— Manan?

«Почему, благодетельная Владычица Йаванна, я не смог вдохновить свой народ на рождение детей? Моя семья полнится, несмотря на горькие потери, так почему мой пример не стал путеводным для Нолдор? Помоги, молю! Я в отчаянии!

Почему?..

Почему?»

Огонь свечи задрожал, когда Арафинвэ пал ниц то ли от усталости, то ли от беспомощности. Ароматный дымок рассеялся в воздухе, капля воска скатилась слезой на пол. Пересохшие губы задрожали:

— Manan?

«Почему я теряю влияние?

Почему меня это волнует?! Я такой же, как мой заблудший брат? Что мне сделать, чтобы не быть таким?! Вовсе отречься от власти? Но будет ли это лучше для Нолдор? Валар ведь сами избрали меня!

Почему теперь я чувствую себя ослепшим и оглохшим в центре лабиринта?! Валиэ Вайрэ, где же твоя путеводная нить? Позволь нащупать её, молю! Не оставь меня!»

— Manan?

«Владычица Эстэ! Почему я так слаб? Почему не сопереживаю Владыке Манвэ, думая о своей никчёмной скорби?! Молю, Валиэ, дай мне надежду! Дай мне силы надеяться! Может, я должен быть утешением и радостью для Владыки Арды, должен сделать всё, чтобы осушить его слёзы, пролитые о моих братьях, о моём народе, который я не уберёг и не вразумил? Могу ли я надеяться, что способен дарить радость Владыке Манвэ? Молю, позволь мне надеяться! Пожалуйста…»

— Manan?

«Почему, Вала Ирмо, мой народ продолжает видеть страшные сны? Почему я не могу утешить скорбящих? И почему я злюсь, осознавая своё бессилие? Почему готов обвинять невиновных? Почему я обвиняю Валар?! Я не смею! Не должен! Что со мной не так? Почему я не могу взять страх и боль моего народа на себя? Вала Ирмо, почему я не могу видеть страшные сны вместо них? Избавь мой народ от скорби, умоляю тебя! Я готов страдать сам, только пусть Нолдор будут счастливы!

Почему я чувствую, что молю об этом ради сохранения власти?»

— Manan?

«Что со мной не так?! Эру…»

Огонь свечи горел ровно, словно не поднимающий головы эльф перестал не только двигаться, но и дышать. Дымок струился к низкому потолку, расползаясь по гладко отёсанному камню. В воцарившейся тишине больше не звучали вопросы, лишь воск, слеза за слезой, скатывался на пол.

Свеча начала таять.

***

Эарвен стояла на берегу озера. Серебро волос и одеяния, отражаясь в подсвеченной фонарём кристально-прозрачной воде, походило на путь Тилиона, сияющий по ночам на поверхности моря. Маленькая девочка с белоснежными волосами пускала самодельный кораблик, украшенный пёрышками.

— Папа! Что с тобой? — пискнула малышка, заметив идущего среди рядов причудливых сталагмитов Арафинвэ. — Давай я тебя утешу! Поцелую! Возьми меня на ручки!

Тяжело вздохнув, валинорский король прижал ребёнка к груди, чувствуя, как маленькие губки касаются щеки.

— Нэрвен никогда не была ласковой, — словно обвиняя кого-то, произнесла Эарвен, поднимая из воды кораблик. — Муж-дева! Зачем женщине красота, если она не делает счастливым супруга?

Девочка погладила отца по голове, снова чмокнула в щёку, ткнулась носиком.

— Я всё сказал им, — смотря невидящими глазами на жену, глухо проговорил избранник Валар, словно не замечая ласки дочери.

— И что теперь? — без интереса спросила королева.

— Я сказал им и повторю тебе — никто не обязан подчиняться мне, оставаться со мной, если не желает этого.

