поэтому неискажённый дух в нём страдает. Утешение, наверно, для кого-то. Но мне каждый раз хочется сказать этим людям, что они безмозглые.
Гельмир не собирался поддерживать подобные беседы, поэтому просто покачал головой. Ненарион продолжал напевать:
— И пронзает луну
Мёртвых воинов взгляд,
Тихой смерти струну
Они слышат и спят.
Ветви чёрные гнутся,
И стонет вода,
Только им не проснуться,
Увы, никогда.
Так приходи же к нам
По чужим следам,
Прорасти в пути в бесконечность!
На пороге сна
Правда лишь одна:
Что живому обман —
То мёртвому вечность!
В сумраке только начавшейся ночи стихли голоса на улице, тишину не нарушало даже уханье сов, но внезапно послышались громкие шаги по деревянному крыльцу, напугав до дрожи.
— Если это опять… — начал было ругаться смотритель, но дверь вдруг бесцеремонно распахнулась, и на пороге появился… — Не может быть! — воскликнул главный по могилам. — Бреголас! Какими судьбами! Я думал, это опять чей-то последний приют обокрали или испортили.
— А где… — полуэльф огляделся, потом понимающе кивнул в сторону кладбища. — Ну да, старик свой пост сдал, вижу. А ты-то как здесь оказался, Торгор? Я домой заехал, но там какие-то чужие люди, решил другое жильё купить. У меня ж трое детей, им нужно каждому своё. Может, посоветуешь что?
Подняв голову от чертежей, Гельмир удивлённо спросил:
— А вождь посоветовать не может?
Бреголас отмахнулся. В блёклом свете холодных фонарей, развешенных в доме, лицо перэльда казалось совсем юным, в чёрных, небрежно обрезанных волосах не блестела седина.
— Я выпить принёс, — сказал приёмный сын Брегора. — В Поющей Долине отвратительный виноград, не представляю, на кой ляд его там растят, но это их дело. Я купил привозное, и оно недурно. В общем, я тут ненадолго, а вот жену и детей оставлю. Мы во всей этой маглоровской долине одни люди оказались! Тяжко. Нет, мне в самый раз, я там нашёл, с кем дела делать, а Соловушке моей сложно, поговорить даже не с кем, подружек не найти. Да и дети как расти будут? Изгоями? — Бреголас по-хозяйски сел за стол, поставил бутыль, встал, сам нашёл в шкафчике у окна стаканы, сдул пыль и наполнил. — Закусить есть? Я принёс. Это не помёт, это грибные лепёшки.
Коротко, с насмешкой взглянув на сморщившего нос друга, Ненарион первым опустошил стакан.
— А, знаю этот сорт! — улыбнулся менестрель. — Это в Ногрод возят ворованные с дориатской границы дикие яблоки и смешивают с зелёным виноградом и мёдом. Странное пойло, но мне нравится. Наливай.
— Так что ты тут делаешь, Торгор? — спросил полуэльф, изучающе осматриваясь. — Я наслышан, что если долго где-то не был, то надо идти на кладбище, чтоб повидаться со старыми знакомыми, но тебя я здесь, да ещё и в таком качестве, увидеть был не готов.
Главный могильщик скривился, выпил.
— Знаешь, Брег, — заговорил он неохотно, — я всегда думал, что мне по жизни везёт. Я родился и рос в урожайные года, никаких засух и падёжей скота, родители до сих пор живы-здоровы, сёстры-братья тоже. Не бедствовали, хоть и не богатели. Нормально жили. И говорили мне вот просто все: не лезь на гору, коль не родился козлом.
Комната заполнилась смехом, Бреголас достал эльфийский кинжал с восьмиконечной звездой, начал нарезать им хлеб, принесённый молчаливой женщиной, прячущей глаза.
— А я полез, понимаешь? — прямо посмотрел на полуэльфа Торгор. — Связался с дочкой вождя, поехал в осадный лагерь… Вот чего мне здесь не хватало, а?
— Я знаю, что Брегиль за другого вышла, — с пониманием произнёс приёмный сын фиримарского вождя. — Но ты ж вроде тоже устроился.
— Да! Мне повезло. Представь: приезжаю я домой, и тут мне говорят, что закон о десятилетней службе в армии скоро примут, но он не коснётся тех, кто уже служил. Правда, на этом моя удача закончилась. Так как я обидел дочь вождя и сбежал с фронта, у меня осталось два пути: рыть могилы или казнить и допрашивать. Естественно, я выбрал копать!
— Твоя жена ведь — дочь палача? — осторожно уточнил Ненарион, допивая очередной стакан.
— Да, могильщики и тюремщики — одна семья.
