Смотря на чертёж, Арагарон почувствовал, как под ногами пропадает опора. Желание поскорее убраться отсюда стало ещё сильнее, однако изначальные заявления о том, что необходимо увидеть границу с родной землёй в разную погоду, заставляли сжать зубы и сохранять лицо.

— А вон к той стене, — подошедший Алмарил ехидно улыбнулся, — меня морготов червь припечатал. Когда сверху булыжники посыпались, я с жизнью простился, но ничего, выжил, чтобы отомстить гаду.

Говорить о том, что, теряя сознание под завалами, хотел увидеть семью, которой больше нет, таргелионский принц не стал.

— Тут везде трупы валялись, — опустил голову гном, — или куски трупов. Страшная битва была! Хорошо, что мы победили. Слава герою Астальдо и его воинам! Слава всем, кто сражался, кто пал, кто помогал раненым. Слава!

Арагарон посмотрел на Алмарила с плохо скрываемой завистью, с трудом промолчал.

— Слава, — тихо отозвался сын Морифинвэ. — Метель начинается. Пойдём в башню, дела обсудим. Я переговорил с лордом Маэдросом, выяснил кое-что важное для тебя.

Дортонионский лорд напрягся: с самого приезда в осадный лагерь всё шло не так, и даже тренироваться нормально не получалось — здесь копейщики были в основном всадниками, а демонстрировать перед опытными воинами недостаток умений совершенно не хотелось. Но самое главное — на уверенного в слабости обороны лесной границы эльфа большинство обитателей Ард-Гален смотрели, как на дурачка. Наугрим откашливались и указывали на глубокий широкий канал, пересекающий равнину, мол, парень, эту воду никаким Балрогам просто так не преодолеть. Что уж говорить про червей и орочьё? Нолдор молча кивали в сторону катапульт и оружейных складов, уверенные, что такой аргумент весомее любых слов.

«Живой лес не так легко поджечь, как кажется, — спокойно поясняли оссириандские Лайквэнди. — Убирайте вовремя сухостой, не допускайте перегрева почвы, и всё будет в порядке».

— Идём, — резкий, хоть и тихий голос Алмарила разорвал путы раздумий.

Сделав вид, будто сам первый решил отправиться в башню, Арагарон зашагал сквозь усилившийся снегопад и не смог сдержать радости, оказавшись в тёплом помещении.

— Видишь, — Алмарил кивнул в сторону крутой лестницы, по которой предстояло подниматься, — кладка отличается. Внизу слева камни другие. Когда дракон напал, он поджёг подвал, а здесь хранится масло. От башни мало что осталось.

— Не понимаю, как можно хранить горючее над кузницами Ауле, до которых добрался Моргот, — недовольно буркнул дортонионский лорд.

Сын Морифинвэ посмотрел на Арагарона, как на полного дурака.

— Твой приезд может быть полезен всем, — заговорил он, стараясь, чтобы в голосе не звучала слишком откровенная насмешка, — я давно собираюсь в Дортонион, но всё время что-то меня задерживает. Зато сейчас появился ты, а значит, есть кому предупредить о моём прибытии, подготовить почву.

— Что это значит?

Серые и голубые глаза встретились, взаимное презрение напомнило про имеющееся оружие и умение им пользоваться. Остановило лишь понимание, что победитель определён до начала поединка, и его выигрыш ни к чему хорошему не приведёт.

— Я поеду в Дортонион, — Алмарил выдохнул, — чтобы донести до лордов позицию Химринга. Пока дело не сдвинулось в неправильную сторону, поэтому послов у вас до сих пор не было. Писем, видимо, оказалось достаточно, однако я должен убедиться.

Чувствуя, как его авторитет поднимается в глазах лорда, и как сильно это бесит высокомерного глупца, ничего не значащего ни для королевства, ни для войны, сын нолдорана Морифинвэ Феанариона ликовал.

— Король Финдарато из-за своего большого сердца может навредить общему делу.

