— Даже совсем неопытный валинорский садовник сказал бы тебе, что за это время можно самому вырастить любой гибрид, если задаться целью, — чуть менее нараспев, чем раньше, сказал Эктелион.

— И ты не понимаешь… — начал было обижаться вдохновлённый искатель, однако менестрель отрицательно покачал головой:

— Нет, я понимаю сакральный смысл поиска тех самых деревьев, а не замены им. И знаю цену уникальности. А ещё, как музыкант, понимаю, для чего нужны драмы на ровном месте, трагедии из ничего и боль ради боли. Однако, друг мой, стараюсь сам в подобном не участвовать, хоть и не запрещаю это другим. Я даже готов присутствовать рядом и создавать соответствующую атмосферу, чтобы страдалось лучше.

Перестав изучать траву и мох, Галдор выпрямился, посмотрел на сотоварища и вдруг громко рассмеялся.

— Я могу и смешнее рассказать, — делая вид, что не всматривается в лес в поисках белых деревьев, загадочно произнёс Эктелион. — Рванул, значит, гордый и независимый от Валар народ Голодрим в Средиземье через страшные ледяные земли, где никто никогда ранее не бывал. Все ведь хотят подвигов и войти в историю. А Голодрим — гордые и независимые! Они любят врываться на страницы летописи так, чтобы в книге дыра прожглась. Что ты смеёшься? И пошли Голодрим такие все из себя на пафосе, размахивая шёлковыми знамёнами и прорубая себе путь сквозь льды мечами, сверкая глазами и доспехами, прямиком к Морготу! Долгим и трудным был пусть, особенно, если учесть, что, кроме знамён и брони никто ничего с собой не взял, даже шапки и перчатки, однако гордые и независимые от Валар Голодрим…

— Хватит, прошу тебя! — покраснел от хохота Синда.

Эктелион заиграл очень фальшивую мелодию, сильно переврав прославившуюся на весь Белерианд войсковую песню Второго Дома Нолдор.

— И с первым восходом светоча Исиль, — снова заговорил менестрель, — великий гордый народ весь разом ступил на землю Эндорэ. Мы, представляешь, сразу поняли, что вот здесь уже Средиземье. Прямо на камнях написано было и линия прочерчена.

— Знаешь, друг из Валинора, — глубоко вздохнув, выдавил слова Галдор, — если ты в таком стиле будешь рассказывать о том, как мы нашли Белую рощу, клянусь, я утоплю тебя в фонтане в моём саду.

— Будет обиднее, если это будет мой собственный сад, — печально вздохнул Эктелион, всем видом показывая, что готов заплатить любую цену за свободное творчество.

Искусство требует жертв.

То, что не суждено увидеть

Лисья тропа петляла среди мхов: зверь путал следы, убегая к воде. Похоже, поблизости были охотники, и жертва пыталась увести опасность подальше от дома и, если повезёт, спастись самой.

Наскоро набросав план пройденного вдоль ручья пути, Глорфиндел свернул вглубь леса. Странное ощущение, внезапно возникнув, усиливалось с каждым шагом: казалось, будто впереди некая «нехорошая» территория, от которой стоит держаться подальше, поэтому Нолдо, решив не искушать судьбу игрой с чужим колдовством, вернулся к воде и, перепрыгнув быстрый поток, оказался на другом берегу.

Тучи, прилетевшие с ветром, рассеялись, и Майя Тилион бросил сияющий луч с неба под ноги эльфу. Песок заискрился, словно кристаллическая крошка в часах, свет скользнул к воде, маня проследить за собой взглядом, сверкнул в журчащей прозрачной ряби, и Глорфинделу показалось на миг, будто в воде отразились белоснежные высокие башни.

«Нельзя вечно бежать от своих страхов, — вроде бы не насмехался Тилион, — и без потерь жизнь невозможна».

— Ты уверен, что сказал нечто новое для меня? — усмехнулся вслух золотоволосый Нолдо, останавливаясь.

Луч снова скользнул к эльфу, осветил металлические застёжки куртки.

«Ты напрасно позволяешь страху перед болью потерь управлять своей судьбой, Лаурэфиндэ».

— Послушай, приятель, — Глорфиндел вытащил из сапога кинжал и рассёк загадочно сверкнувшим лезвием потоки небесного серебра, — я не для того ушёл из Амана, чтобы в Эндорэ слушать проповеди Айнур.

Эльф был уверен: Майя рассмеялся в ответ.

