«Этим булыжником был убит Гнус», — гласила надпись, выцарапанная на гладком сером камне, размером с кулак.

Кем был погибший, и кто отправил его в бездну, история не сохранила: может, человек избавился от долго досаждавшего орочьего командира, может — от предателя в своих рядах. Кто теперь знает? Однако для кого-то смерть некоего Гнуса стала грандиозным событием.

Торгор раздал соратникам воду и еду из запасов, сел на одну из полуистлевших шкур, лежавших в углу пещеры. Хорошо бы их заменить, да вот беда — нечем.

— Дела таковы, братья, — негромко заговорил, смотря исподлобья, Арахон, — никто из нас, сколько бы ни искали, ничего не нашли. Поправьте меня, если неверно понял. Ни дичи, ни её следов, ни воды, ни обычных для чёрной земли кустов. Так?

Разведчики закивали. Торгор понимал — большинству здесь всё равно, чем закончится вылазка, поскольку эти люди не горят идеей уничтожения врага. Им дали приказ — они пошли. Но сердца их молчат. Никто из них не готов рисковать, идти искать воду, когда заканчиваются запасы. Вдруг это дорога в один конец?

Но как иначе?

— Мы поняли — здесь сплошь пустыня, что может означать разное, — продолжил говорить Арахон, поочерёдно смотря на соратников, — я советовался с гномами, и они предполагали, что реки спустили под землю, потому что что-то там построили. Если это правда, а на правду похоже, то под нами огромный город, размером с Дортонион. Или больше.

— Приказа искать город под землёй не было! — напомнил седой вояка, и Торгор кивнул подтверждению своих мыслей о братьях по оружию.

— Мы не обязаны, но должны, — хмыкнул предводитель. — Помните надпись на стене второй пещеры?

— Обязанность написана на королевских бумагах, — заулыбался боец, которого беоринг запомнил по умению вставить веское слово — в Барад Эйтель учился, видимо. — А долг — он в сердце.

— Нас послали воду искать, — начали настаивать уже трое мужчин.

Арахон кивнул, взял из тайника кусок засохшей кожи, размером с ладонь и быстро что-то начертил.

— Вдвоём с Маланором мы сможем продержаться здесь дольше, чем всем отрядом, — сказал командир, кивнув храброму соратнику, говорившему о долге и обязанностях. — Остальные — возвращайтесь. Мы не нашли возможностей для продвижения армии, земли вымерли. Вероятно, мы близки к победе, осада принесла результаты, и верховный Голфин может спать спокойно.

Торгор ощутил обиду и ещё большее опустошение: ему даже не предложили продолжить поиски. В него здесь не верят.

«Это будет мой первый и последний поход к Морготу! — решил беоринг. — Накрывать на стол, бестолку мотаться по пыльной пустыне и сидеть в осадном лагере может кто угодно! Но раз уж я здесь, пусть в этом будет смысл».

— Я тоже останусь искать подземный город, — как смог твёрдо произнёс Торгор, посмотрев в глаза Арахона. — Я остаюсь.

— Я обязан напомнить, — командир сделал такое лицо, что захотелось послать всех в бездну и вернуться домой, — что мы рискуем остаться без запасов и сожрать друг друга. А потом всё равно подохнуть, и никто нас даже искать не станет.

— Значит, такова воля рока, — процедил сквозь зубы беоринг.

— Я тоже таким был, — отмахнулся Маланор. — И многие из тех, кого дома не дождались. А тот, кто про обязанность и долг писал, вернулся из своего последнего похода, хворать начал, а потом убил соседа и его сына. Никто не понял, почему. В общем, решили его судить, но он помер в ночь перед разбирательством. Грустно это всё.

— Да, — согласился Арахон, — грустно, когда ты уже ни в войне, ни в мире пользы не приносишь. Но пока это не про нас. Выходите в путь, братья, несите добрые вести. Про нас же не говорите ни плохого, ни хорошего. Остались и остались. Кому надо — подождут. А остальных мы и сами не слишком ценим.

Разведчики обнялись на прощание, и вскоре тайная землянка пугающе опустела.

Командир подошёл к стене, взял нож, принялся выцарапывать надпись.

— Я пророчить не берусь, но точно знаю, что вернусь, — прочитал Маланор. — Знакомое что-то. Где-то слышал.

