— Прости-и-и! — опять взвыл, корчась и рыдая, тот, кого уже не получалось назвать Астальдо. — Скажи, умоляю, скажи, что я могу сделать, чтобы всё исправить! Скажи-и!

«Убраться отсюда. Навсегда. Оставить меня в покое!» — ударила в голову мысль, осознание случившегося подкосило ноги.

Линдиэль присела рядом с горько плачущим эльфом, трясущейся рукой погладила по мокрым волосам.

— Я давно простила тебя, — прошептала она, стараясь говорить мягче. — Как я могу злиться на любящее сердце?

Существо посмотрело с робкой надеждой.

— Поедем со мной! — прозвучала новая мольба. — Пожалуйста! Я виноват перед всеми! Я проиграл битву! Я подвёл отца! Я не должен находиться здесь! У меня есть замок в лесу, пожалуйста, давай уедем! Только не бросай меня, умоляю! Я ничтожество!

«О, Эру!»

В голову Линдиэль ударила шальная мысль: скрыться ото всех и убить того, кого когда-то любила, но сердце вдруг запело надеждой: что, если отец попросит у Вала Улмо маленький остров для дочери и её мужчины? Много не нужно — лишь клочок земли среди волн Сириона. Или в море. Может быть, вдали от всех удастся снова ощутить нечто доброе к… Астальдо. Полюбить его. Полюбить… то, что от него осталось, во что он превратился. И тогда светлое чувство исцелит искалеченную душу…

— Просто маленький остров, — то ли от отчаяния, то ли желая прекратить рыдания эльфа под ногами, дочь лорда Новэ Корабела запела вслух, хотя не собиралась этого делать. — В свете заката розов,

В море безбрежном

Скрытый от взоров.

Просто берега простынь,

Тёплая осень,

Ветер ласково треплет косы

И детский лепет доносит.

Какое чудо! Какая осень!

Какие краски!

Это оно — это счастье!

Остров необитаем,

И мы летаем

Двое и утопаем

В бархатных волнах покоя.

Руку, дай же мне руку,

Мне очень-очень страшно —

Вдруг к нам вернётся

Что-то из жизни вчерашней…

Как странно как светло! Это счастье!

Трудно добытое счастье!

Тихое лёгкое счастье!

Жуткое жалкое существо действительно перестало заходиться рыданиями, однако вцепилось в Линдиэль мёртвой хваткой.

— Нет, — вдруг твёрдо сказал влюблённый эльф, — у меня есть дом. И я должен привести тебя туда. Так будет правильно.

Примечание к части Песни:

"Зимний сад" А. Глызин

"Ария Ловетт", зонг-опера "Тодд"

Будущее за людьми!

— Хадор Лориндол! Хадор Лориндол вернулся!

Восторженные крики раздавались со всех сторон, обгоняли всадников и повозки, летели мимо статуй вождей и героев прошлого, где пока не нашлось места Хатолу, сыну Магора.

— Герой Хадор вернулся! Слава великому вождю! Ему эльфы свою лириквию подарили! Легендарный Драконий Шлем! Теперь это наша ценность! Драконий Шлем Дор-Ломина!

Больше всего сейчас хотелось напиться, поскольку вождь понимал: жена вряд ли разделяет восторг крикунов. А остальные матери, супруги и дочери?

— Мы соберёмся с новой мощью и раздавим Чёрного Врага! — заорал Хадор так, что стихли все остальные голоса, даже тот, что вопил про «лириквию». — Мы отомстим за павших! За женские слёзы! За осиротевших детей!

Надев легендарный шлем и, уже зная, как сложно в нём ходить долго, новый вождь приготовился стойко выносить боль в шее. Вскинув топор, он метнул оружие в ближайшее дерево.

Раздался одобрительный гул и новые восславления. Но мысли Хадора унеслись далеко на север.

«Затраханный злом!

Чёрным огнём

Жопа горит, растянулась дыра!» — прозвучала в памяти мерзкая пародия на эльфийскую песню, а потом возник образ криво ухмыляющегося врага.

***

— Затраханный злом!

В брюхе пустом

Спрятался страх,

На-на-на-на-на!

Драконий Член, словно совершенно не боясь окруживших его логово воинов, вальяжно вышел под дождь и что-то сплюнул в лужу под ногами.

— Ну чё, братва, торговаться пришли? Мы это, сначала всех продать вам хотели, но кушать больно хотелось, поэтому извиняй.

— Что хочешь за пленных? — спросил Хадор, стараясь потянуть время и отвлечь.

— Баб ваших, — не раздумывая, ответил полуорк. — Дочерей хочу красивых. Это твоей братии лишь бы в кого сучки совать, а мне так не интересно.

