— Ах ты гад! — закричала она вслед бродяге. — Позор народа! Тварь! Чтоб ты сдох!

Подумав, что нищий чем-то обидел невесту, Хандир и его родня кинулись на беглеца, словно сорвавшиеся с цепи псы.

Не понимая, что чувствует, ощущая злость на красоту и мерзость незнакомца, невеста пустилась вслед за остальными. Хотелось уничтожить позор рода беорингов.

Несмотря на то, что все гости праздника были пьяны, бродягу схватили очень быстро. Кто-то сразу же побежал за стражей, остальные скрутили незнакомца, несколько раз приложили по разным чувствительным местам, связали руки и швырнули к ногам Бельдис.

— Что он сделал? — спросил Хандир. — Что отобрал?

— Мою гордость, — попыталась успокоиться девушка, но голос выдавал эмоции. — Он — один из тех, кто убил мою тётю!

— Что ты несёшь?! — воскликнул оборванец, сплёвывая стёкшую в рот из разбитого носа кровь. — Не убивал я никого!

— А должен был убивать орков на севере! — продолжала нападать и любоваться Бельдис. Не веря, что делает это, аданет достала любимый платочек, наклонилась к бродяге и осторожно стёрла кровь с его лица. — Мой отец погиб в землях врага, и…

— Я тоже должен? — усмехнулся нищий. В его красивых глазах девушка не видела страха, и мир вокруг постепенно переставал существовать. — Твой вождь не хотел блага народу, непонятно разве? Он хотел только от мужиков избавиться, чтоб иметь право любой женщине делать детей! Я бы сказал грубее, но при тебе не хочу.

— Мой вождь, — Бельдис приблизилась ещё, снова тронула платком разбитый нос, — это мой дед. И ты или твои сообщники убили мою тётю.

— Да я тогда даже не родился! — вспылил бродяга. — И мой отец никого не убивал! Но тебе же плевать! Ты слепо защищаешь дедулю, который и от тебя бы избавился, если бы ты слово ему поперёк сказала!

Бельдис встала, выпрямилась.

«Какой же он красивый! — щёки залил румянец уже не морозный, снова бросило в жар. — Исцелить бы его раны, выслушать, утешить! Какая я дура!»

— Мне не плевать, — аданет заметила, что за происходящим с огромным любопытством наблюдают все гости, а жених уже нервничает. — Я, — идея, как не выглядеть некрасиво, сама по себе пришла в голову, — я… Буду одной из правительниц моего народа. И я должна знать не только успехи своего народа, но и беды. Расскажи, почему твой отец во время бунта встал на сторону преступников. Не смей мне врать! Смотри в глаза!

От последних слов стало страшно: если этот человек не отведёт взгляд, если он будет… Он ведь такой красивый! Эти ресницы…

— А мне нечего скрывать, — нищий выполнил приказ, и аданет, поняв, что не может сдержать улыбку, постаралась сделать её хотя бы высокомерной, — мой отец по имени Халмир был одним из сторожей на фиримарском складе припасов, который содержали на случай неурожая. Но постепенно этот склад превратился в хранилище припасов для войны с этим вашим Морготом, которого не существует!

Один из пьяных родичей, видимо, не согласный с неверием в присутствие Чёрного Врага на севере, что-то грубо заорал и пнул бродягу в живот.

— Не трогать! — крикнула на него Бельдис, борясь с желанием обнять и пожалеть несчастного красавчика. — Прости их, не знаю твоего имени, сын Хамира.

— Ха-л-мира, — откашливаясь, прохрипел нищих. — Плохая из тебя правительница — имена не запоминаешь.

— Я могла бы не защищать тебя! — игра в королеву и преступника всё больше нравилась девушке. — Продолжай.

— Мирный склад превратили в военный, — тихо ответил, явно начиная замерзать, бродяга. — А потом его подожгли.

— Твой отец?

— Нет! Он не был среди бунтарей!

— А почему тогда бежал?

Нищий не успел ответить, кто-то из седобородых родичей Хандира кивнул на бродягу:

— Нет смысла ждать стражу, он тут околеет. Брат, давай его сами отвезём на пост. Пусть разбираются.

В обрамлённых пушистыми ресницами глазах оборванца отразился страх и ненависть. Бельдис почувствовала, как сжимается сердце.

— Но я ещё не выяснила всего! — запротестовала она.