«Когда бы знать, что завтра ждёт, — запели лепестки ночных цветов: плывущих среди звёзд и тех, что смотрели на него с земли. — Как угадать событий ход?

Какой Судьба готовит бал:

Поминки или карнавал?

И тайный смысл угадать

Намёков, знаков и примет:

Что нам Судьба сулит понять?

Вопросы есть, ответов нет…

Судьба, Судьба,

Добра ты или зла?

Палач или судья?

Что в книге зим и лет

Начертано тебе,

Скажи, Судьба!

Судьба, Судьба,

Добра ты или зла,

Скажи — палач или судья?

Что прячешь ты во тьме,

Известно лишь тебе.

Я знать хочу — зачем, друзья,

Судьба игру ведёт со мной?

Зачем всё время слышу я

Её дыханье за спиной?

Зачем Судьба внушает страх,

Грозя отнять свои дары?

Игрушки мы в её руках,

И предрешён исход игры!»

Свет неожиданно угас — небо снова закрыли набежавшие тучи, и песня, завибрировав, смолкла.

— Айнур… — сжал зубы Глорфиндел, сдавив пальцами рукоять, — будьте вы прокляты! Смеяться с недосягаемой высоты над теми, кто никогда до вас не достанет — поистине достойное занятие!

Кусты едва заметно шелохнулись, эльф мгновенно среагировал и обернулся: подросшие лисята, мальчик и девочка, торопились спрятаться от непрошенного гостя в своём лесу. Поняв, что оказались замеченными, зверьки замерли, самочка злобно зашипела, ощерилась, но тут же была слегка укушена братом, закрывшим её собой.

Золотоволосый Нолдо вздохнул. Эти двое слишком взрослые, чтобы приручать, к тому же разбивать семью и брать кого-то одного — жестоко.

— Я же не Айну, — зло рассмеялся эльф, бросив взгляд на небо и убрав оружие. — Защищай сестру, как следует, малыш, — сказал Глорфиндел лису. — Найди ей хорошего мужа, способного охранять нору от разных…

Нолдо не договорил. Свистнув и дождавшись ответа собратьев, искатель Белой рощи пошёл дальше на юг, наблюдая, как стремительно светлеет затянутое тучами небо.

***

Странная поляна возникла посреди леса призрачным видением: золотые цветы, один за одним, раскрывались повсюду, поднимая из травы сияющие головки, лепестки дрожали на неощутимом ветру.

«Это твоя могила», — прозвучали слова, и Лаурэфиндэ захотел снова выругаться в адрес Тилиона, однако не стал, понимая: на этот раз дело не в Майя — сейчас на небе властвует пылающая Ариэн.

«Смотри на то, чего не суждено увидеть».

По краю поляны побежал ребёнок, и золотоволосый воин ужаснулся, узнав в мальчике самого себя.

— Это чары! — попытался прогнать видение эльф, путаясь в мыслях и ощущениях.

Мальчик с кудрявыми золотыми волосами сорвал цветок и посмотрел яркими синими глазами куда-то всторону.

«Их нельзя рвать!» — крикнул мелодичный женский голос, и Глорфиндел не узнал его. Но почему? Если ребёнок — он сам, значит, рядом должен быть кто-то из родни или знакомых.

«Я ничего не рвал, мама!»

Мальчик бросил стремительно увядающее растение и побежал прочь, а за ним медленно, неумолимо и пугающе последовал прибой. Вода была грязной и жутко пахнущей, слишком ощутимо и реально захлюпала под ногами, Глорфиндел вдруг очнулся, споткнувшись о корень, и понял, что опять зашёл в болото. Отступив назад, Нолдо снова за что-то зацепился, и ощущение точно было настоящим, не иллюзией.

Остановившись и осмотревшись, готовясь в любой момент броситься в бой, воин услышал голоса: с трёх сторон долетело женское завораживающее пение, однако сознание от него не затуманивалось, создавалось ощущение, будто здесь рады незванному гостю и по-своему приветствуют.

«Кто скачет хладной мглой?

Отец ли? Сын младой?

Во мраке мир исчез,

А на пути лишь лес — 

Вознёсся от земли до небес.

Дышит древней тайной сень тенистых крон,

Средь веков известен он дурною славой:

В чаще издревле стоит зелёный трон.

Царь лесной всесилен, лесом правит он!»

— И я вас приветствую! — поклонился Нолдо, стараясь говорить на Синдарине без акцента.