— И откуда я здесь баб возьму? — подыграл командир.

— А это уже твоя проблема.

Драконий Член достал из штанов кусок плохо прожаренного мяса и съел. Чьё оно было, люди предпочли не выяснять.

— Ты только учти, Жёлтый, мы твоих всех сожрём, пока думать будешь. Ты тупой какой-то, чесслово! Попросили у тя баб. Баб нет. Предложи оружие, припасы там. Кто ж так торгуется?

«И правда… — Галдор посмотрел на отца, потом — на подозрительно похожего на него врага. — Так торгуются незаинтересованные в договорённости».

Молодой воин вдруг подумал, что на месте орка вёл бы себя так, отвлекая внимание. Да! Он просто даёт своим сообщникам уйти, прося невозможное.

Стоило об этом догадаться, Драконий Член вдруг отвлёкся от еды, Хадора и песни и внимательно посмотрел на Галдора.

А потом побежал.

«Мы поняли друг друга!» — озарение то ли напугало, то ли разозлило. Раньше такое бывало только с друзьями или Гельдором и Глорэдель!

— Убить! — заорал Хадор.

Одновременно с пущенными стрелами и грохотом ломаемого укрытия послышалась ругань и проклятья, потому что поймать среди каменного лабиринта тех, кто родился в этих проклятых местах, не представлялось возможным.

***

— Мы отомстим! — снова закричал Хадор, под дружные овации вспоминая, каким нашёл сына и его соратников. — Отомстим!

Да, из восьми оставшихся в живых после боя только у двоих оказались неисцелимые раны, в частности потому, что этих несчастных уже начали есть. Остальные же были измучены голодом, замёрзшие, провонявшие испражнениями, с посиневшими от пут руками, но не мёртвые! И это главное!

— Мы отомстим!

И шлем с золотым драконом засверкал в лучах летнего солнца. Созданный для битв, он словно чувствовал — больше ему не придётся пылиться в эльфийской крепости, как никому не нужной статуэтке. Его время пришло.

***

Гильдис не плакала и не осуждала, как и Дорвен. Женщины правящего рода слушали рассказ, готовились поддерживать соплеменниц, ведь обе понимали: их самих никто не пожалеет, им никто не посочувствует. У них-то все живы! У них-то все герои!

У них ведь даже Гельдор вернулся. Счастливые!

***

Гельдор вернулся в середине весны, когда снег остался только в лесу, но половодье ещё не спало, и на дорогах было грязно. Молодой воин приехал не верхом на украшенном парадной бронёй скакуне, не в сопровождении орущих славу соратников и подхалимов, не с наградами, трофеями и «лириквиями».

Гельдор просто вернулся живой.

На телеге с трупами и калеками. Он и сам был одним из них: то ли мертвец, то ли нет, не способный спать без особых настоев, с больными ногами и вечной паникой в глазах, вздрагивающий от каждого звука, плачущий от темноты и яркого света.

Гельдор вернулся. Только каждый, видевший его, невольно подумал, что лучше бы он навеки остался на севере. Тогда его бы помнили юным, здоровым, полным жажды борьбы и надежд.

Но Гельдор вернулся.

***

— Ты всё ещё хочешь на войну? — Гундор поднял голову от книг на сестру, которая на этот раз была одета в женское платье, украшенное бусинами и угловатой вышивкой.

— Да, — гордо ответила Глорэдель, пусть и без прежнего жара. — Хочу. Там важен каждый.

Юный сын Хадора пшикнул.

— Можешь не верить, но мне не страшно, — выпрямилась и подбоченилась девушка. — Да, можно пасть в бою или от хвори, можно искалечиться, утратить разум, но можно помочь своему народу прийти к победе и вернуться увенчанной славой, как наш отец. Пойми, раз эльфы отдали нам свою реликвию, значит, считают, что будущее за нами — за людьми! И я тоже в это верю.

Покачав головой, Гундор посмотрел сестре в глаза:

— Отец ослушался приказа командиров и остался зимовать в Дор-Даэделот. И что он сделал, рискуя собой и своими людьми? Он нашёл какие-то заброшенные мастерские и засыпанные шахты, покинутые поселения и горы мусора вперемешку с останками орочья. Все уверяют, будто важны любые разведданные, но что дали эти? Ты когда-нибудь думала, что случится, если отец и дальше станет глупо рисковать? Представь, если он и Галдор погибнут? Мы останемся ни с чем. И нам повезёт, если нас не разорвут благодарные собратья. Выходи замуж, Глорэдель. Займись чем-нибудь полезным.