***

Форменоссэ скрылся позади за покрытыми лесом холмами, но в сердце остался навсегда.

«Символ краха Амана», — снова и снова вспоминал свою первую мысль при виде суровой мраморной твердыни Нолофинвэ. Почему-то со злорадством наслаждаясь пониманием, что тоже приложил руку к событиям, изменившим ход истории, пусть даже в таком ключе, старший брат короля эльфов Валинора, усмехнувшись, посмотрел на своего менестреля, ехавшего рядом, полностью погружённого в свои мысли.

— Ты рад, что теперь делаешь со своими братьями общее дело? — с каким-то неприятным чувством спросил Нолофинвэ Аклариквета. — Вы же раньше не были дружны, а ныне покидаете «благословенный» край вместе.

— Я верю, что мы поступаем правильно, — соврал музыкант, на самом деле вообще не думавший о братьях до этого момента.

Родители Аклариквета и двое их старших детей родились в Средиземье, и наотрез отказались покидать Валинор, что бы здесь ни происходило. С сестрой, присоединившейся к Исходу, у менестреля не было вообще никаких отношений ровно до того момента, как Аклариквет стал петь для принца Нолофинвэ. Нолдо понимал, чего на самом деле хочет от него сестра, в душе даже оправдывал её желание красиво одеваться, носить дорогие украшения и удачно выйти замуж, но эта эльфийка как была для него чужой, так и осталась. С присягнувшими Нолофинвэ братьями отношения были точно такими же — никакими.

— Но, безусловно, да, — опомнившись, согласился Аклариквет, — я рад. Очень.

— Хорошо, — печально улыбнулся Нолофинвэ. — Видишь снега впереди? Скоро только на них и придётся смотреть. А пока, послушай, о чём надо петь. Мы безнадёжно отстали от улетевшего вперёд, словно выпущенная вслепую стрела, принца Финдекано, и даже от вечно плетущихся позади всех отступников Третьего Дома Нолдор. Но это не блажь, не промедление и не внезапное желание всё бросить. Я должен был увидеть могилу отца. Не хочу говорить о том, что Феанаро мог бы сделать последнюю спальню для якобы горячо любимого родителя роскошной, а он, похоже, даже не думал над этим, сразу побежав захватывать власть, воспользовавшись всеобщим замешательством. Это уже неважно, Феанаро получит своё, когда мы придём в Эндорэ. Спеть нужно о том, что смерть — это лишь начало пути. Её не надо бояться, ведь рядом с могилой мудрейшего из правителей эльфов, когда-либо живших в Арде, вырастает новое поколение…

Нолофинвэ вдруг замолчал, с горечью морща лоб.

— Нарнис не ушла с супругом, — решил, что надо хоть что-то сказать, Аклариквет. — Почему?

— Финьо не захотел её брать, и она подчинилась, — в голосе нового лидера Исхода прозвучала тоска. — Нарнис хорошая жена. Иногда мне кажется, Аклариквет, что мой договор с племянником о свадьбе Финьо с его дочерью — единственная хорошая идея, не имевшая дурных последствий, воплощённая совместно Первым и Вторым Домами Нолдор.

Примечание к части Финдарато поёт "Любовь во время зимы" гр. Мельница

Лориэн

Высокая серебристая фигура идущего впереди длинной процессии Майя засияла волшебным белым светом, расходящимся лучами из груди, из самого сердца. Мрак расступился перед следующими за проводником эльфами, открыв истомлённым дорогой и скорбями взглядам красивейший воздушный дворец, утопающий в цветах и переливах чарующего света, похожего на сияние Древ. Навстречу путникам, блистая звёздами, вышла улыбающаяся дева, и каждый видел её именно так, как представлял себе совершенство и добро, воплощённые в женском обличии. И каждый услышал именно те слова, какие хотел.

Лориэн затягивал в себя, словно долгожданный сон, накрывающий одеялом грёз усталого странника, наконец, нашедшего ночлег. И королева Мириэль, спящая и улыбающаяся во сне, утопающая в шелках и кружевах, стала символом покоя, который можно добровольно обрести, устав от жизни. Но это не смерть. Лишь нега, в любой миг найдутся силы стряхнуть забытье с неподвижных ресниц, и снова пробудиться для мира, чтобы с очистившимся от боли сердцем, открытым для счастья и любви, вернуться домой.

