— Вальяру пусть твой король поможет, — заявила Халет, развалившись на несвежей соломе. — Оплатит его долги, а потом говорит о добре. А нам помощь с подвохом не нужна, ясно, подсосун?

Сопровождавший вождя дортонионских Фирьяр «мешок яблок» самодовольно хмыкнул, в глазах прочиталось: «Теперь видите, что они не заслуживают лучшего отношения. Неблагодарное зверьё!»

Интуиция подсказала Халет отвлечься от веселья и внимательнее посмотреть на того, кого ненавидит.

«Гляди, — внутренний голос заставил встряхнуться, — этот гад ждал, что ты так себя поведёшь! Он наболтал чужакам что-то, и теперь рад подтверждению!»

— Ладно, как тебя там, извини, — леди-вождь встала и, кряхтя, подошла к решётке, с ужасом поняв, что рассматривает пришедшую с подсосуном молодую женщину со слишком явным интересом. — Пусть твой нолодранец знает: мне его благодарить нечем, кроме моих тёплых щёлочек, которые не для него я берегу. А ещё передай ему, что таких вот заезжих нолодранцев мы с девчонками гнали со своей земли так, что только пятки их нолодранские сверкали. И мы можем так снова! Так что, хочет — пусть помогает, но ничего в ответ мы ему не дадим.

***

Смотря на заключённых, Брегор видел, как они откровенно разглядывают его и Мельдир, замечал реакцию эльфа-тюремщика и не мог описать словами свои доводы по этому поводу. Однако высказывать владыке Финдарато всё, что накопилось в душе, вождь не хотел — халадины ведь тоже люди. Люди! Как и сам Брегор.

— Так и назвали? — Финдарато просиял.

— Да. А потом Халет сказала, что нужно найти эльфа по имени Вальяр и оплатить его долги, прежде чем защищать чужаков, — выдохнул беоринг, косясь на супругу.

Король Инголдо замер, высоко подняв брови, развёл руками и вдруг расхохотался.

— Мой дорогой Брегор, — с трудом произнёс он, вытирая слёзы, — полагаю, долги одного этого несчастного несравнимы с долгами всего народа Халет, хотя от братца Морьо я могу ожидать всего. Я лишь не понимаю, причём здесь этот эльф…

Не договорив, Финдарато осёкся. Вождь дортонионских Фирьяр смотрел с непоколебимым пониманием причины просьбы, не допуская вероятности совместных дел, безвозмездной помощи или обычного сочувствия. Решив не продолжать тему любви смертных женщин к бессмертным мужчинам, по крайней мере в присутствии беоринга, нарготрондский владыка согласно кивнул.

— Хорошо. Только его надо сначала найти.

Эрьярон, не говоря ни слова, встал из-за стола и вышел за дверь.

***

— Я не знаю, как у вас принято прощаться и почитать мёртвых, — Халет подошла к указанному эльфом холмику — одному из сотен похожих. — Что надо здесь оставить или посадить? Дерево какое-то? Куст? Правда, не сезон счас…

Огромное кладбище для тех, кого не забрали родные, раскинулось широким, припорошенным первым снегом полем между пролеском и поворотом реки, где не было ни мостов, ни переправ.

— Никак не принято, — мрачно отозвался Эрьярон, поправляя шарф. Разведчик старался не вспоминать о том, какие пришлось вести разговоры и с кем, чтобы отыскать пропавшего эльфа, погрязшего в долгах. — Эльдар — бессмертный народ, а кому не повезло — тех хоронят, как хотят.

Женщина закашлялась, болезненно поморщилась, схватившись за поясницу.

— Знакомство с этой проклятой землёй началось у меня с поездки в гости к самоубийце, — хрипло произнесла она, выпрямившись и опершись на палку. — И прощаюсь я с этим проклятым Таргеленом на могиле самоубийцы. Да будь ты проклят, нолодранец со всей своей роднёй и слугами!

— Проклятье может преследовать того, кто произнёс его, — зачем-то сказал Эрьярон, посмотрев сквозь прозрачную метель на оставшихся у края кладбища людей и эльфов.

— Мне уже не страшно. Вальяра жаль только. А самое гадостное, что я его лица уже и не помню толком. И голос, и песню ту… Ничего не помню. Имя только осталось.