— Да, песня вроде эльфийская, — улыбнулся командир. — Я только эту строчку помню — нравится она мне.

— Да-а, — протянул пожилой разведчик. — Красивая. Ладно, пойду немного покараулю, воды выпарю, а вы спите. Потом сменимся, и в путь. Подземелье само себя не найдёт.

Торгор был уверен, что не сможет сомкнуть глаз, но снова спорить и доказывать свою значимость на словах не хотелось. Лучше быть полезным в деле, а для этого и правда следует отдохнуть. Или ещё больше себя вымотать — тут уж как повезёт.

***

— Сдристнули дырявые, — выслушав доклад мыши и угостив её куском мяса, хохотнул орк.

— Там всё пересохло, — пискнула вампирша, — дырявые пройти не могут.

— Может, проводишь их? — предложил Драконий Член. — А то нам надо их войско затраханное на плато долбанное привести, а они застряли.

— Тогда один самый красивый пленный будет мой, — глазки мыши стали масляными. — Хочу поиграть.

— Для тебя и трёх не жалко, — полуорк шутливо поклонился. — Я бы сам тебя повалял, да ты ж боишься, обличье не меняешь, а в мышь сувать — ну не.

— А ты глаза закрой, — посоветовала крылатая шпионка.

Алкарим расхохотались, делая вид, будто никто из них никогда не «сувал» в разных животных, хотя по слухам, некоторые вроде бы сношали и ножны, и норы в земле, где помягче. Мышь за этим не следила, предпочитая развлекаться иначе — дурить голову врагам Владыки не надоедало с самых первых битв в Арде. Жаль, орки не понимали такого сложного для них веселья. Что ж, каждому своё.

И лишь избранным — чужое тоже.

Примечание к части Эльфийская песня: цитата из "Я вернусь" И. Талькова

Может быть, кто-то ещё помнит, чья она по сюжету)

Быть полуэльфом

Из осадного лагеря в ущелье на восточной границе Белерианда Бреголаса с женой провожали гномьи торговцы, и почти всю дорогу велось обсуждение пока неизданного приказа вождя дортонионского Фиримара о службе всех здоровых мужчин в армии: пять лет — Ард-Гален, пять — Дортонион. В основном этот закон вызывал недоумение и осуждение, однако сам полуэльф расценивал решение бати иначе. Если, например, отправлять на службу тех, кому двадцать-двадцать пять лет, у них уже будут дети, способные помогать матери, а бабушки-дедушки тоже ещё в силах, учитывая обычную продолжительность жизни. Бреголас полагал, что батя хочет решить сразу несколько проблем, и готов был защищать его методы, ведь трудности действительно имели место.

Во-первых, слишком быстрый рост населения, из-за которого бесконечно расширяется город и кладбище. Столько людей невозможно хорошо обучить и прокормить, проследить за подданными становится сложнее в разы. Не сказать, что Бреголас любил порядок, но позицию бати разделял безоговорочно.

Во-вторых, зная не понаслышке об угрозе с севера, люди иначе станут относиться к жизни. Может быть и нет, но эльфы что-то такое вроде бы говорили.

— Хороший у вас вождь, — словно услышав мысли приёмного сына Брегора сказал гном супруге Бреголаса, незаметно подсовывая всё новые и новые украшения — в основном, подвески-камеи, — только не умеет идти одним курсом. Мы как живём? Решили, что вот эти соседи — нам друзья, а те — нет, и всё. Надумали оссириандский лес через Таргелион возить — и возим. А Брегор вечно сомневается и что-то меняет. А так только девы прекрасные с украшениями поступают.

Аданет умилялась, но знала — муж покупки не одобрит.

— Так жизнь меняется, — серьёзно посмотрел на торговца Бреголас. — И решения приходится новые принимать.

— Ладно, молодец, что папку защищаешь.

Полуэльф хотел поспорить, однако бородачи вдруг затянули песню, весело улыбаясь в сторону бочек с солёной сирионской рыбой:

— Покорны дракону стихии: огонь и вода!

И громы, и молнии тоже дракону подвластны.

Но что не сумеет дракон ни за что, никогда —

Так это в себе обуздать бесконечные страсти.

Страстно в любое сраженье бросается он,