Присутствие Вала Ирмо ощущалось повсеместно, создавая прекрасную иллюзию свободы и безопасности. Здесь ведь нет места злу и тьме. Интуиция усиливается, можно перенестись душой к тем, кто далеко и почувствовать их тепло, незримо оказаться рядом.

***

Сидя на высоком берегу сияющей серебристыми бликами реки, и почему-то доставая ступнями до теплой ласковой воды, слушая трели пташек с розово-золотыми пёрышками, эльфийка обняла себя за плечи, чувствуя объятия любимого всем сердцем супруга, который ушёл сражаться за мир и свет рядом со своим другом. Сейчас он далеко за морем, Мириан видела, как её муж и двое сыновей поскакали на охоту от хорошо укреплённого лагеря на прекраснейшем озере, поверхность которого слегка скрыта туманом. У них всё хорошо, и, разумеется, Моргот устрашился прибывшей армии во главе с Феанаро, и уже прислал гонцов с предложением мира. Он отдаст похищенные Сильмарили, и Феанаро поведёт войска обратно.

— Я скоро вернусь, не бойся, — говорит супруг, почувствовав незримое присутствие жены.

— Я и не боюсь. Я знаю, что с тобой всё хорошо. Теперь вижу это.

— Мы снова будем вместе, любимая. Войско Феанаро сядет на корабли, и Нолдор с победой приплывут в Альквалондэ! Мы вернём суда в порт, и я больше никогда тебя не оставлю. Ты же веришь мне, Мириан?

— Конечно, верю, Асталион. Всегда верила, и нет причин сомневаться.

Свет былой любви

Собрав в стеклянную колбу падающую с неба пыль и смешав её с водой и бурой солью, а затем залив получившейся светящейся ярко-красной жидкостью алмазную крошку, насыпанную в кварцевый витой сосуд, Нерданель поставила на стол сделанный таким способом фонарь, способный заменить три десятка свечей.

Вечерняя песнь отзвучала, на улицах, и так опустевших, стало совсем тихо. Что делать с покинутыми навек дворцами, особняками и небольшими домиками, ещё не было решено, однако уже стало очевидным, что находиться в полностью вымерших пригородах и небольших поселениях страшно и невыносимо тоскливо. Король Арафинвэ предложил всем желающим переезжать ближе к центру Тириона, занимая и перестраивая здания, на которые уже точно некому претендовать, но эльфы не спешили покидать любимые дома, даже если они оказывались в окружении навек погасших окон и запертых дверей.

Нерданель посмотрела на светильник. Может быть, правда стоит вернуться во дворец, где жила с мужем и сыновьями? Сейчас там осталась только супруга Курво с дочерьми, её две сестры с детьми и их слуги и помощники. Да, наверное, стоит. Но не сейчас.

Сначала надо закончить скульптуру. Почему-то Нерданель очень хотелось научиться создавать из гипса, камня и дерева то… Что больше никогда не получится увидеть… Живым.

Неожиданно вспомнилась глупая песня продажного менестреля про перо диковинной птицы, которое способно решить все проблемы. Как же сейчас не хватает именно такого волшебства!

***

Холод обрушился резким порывом ветра, и почему-то пришло понимание, что… Всё. Тепла больше не будет. Назад пути нет, а впереди только морозный мрак. Вдруг стало очень страшно от мысли, что придётся идти по льду, лежащему на воде пугающей глубины, держась близко к границе моря, чтобы удобнее было ловить рыбу и морских зверей.

Казалось бы, всё рассчитали до мелочей, но Аклариквет был уверен: там, за белыми скалами обязательно будет что-то такое, что живущим в тепле и покое эльфам просто не приходило в голову. И когда за спиной сомкнулась белая холодная мгла, менестрель почувствовал, как из глаз капают слёзы, сразу же превращаясь в крошечные льдинки.

— У тебя есть дети, музыкант? — спросил вдруг Квеннар, делая записи прямо на ходу.

— Дети? — Аклариквет, казалось, не сразу понял, о чём его спросили.

— Да, дети.

— Полтора десятка племянников считаются? — натянуто улыбнулся менестрель.

— Это всё не то, — со знанием дела сказал летописец. — Так получилось, что моя жена и дети не ушли в Валинор, я решил, что обязан уважать их выбор… И тосковал долгие века.