Лайталиэль захотелось сказать, что некрасиво так откровенно напрашиваться на комплименты, что Гельмир, сын Гуилина, давно взрослый мальчик, муж и отец, и не должен впадать в ребячество, мысли отразились на лице, поэтому мастер наигранно вздохнул, ласково улыбнулся и сразу же перевёл скучный для обоих разговор в песню:

— Пой, моя лира! Пусть ветром ворвётся во тьму

К той, чьей любовью моё сердце дышит,

Музыка воспоминаний, пронзив тишину,

И счастливый финал для истории нашей напишет.

Пусть только услышит! Она пусть услышит!

Меня пусть услышит.

Лайталиэль погладила мужа по щеке, потянулась за поцелуем, и в этот момент в дверь постучали.

Примечание к части Песня из рок-оперы "Орфей" "Пой, моя лира"

Вместо тысячи слов

Ни единая ветка не колыхнулась, не зашуршали сухие листья на мху, однако Халиндвэ заметил приближение собрата и обернулся.

— Ты один? — изумлённо спросил лорд-охотник. — Почему?

До тайного восточного входа в Нарготронд отделял почти день пути по бурелому, на таком расстоянии можно было не прятаться, а в случае неожиданной встречи с теми, кому не положено знать о подземном городе, сказать, что держишь путь на Тол-Сирион. Однако появившийся среди густой листвы эльф был прекрасно осведомлён о нахождении убежища короля Финдарато Инголдо.

— Долгая история, — Эрьярон резко бросил под ноги вещи, затравленно осмотрелся. — Я рад, что встретил именно тебя, Халиндвэ. Удели мне немного времени до заката, и я пойду дальше. Надеюсь, у тебя нет никаких сдвигов в голове, по причине которых тебя следует именовать исключительно «лорд Гуилин»?

Охотник с сомнением взглянул на собрата, решив не озвучивать, что сдвиги в голове из двоих находящихся здесь эльфов явно не у него. Состояние Эрьярона всерьёз вызывало беспокойство, и Нолдо стало совсем не до шуток.

— Что случилось, друг? — задал он вопрос.

Верный короля сел на свёрнутый тёплый плащ.

— Что случилось? — глаза Эрьярона всё больше казались безумными. Халиндвэ невольно вспомнил самые тяжёлые испытания, выпадавшие на долю аманэльдар, решивших покинуть Благословенный Край — после трагедии или в ожидании чего-то дурного взгляды эльфов менялись примерно так, как сейчас случилось с собратом из свиты короля. — Наш владыка нашёл тех, чьё появление в Арде утаивали от нас Валар.

— Кого? — опешил лорд-охотник. — Младших?

— Да…

Эрьярон сделал вид, будто сплюнул, начал судорожно копаться в вещах, а когда, наконец, нашёл флягу, долго пил.

— Я не понимаю, друг, — заговорил, наконец, с присевшим рядом собратом верный короля, — за что нам это выпало? Почему именно мы должны были встретить то племя? Скажи мне. Скажи, мы что, больше всех Тэлери убили в Альквалондэ? Разве не мы пытались помогать беженцам, боявшимся возвращаться в Лебяжью Гавань? Разве не мы защищали народ от хищников и мороза в Хэлкараксэ? Почему именно король Финдарато должен был встретить этих дикарей?! Ты не понимаешь, что мне не нравится? А я объясню: мы нашли их, и теперь ни один из нас, видевших то, как эти несчастные выживают, не сможет спать спокойно! Нет, ты не думай, что мне их жаль! Эти существа мне глубоко отвратительны!

Халиндвэ согласно кивнул, хотя был уверен — собрат жалеет тех, с кем свела судьба, просто не хочет признать.

— Король послал меня к твоему отцу, — выдохнул Эрьярон, снова отпив из фляги и, со злостью потряся опустевшим сосудом, убрал его в сумку. — Наша находка должна оставаться в тайне от тех, кто не будет принимать непосредственное участие в помощи дикарям, пока король не решит, что делать дальше.

— То есть, я… — охотник указал себе в грудь.

— Король доверяет твоей семье. Говорит, вы можете посодействовать и не откажетесь это делать. Необязательно все, разумеется, — Гвиндор ведь ещё слишком юн для подобных дел. Жён тоже лучше оставить дома.

— Это опасно, что ли? — Халиндвэ напрягся. — Ну-ка выкладывай, брат. Подробно. И в точности, как было.

Эрьярон усмехнулся, уверенный, что не скажет и половины того, что видел, поскольку некоторые вещи оказались за гранью понимания эльфа, никогда не считавшего себя впечатлительным, ранимым или ярым моралистом.