— Это было прозвище. Его имя… — начал разведчик, но Халет не дала договорить:

— Я не запомню. Не надо. У вас имена такие, словно вы ими показываете всем, какие в орочий зад умные! Да я даже прочитать не могу, что на плите этой долбаной написано!

Указав на могилу, леди-вождь отмахнулась и поковыляла прочь. Пройдя мимо ряда холмиков с плитами, она вдруг обернулась на Эрьярона и расхохоталась:

— Бессмертный помер, а я всё ещё жива!

Погрозив кому-то пальцем и посмотрев по сторонам, Халет снова сделала небрежный жест свободной от палки рукой и, что-то бормоча под нос, поспешила по тонкой заросшей сухой травой тропке подальше от тех, кто не должен был умирать в Арде.

Свет в тёмном коридоре

Сил не было ни на что.

Аданель всё чаще вспоминала крайне воодушевляющие заверения других женщин в том, что все мужья изменяют жёнам, пока те нянчат малышей, однако видела — супруг устаёт не меньше неё. Да и настроения на любовные утехи из-за больной матери не остаётся.

«Это с женой не остаётся, а на сторону мужики всегда смотреть горазды!»

Вот спасибо…

Понимая, насколько тяжело чересчур ответственному супругу справляться со всеми делами, которые дополнительно свалились на него из-за отъезда Брегора, Аданель старалась не нагружать мужа ещё больше, и маленьким Береном занималась сама, в одиночестве радуясь первым большим успехам сына, деля их в основном с угрюмой приёмной дочерью и всегда восторженной Бериль. А Белемир только сильнее замыкался и говорил, что придётся взять на себя ещё больше обязанностей, но пока не уточнял, каких именно.

А ещё добрые соседи рассказали Аданель, будто её муж ходил к Грибнице, пока та не заболела и не перестала принимать посетителей.

«Ты же понимаешь, зачем он колдунью навещал? Сила мужская не та уже небось, для молодух не годится».

Стараясь не слушать наговоры, женщина всецело занялась работой по дому, выдала замуж старших девочек-сироток, а мальчишкам помогла со строительством собственных домов, договорившись с эльфами, которые восстанавливали поселение после пожара. Вроде бы жизнь налаживалась, но усталость буквально валила с ног.

Зато свекровь последнее время почти перестала рваться гулять. Причина была простой — разболелись ноги, да так, что несчастная порой выла ночами, и помогали только сильные снадобья, от которых то и дело тошнило, однако все домашние молча радовались, что не приходится постоянно проверять замки на окне и двери, прислушиваться, не исчезла ли Бельдир, обманув сиделок. Теперь точно не сбежит — встаёт с трудом. Кроме того, мать Белемира очень странно реагировала на маленького Берена. Если малыш начинал носиться по коридорам, громко говорить, смеяться или плакать, безумица принималась искать что-то, бормотать под нос и удивлённо ощупывать себя, в том числе между ног. Выглядело это пугающе, однако как только Берена переставало быть слышно, Бельдир тут же успокаивалась.

***

— Можно мне к бабушке? — только что спокойно уплетавший за обе щёки кашу мальчик вдруг отложил ложку и посмотрел на маму.

— Доедай и пойдём, конечно, она всегда рада видеть любимого младшего внука, — устало улыбнулась Аданель, имея в виду свою мать и племянников.

— Нет, я хочу туда! — ребёнок посмотрел на родительницу так, словно хотел попросить что-то «взрослое». — К бабушке Бельдир.

Придя в себя от удивления, женщина задумалась, стараясь не обращать внимания на навязчивое требовательное «Можно? Можно?»

Как поступить? Очевидно, что однажды Берен дорастёт до дверной ручки и окажется достаточно силён, чтобы открыть замок. А таинственность бабушкиной комнаты только добавит стремления зайти. Вдруг рядом не окажется взрослых, и случится что-то плохое?

— Кашу доешь — пойдём, — с тяжёлым сердцем сказала Аданель. — Только папе скажем сначала.

Берен запрыгал от радости на своём маленьком стульчике, попытался пообещать доесть кашу позже, но мама осталась неподкупной. Пришлось быть послушным.

***

Белемир выглядел измотанным, однако опухшие глаза с тёмными кругами горели.

— Пусть Берена сиделки к бабушке проводят, — равнодушно отмахнулся он, тут же хватаясь за записи. — Иди, сын, тебя проводят. Жена, постой, послушай. Ты представляешь, что задумал Брегор?