***

— Править вами, мой народ, — говорил Арафинвэ, стоя на возвышении в центре огромной пещеры, — я решил не сам, на то была Воля Валар. Я не вправе заставлять вас слушаться меня, и отречение от меня — не есть отречение от Владык Арды, не есть бунт против наших благодетелей, против их воли и решений. Народ Тэлери, чья королева — моя супруга, всё ещё такой малочисленный, может снова отделиться и уйти к морю, снова избрать своим лидером Ольвэ, допустившего кровопролитие в Альквалондэ. Да, Ольвэ невиновен, он оставался верен Валар и не боялся заплатить любую цену, чтобы доказать любовь к Владыкам. Это ли не самый правильный путь? Если ныне Ольвэ и Тэлери более не мой народ, если в ваших глазах я более не избранник Валар, я не смею спорить. Уходите, и никто из эльфов не встанет у вас на пути. — Посмотрев на толпу, король почувствовал прилив сил, это ощущение укрепило веру в правильность произносимых слов. — Нолдор, — голос Арафинвэ стал громче, — переселение нас под землю было Волей Валар. Кто-то счёл это наказанием? Что ж, возможно вы правы. Наш народ запятнал себя кровью, показал свою несостоятельность и неспособность принимать верные решения. Это были не лично вы, не лично я, но сейчас самое время быть честными перед самими собой. Вспомните, многие ли из нас осудили братоубийство? Многие ли осудили Феанаро, а не Ольвэ? Сейчас самое время вспомнить, в какой момент мы осознали совершённую нами ошибку в выборе пути. Взглянем правде в глаза, братья! Мы не повернули назад, увидев окровавленную гавань и сложенные рядами трупы. Мы не начали молить о прощении, смотря на рыдающих сирот. Мы пошли бы дальше. За Феанаро. Пошли бы войной против одного из Айнур, кого мы не имеем права судить! Однако мы готовы были вершить «справедливость». Что же остановило нас? Да, братья, нас остановил страх перед наказанием. Нас заставило одуматься злое пророчество, но не совесть. И теперь, посмотрев правде в глаза, мы можем понять, чего достойны, а чего — нет. Заслужили мы любовь Валар? Заслужили мы прощение Тэлери? — Обведя взглядом собравшийся народ, король тяжело вздохнул. — Волей Валар я стал нолдораном, хоть никогда не стремился к власти. Волей Валар мы пришли в подземный город. И я останусь здесь, независимо от вашего выбора. Я, один из вас, один из Нолдор, осознал, что не способен принимать верные решения, поэтому должен подчиняться тем, кто знает, как для меня лучше. Я буду жить здесь, в выбранном для меня доме, даже если останусь в одиночестве. Ибо такова Воля Валар!

***

Эарвен отошла от воды, серебристое отражение в озере исчезло.

— Владыки Арды не могут быть неправы, — улыбнулась мужу королева, — ты поистине достойнейший из эльфийских владык. Я всегда это знала.

Ещё один данный судьбой шанс

Ароматный дымок поднимался из крохотной чашечки, наполненной измельчёнными листьями. Терпкий запах тлеющего растения расползался над столом в ажурной садовой беседке, словно утренний туман по реке, и, вдыхая его, Олорин переключал внимание с музыки чужих видений на собственные впечатления, чтобы систематизировать всё услышанное и прочувствованное.

Сколько сортов ускилле растёт в садах владыки Ирмо, и сколько новых ароматов можно получить, добавляя к табачным листикам цитрусы, мяту, ягоды или сладости в разных пропорциях. Интенсивность горения тоже регулируется…

Подумав, что музыку феа можно представить одним из сортов ускилле, в котором звучат сладкие, пряные, холодные или бодрящие ароматы наполнителей, Майя Олорин с грустью посмотрел на рассеивающийся в искрящемся воздухе дымок. Ароматы живых растений тоже хороши, но, когда они сгорают, становятся изысканными. Огонь, уничтожая их, дарит сторонним наблюдателям короткое, но неповторимое яркое наслаждение.

Жаль, что кому-то суждено погибнуть в пламени ради удовольствия других. Может быть, хоть некоторым ароматным травам всё же будет дан шанс выжить? Может быть, они смогут им воспользоваться?

***

Тишину нарушало лишь потрескивание фитилей и лёгкий шорох шёлка рукавов платья, коснувшихся простыни и одеяла. Золото волос эльфийки потемнело в полумраке, заиграло алыми отблесками. Лёгкая прохладная ладонь, чуть дрогнув, легла в горячую руку лежащего в постели эльфа.

Ангарато, щурясь, посмотрел на супругу и улыбнулся. Сидевший рядом в кресле Финдарато, что-то рассказывавший кузену перед появлением гостьи, просиял.

— Эльдалотэ, прекрасный цветок, что расцвёл среди снегов! — с пафосом произнёс сын Арафинвэ. — Золотые лепестки, дивный аромат пыльцы, изящный тонкий стебель…

Ангарато скривился.

— Что такое, братец? — испуганно расширил глаза владыка острова. — Я не собирался уводить у тебя жену! Просто согласись — цветок, выросший в Хэлкараксэ, это истинная диковинка! Знаете, что я думаю?