— Да что тут выяснять? — лысый мужчина в летах, без шапки и с очень странными, словно одинаково поломанными ушами, хлебнул чего-то из фляги и всё-таки покрыл голову. — Этот гад и его пособники попрошайничают, а золотишко наше откладывают на вооружение. Накопят и опять пойдут на вождя твоего с факелами. Мы их тут жалеем, а они вас потом режут.

— Я — не мой дед! — запротестовала Бельдис. — И этот человек — не его отец!

— Вот пусть стража и разбирается! — странноухий плюнул в костёр. — Поехали, брат.

Подняв из снега бродягу, мужчины потащили его в темноту.

— Получается, — Хандир опомнился и обнял невесту, — на этом мосту попрошайки уже не одно десятилетие на мятежи зарабатывают.

— Под шум толпы и звон цепей, — донёсся крик-пение бродяги, — голос эльфийский нас уверил,

Что станешь лучшим из вождей

Ты на века!

— Заткни пасть!

— И был огонь! Было знамя цвета крови!

— Заткнись! — кто-то потребовал молчания достаточно убедительно, чтобы больше слышно ничего из темноты не было.

— Надо всё-таки пройти по мосту, — сказал жених, прижимаясь всё крепче.

— Да, — думая совсем об ином, вздохнула Бельдис, — пойдём.

Ветер стих, снег захрустел таинственно и немного пугающе. Идти в ногу стало получаться лучше, звёзды в небе укрупнились, воздух заискрился в серебристом сиянии Исиль.

«Желаю, чтобы вы были здоровы! — пели оставшиеся на берегу родичи. — И чтобы над вами

Сияло солнце ярче, чем на в благом Амане!

Чтоб до ста лет жили! Горя чтоб не знали,

И чтобы ваши дети вас радовали!»

Весёлая песня лилась, как ни в чём не бывало, но Бельдис её не могла впустить в сердце, всё ещё слыша совсем другие слова.

Примечание к части Песни:

«Желаю» Е. Ваенга,

«Царь» гр. «Гранд КуражЪ»

Наследник подэльфийского трона

Дор-Ломин Брандиру не нравился. Абсолютно.

В детстве было весело гоняться за ящерицами, стрелять мелких птах и разорять их гнёзда, но однажды, решив доказать сверстникам превосходство, родич фиримарского вождя съел сырыми яйца из уничтоженного дома лесной щебетуньи, и после этого несколько дней метался в горячке, блевал и выл от болей в животе, сидя на горшке день и ночь. Больше никому ничего доказывать не тянуло, а Дор-Ломин опостылел окончательно, потому что даже случайное воспоминание о том, как засыпал прямо на ночной вазе, прислонившись спиной к стене, после очередного опустошения и так пустого желудка, а потом просыпался от новых позывов и сверху, и снизу, доставляло непередаваемые эмоции.

Брандир ненавидел Дор-Ломин за его вечную сырость и грязь. Поселение находилось в низине, поэтому то и дело сюда стекалось всё, что только могло стечь, а по утрам нередко опускался густой туман. Всё бы ничего, но обязательно каждый раз находился какой-нибудь умник, гоняющий галопом верхом в непроглядной белой мгле и пугая прохожих.

В Тёмной Земле были кошмарные однотипные постройки. Да, в лесу все деревья похожи, но если у их создательницы не хватило ума придумать разнообразие, то что мешает людям поступить иначе?! Брандир презирал Дор-Ломин за одинаковые дома, в которых можно было запутаться даже по трезвости. Что за стремление слиться с толпой?! Чтобы окна из зависти не выбили? А почему не сломать в ответ руки? Заодно и строителям.

В Дор-Ломине всегда были ужасные дороги, независимо от сезона. Зимой они либо превращались в опасные замёрзшие колдобины, где легко свернуть ногу или шею, либо представляли собой сугроб, немногим меньшего размера, нежели обочины. Весной и осенью появлялась чудная возможность перепутать реку и тракт, летом дорога выглядела грязной, либо высохшей неровной колеёй с глубокими ямами через каждые двадцать-тридцать шагов. На дне, разумеется, растекались лужи, а вокруг валялись мелкие камни, отлетающие из-под колёс проезжающих телег прямо в лица пеших. Красота!

А ещё дор-ломинские дороги порой заканчивались опасными тупиками. Брандир от души презирал живущий в таких местах сброд и никогда этого не скрывал, за что однажды и поплатился.