— Я хочу игры, — с укором пропела нежным голоском дочь лорда Турукано, — пусть темп и ритм меняется, бросая мне вызов, заставляя подстраиваться, разгадывать, фантазировать, подчиняться! Моя воля сейчас в твоих руках, Эгалмот, она в плену твоей флейты, так будь хозяином положения! Будь господином, который приказывает подчиняться, не установив правила. Будь жесток и несправедлив в своей музыке, заставляя меня танцевать, не зная, какая мелодия заиграет в следующий миг!

С ужасом и стыдом думая, что у него есть невеста, менестрель снова поправил рубашку и, выровняв дыхание, всё-таки справился с собой. Судорожно соображая, что в Арде жестокое и переменчивое, эльф подумал о Великом Море. Представив волны, которыми играет ветер, крепко зажмурившись, Эгалмот начал творить мелодию, неожиданно даже для самого себя меняя шторм на штиль, бриз на ураган, пенные барашки на способные рушить города валуны. Иттариэль подчинялась музыке, отдавая себя танцу без остатка, менестрель не видел этого, но чувствовал, слышал в смехе и вздохах, шорохе ткани и касаниях туфелек пола. Приоткрыв глаза, эльф увидел золотой вихрь, взмывающий вверх, словно лучи Анора среди белого платья облаков, серебряные молнии сверкали бесчисленными вспышками в мириадах отражений, и эта дивная красота всецело подчинялась флейте в подрагивающих руках музыканта.

— Ты гений! — выдохнула Иттариэль, медленно опускаясь на пол.

Грудь эльфийки часто вздымалась, золотые локоны упали на лицо и плечи, синие сияющие дивным светом глаза смотрели восхищённо. Эгалмот снова покраснел.

— Я обещала тёте прогулку, — весело улыбнулась Иттариэль, — когда вернусь, продолжим.

Менестрель кивнул, не зная, хочет остаться или сбежать как можно дальше. Может быть, найти для леди другого музыканта? Представив на своём месте удачливого конкурента, Эгалмот навсегда отбросил эту мысль и, галантно подав руку, помог Иттариэль встать.

— Ты гений, — снова прошептала дочь Турукано, и менестрель с жаром поцеловал ладонь девы, отчаянно ругая себя за недостойное поведение.

Но иначе уже не мог и, не успев расстаться, с замиранием сердца ждал следующей встречи.

***

Солнце стремительно скрылось в тяжёлых тучах, на берегу моря вдруг стало холодно, мокрый снег полетел редкими крупными хлопьями, ветер начал срывать с головы шаль, однако прошедшие Хэлкараксэ эльфийки не заговорили вслух о том, что оделись слишком легко, не ожидав резкого изменения погоды.

— Поедешь со мной на охоту? — спросила Ириссэ. — Хочу отправиться в Оссирианд. У подданных сына нашего лорда есть ручные соколы, которых используют, как ловчих. С беркутом можно ходить даже на волков и косуль, не только на птиц. Хотя я бы с радостью убила парочку лебедей и послала их чучела Тинголу. Можно ещё добавить белых гусиных перьев в конверте с подписью: «Храбрецу под юбкой».

— Может быть, лучше дяде Канафинвэ? — иронично спросила Иттариэль. — Хотя нет, ему надо подарить иглу и синие нитки. Дыру зашить.

Дочь Нолофинвэ расхохоталась.

Ветер усилился, девушки ушли от берега, скрывшись за скалами.

— Только представь, — кутаясь в тёплую накидку, снова заговорила Ириссэ об охоте, — прекрасная гордая птица, парящая в бледно-голубом зимнем небе, среди заснеженных вершин и крон, искрящихся в золотых лучах дневного светила! А потом, выследив добычу, хищник стремительно бросается вниз и наносит смертельный удар, побеждая даже того, кто несоизмеримо сильнее.

Иттариэль мечтательно улыбнулась.

— Может быть, — предложила дочь Турукано, — нам отправиться на поиски белых деревьев?

— Зимой в Оссирианде все деревья белые, — подмигнула Ириссэ. — И они действительно существуют. Так что? Поедешь со мной?

Ветер поменял направление, снег повалил сильнее, тая на земле и камнях.

— Когда начнётся зима, выезжать будет поздно, — подтолкнула племянницу дочь нолдорана.

Подумав немного, Иттариэль покачала головой:

— Нет, я лучше буду совершенствовать искусство танца.