***

— Инголдо из-за своего большого доброго не к тем сердца может навредить общему делу, — готовя племянника к разговору с дортонионским лордом, Маэдрос говорил странно медленно, будто думая совсем о другом. — Пока дело не сдвинулось в неправильную сторону, поэтому послов до сих пор не отправляли. Писем, видимо, оказалось достаточно, но я должен убедиться. Инголдо умён, и я бы не назвал его трусом, однако вижу — он не верит в нашу победу, считает, что всё бессмысленно. Пока я не в силах доказать ему обратное, поэтому мы вынуждены следить и не допускать невольного вредительства с его стороны. Говорят, Таргелион планирует постепенно отказаться от дортонионского леса, но это не значит, что мы можем позволить Финдарато диктовать своим лордам, с кем торговать, а с кем нет, основываясь на отношении к расе Фирьяр. Глупее этой, причину, пожалуй, не придумать.

Направленный в окно взгляд не менялся и оставался неподвижным.

— Инголдо пока сидит в своём убежище, но надолго его не хватит. И когда он выйдет под звёзды, желательно как можно раньше узнать, какие очередные нелепые планы он строит.

***

— А ещё… — Алмарил зловеще оскалился. Если бы Арагарон встречал его отца, испугался бы ещё сильнее из-за ощущения, что рядом сейчас сам таргелионский король. — Твои родители получат гарантии, что с сыном ничего не случится, поскольку к ним приедет посланник из Химринга. Тоже весьма ценный.

— Не понимаю, почему со мной должно что-то случиться, — сын Ангарато прищурился.

— Может быть, потому что цветочки даже с шипами бесполезны, когда нападает дракон?

— Зато от эльфов неплохо защищают.

Расхохотавшись, принц вытащил из-за пояса длинный кинжал:

— Это гномья сталь. Белегостская. Куётся такое оружие на верхних уровнях махаловых кузниц, и резать умеет даже некоторые металлы. Так что Злой Цветочек рискует остаться не только без шипов, но и без лепестков.

Очень хотелось ответить, но вдруг вспомнилась Вирессэ: сбежавшая возлюбленная не поверила, что брошенный жених может приехать без злого умысла. Любая оплошность с его стороны лишь подтвердит правильность подозрений, значит, придётся быть безупречным.

— Возможно, — через силу согласился дортонионский лорд, — но я здесь не для того, чтобы проверять прочность копья. Я должен убедиться в безопасности границы.

— Ха, — Алмарил ловко убрал кинжал, — ты не сможешь этого сделать. И никто не сможет.

— Почему же?

— Потому что граница опасна. И тот, кто надеется на рвы и стены, погибнет первым.

***

Ранняя весна заиграла яркими красками в первых тёплых лучах Анар. Среди чернеющего снега и топкой грязи появились первые ростки, начали распускаться бутоны.

Весь Фиримар только и говорил о том, что жена вождя ждёт первенца, и пока вроде бы всё хорошо. Вот обрадуется Брегор по возвращении! Правда, знахари намекали, что вряд ли стоит надеяться на рождение мальчика, но ведь супруги ещё молоды, успеют и наследника сделать. Какие их годы!

Выйдя из дома, когда муж выпил положенные лекарства и задремал, Тинвен поспешила на работу. Эта зима прошла тяжелее предыдущих — у супруга начали опухать и костенеть не только ступни и колени, но и кисти рук, пальцы скрючились, потеряли подвижность. На снадобья и мази уходило всё больше средств, но ничто не помогало остановить болезнь, принося лишь кратковременное облегчение.

Но хоть весна пришла — значит, скоро потеплеет, будет проще.

По приказу вождя в Фиримаре построили две новые гостиницы, напоминающие уменьшенные копии эльфийских дворцов. Одна из них уже открылась и приняла первых торговцев, поэтому Тинвен, нанявшаяся туда на работу, рассчитывала получить щедрое вознаграждение, которое можно будет потратить на себя — например, купить дорогую ткань для платья. Главное, понравиться тем, в чьих карманах больше мирианов, и кто готов ими делиться, а это молодая женщина делать умела.

Научилась.

Первый подкидыш

На мокром от дождя крыльце стояла старая корзинка, накрытая обрезком штопанного-перештопанного одеяла.

Отозвавшись на стук в дверь, Бериль открыла и обомлела: ребёнок! Совсем ещё кроха! Похоже, только родился, и трёх дней не прошло!

Конечно, приют именно для таких сирот и строился, но пока в нём жили только потерявшие родителей дети, у которых не нашлось опекунов. И вот — первый подкидыш! Такой долгожданный! Эмоции захлестнули, из груди вырвался то ли писк, то ли визг, захотелось одновременно смеяться и рыдать.