***

Поначалу лица, голоса, фигуры и запахи сливались в общую галдящую мечущуюся массу, в которой выделялись только некоторые из первых рискнувших подойти и заговорить, однако постепенно Финдарато начинал замечать отдельные картины из жизни племени, а ещё — реакцию Эрьярона, которая была самым интересным из происходившего на поляне у пока безымянной речушки.

— Сейчас ты начнёшь выстраивать жизнь этих существ, как считаешь правильным, а потом тебя отблагодарят исходом дикарей, — сочетая в голосе и выражении лица недоумение, отвращение, жалость и желание сбежать, проговорил верный, наблюдая, как на берегу около воды старушка учила юную деву присыпать что-то между ног песком, похоже, та сильно поранилась, а рядом стояли несколько юношей и обсуждали происходящее с такими выразительными лицами, что было прекрасно понятно, о чём они думали. Как с этим сочеталась кровь, эльф недоумевал. Или… это не рана, а течка, как у животного?!

Шокированный догадкой, Эрьярон замер с открытым ртом, тронул короля за руку, пытаясь указать в направлении поразившей до глубины души компании, но Финдарато смотрел совсем в другую сторону:

— Нет, мой друг, — мечтательно улыбнулся владыка Нарготронда, — исхода не будет. Вспомни, из-за чего мы отреклись от Валар: нас возмутило, что для владык брат-преступник и убийца, живодёр и вор дороже, чем те, кого они сами клялись защищать от него же. Валар нарушили данное нашим предкам слово, предали своё обещание, которое и повело Народ Звёзд за море. Но мы — не Айнур. Мы пережили предательство тех, кому верили. Неужели ты допускаешь, что после этого сами поступим так же?

Эрьярон отвёл взгляд и снова ужаснулся: горбатая и совершенно седая старуха избивала палкой до крови молодую женщину, держа ту за волосы и указывая на пустой котёл около костра, а совсем рядом абсолютно невозмутимо сидела мать, вылизывая хныкавшего новорожденного, словно щенка.

Со стороны костров, где остался вождь, донеслась жуткая ругань с использованием только одного слова, вылетавшего из разных глоток с отличавшейся интонацией и глухие звуки ударов, Финдарато снова улыбнулся и, вопросительно взглянув на няню, которая стояла рядом, ожидая неизвестно чего или просто считая теперь эльфов своими подопечными детьми, пошёл в первое попавшееся на пути жилище, однако вдруг встретил неожиданное сопротивление: из шалаша пущенным катапультой снарядом вылетел седой скрюченный дедок с чудовищно узловатыми суставами. Перегородив королю путь, он начал подхалимно заглядывать в глаза, кланяться, что-то лепетать, упорно закрывая собой проход в домик из палок и глины или иной коричневой субстанции.

— Он там труп прячет? — спросил, безумно скалясь, Эрьярон.

— По запаху судишь? — хмыкнул Финдарато. Лицо Инголдо по-прежнему сияло улыбкой, однако руки начали подрагивать. — Знаешь, друг, зачем нужны друзья? И верные, и свита, и охрана? Чтобы вот в такие моменты поддерживать своего друга или короля. Пожалуйста, будь так любезен, исполняй свои обязанности, а не заставляй меня утешать моего храброго подданного.

Эльф, опустив глаза, поджал губы и сделал глубокий вдох сквозь ткань плаща.

— Что там? — Финдарато обернулся к няне, указывая на жилище старика, попутно заметив, как вокруг снова собирается разнопахнущая толпа любопытных.

— Ой-ой-ах, — скорбно запричитала женщина, сдавив щёки чистейшими ладонями. — А-ай! — отмахнулась она, показывая всю безнадёжность ситуации.

— Спасибо, — поблагодарил король. — Я всё понял.

Няня просияла, начала что-то угукать малышам, а те наперебой, хоть и тихо, попытались повторить сказанное эльфом.

— Вот! Ном! Ном! — раздался гордый голос справа. — Тут! Моё-о-о! Вах!

Крепкий, почти лысый мужичок с густой тёмной бородой и длинными мощными руками хлопал огромными ладонями и, улыбаясь полубеззубым ртом, указывал на просторный, по местным меркам дом, около которого женщина со спутанной косой подметала вязанкой прутьев и без того чистейшую территорию, где не валялось ни листочка, ни шишечки. Запах хвои, доносившийся из жилища, немного перебивал неприятные ароматы, а когда Финдарато, бледнея, но пока сохраняя приветливое выражение на лице, заглянул внутрь, юная дева, украшенная бусами из волчьих клыков и венком из папоротника, начала хвастаться сушёными грибами и рыбой, развешенными вдоль стен.