— В тепле, — смеясь, добавила Ириссэ, и дочь Турукано изобразила обиду и несогласие, ведь как может бояться холода прошедшая Хэлкараксэ эльфийка из рода Нолдор?!

Снег превратился в дождь, находиться на улице стало совсем некомфортно. Иттариэль ничего не говорила ни отцу, ни кому-либо другому о том, как сильно порой скучает по тёплому аманскому лету, которое не сменялось иными сезонами с холодными дождями, морозом, слякотью и хмурым небом. Наверное, и теперь там не бывает плохой погоды. Жаль, нельзя вернуться в Тирион хотя бы… хотя бы… хотя бы на день.

О жертвах битвы в пещерах на берегу реки Нарог

Короткий тонкий меч, только что выкованный искусным подгорным мастером, лёг в руки высокого крепкого юноши. Тронув пальцем лезвие, уже вполне взрослый черноволосый эльф обернулся к гному, преподнёсшему дар, и уставился на кузнеца холодными и безжалостными глазами не знающего запретов ребёнка.

— Кровь или волос? — задал вопрос Нолдо. — Я должен проверить остроту клинка.

— Нельзя унижать друзей, — поучительно произнёс сидящий у камина, выложенного чёрным мрамором, Морифинвэ. Сполохи огня окрасили лицо Феаноринга алым.

— Я про себя, — по-прежнему гордо, но гораздо менее высокомерно произнёс юноша, небрежно отбросив прядь со лба, ловко заправив её под алую тесьму, стянувшую волосы в хвост.

— Кровь — лучший учитель, — с почти незаметной грустью в голосе сказал король Таргелиона, смотря в огонь камина.

— Да я бороды не пожалею, чтобы доказать, что моя сталь самая острая! — вырвал волос наугрим и подбросил. — Руби, юный лорд!

Эльф размахнулся, сталь сверкнула серебряной молнией, и под ноги Нолдо упали два коротких волоска, вместо одного длинного.

— Ну? — самодовольно скрестил руки на груди мастер. — Что я говорил?

Морифинвэ перевёл взгляд от огня на кузнеца.

— Как так вышло, — с нажимом задал вопрос Феаноринг, — что трое моих верных пали в вашей войне? Как были ранены другие шестнадцать?

— Господин Карантир, — развёл руками наугрим, не понимая, что не так, но на всякий случай сменив тон на извиняющийся, — господин Карантир, это же… ну, война была. Мы напали, они оборонялись. Мы же… это… знали, на что шли.

— Я хочу знать обстоятельства, — нолдоран опёрся подбородком на вытянутые пальцы. — Я слушаю, Глаин.

— Я знаю не всё, — начал оправдываться наугрим. — Но расскажу, что видел сам.

— Я слушаю, — выражение лица таргелионского короля не предвещало ничего хорошего в случае неповиновения.

— Сначала всё шло гладко, — начал рассказ подгорный кузнец, краем глаза посматривая в сторону юного вооружённого новым мечом эльфа, — а потом мы спустились уровнем ниже…

***

— На нас напали! — в ужасе кричал завёрнутый в грубо обработанную кожу с некрасиво торчащим мехом низкорослый гном, летя выпущенным из катапульты снарядом по коридору, ведущему к жилым пещерам. — Напали! Переростки! Спасайтесь!

— Не сей панику, тупая башка! — заорал на собрата вышедший вперёд охотник на ящеров, то и дело оборачиваясь на завизжавших женщин, хватающих детей и пожитки, толкающих друг друга с пути, рванувших спасаться хоть где-нибудь. — Что им от нас надо?

— Они сожрут наших детей! — отчаянный выкрик матери с младенцем на руках едва не обрушил свод пещеры. — Они жрут детей! Поэтому такие огромные вырастают! Не отдам моего Мима!

— Да кому он нужен?! — рявкнул рядом мужчина и потащил оглушительно рыдающую женщину в сторону реки.

— Спасайтесь! — продолжал орать увидевший врагов гном-карлик. — Прячьтесь!

— Переростки не встретили сопротивления? На их пути были пещеры рыбаков и каменщиков! — попытался выяснить обстановку охотник, однако не был услышан.

— Нас убьют! — вопили со всех сторон. — Ограбят! Съедят наших детей! Заберут богатства! И съедят детей!

— Моего Мима!!!

Охотник на ящеров, видя всеобщую панику, начал осматриваться. Неужели все эти гномы не понимают, что убежать не успеют? Единственный шанс для женщин и детей спастись могут дать мужчины, если возьмутся за оружие и задержат врагов, сколько смогут.