А сейчас, при младших братьях, которые не должны никогда и ни при каких обстоятельствах видеть его слабым… Нельзя!

Но справиться с болью потери близкого, которым, казалось, никогда особо не дорожил, Финвэ Третий был не в состоянии.

Макалаурэ подъехал вплотную с одной стороны, Карнистир — с другой. Вместе стало намного легче.

Туркафинвэ вырвался вперёд и поскакал быстрее, мелькая между высокими стволами, нетронутыми ураганом. До дворца Манвэ оставалась примерно половина пути.

Тьма над Валинором

Земля была тёплой и мягкой от шелковистой травы, цветущие белыми крошечными колокольчиками пышные кусты, казалось, были созданы для тайных любовных игр, чем и решила воспользоваться злая из-за постоянного напоминания о «позоре» Ириссэ. Ей уже снова хотелось уйти из дома, чтобы больше никогда не видеть вечно ноющую мать, кудахчущую над уже не маленькой дочерью супругу Турукано и непомерно гордую, но вечно мило улыбающуюся жену Финдекано.

Подкараулив у сцены, где проходил конкурс менестрелей, певца, которого едва не сшиб на зрителей пьяный Финдарато, Ириссэ схватила его под руку и, прищурившись, пригрозила коротким кинжалом:

— Ты теперь мой пленник. Принцессе нельзя отказывать.

Золотоволосый, прекрасный лицом менестрель, певший о любви душ Древ, от испуга выронил арфу, и дочери короля стало скучно — в нём не было ни капли огня! Однако искать новую жертву уже не хотелось, и, надеясь, что эльф не наделает со страха в штаны, Ириссэ, упирая остриё кинжала в бок певца, потащила его в кусты. Было уже очевидно, что с помощью этого испуганного «тела» не удастся перебить воспоминания о пламенной страсти, лишавшей разума, бросавшей в бездну безумных ощущений, когда можно было позволить себе всё, что угодно, пробовать новое и сумасшедшее, переходить любые границы… Он… поддерживал все её идеи, позволял играть с собой, а потом неожиданно нападал, подминал под себя, и тогда Ириссэ делалась беспомощной трепещущей бабочкой в клюве хищной птицы.

А с этим что делать?

— Меня зовут Элеммиро, — вдруг сообщил дрожащим голосом менестрель, и принцесса не поняла, зачем: ей было абсолютно наплевать, как его имя. Это просто тело с необходимыми атрибутами для хоть какого-то развлечения в этот бестолковый праздник.

— Заткнись, — надавила Ириссэ кинжалом сильнее, заставляя несчастного эльфа дрожать, — иначе рот… Хм…

Толкнув менестреля в кусты, принцесса сбросила темно-синюю с серебряными в алмазах звёздами накидку, порвала её лоскутами, спутала Элеммиро руки за спиной, завязала глаза и рот и, спустив штаны, критически посмотрела на то, с чем планировала развлекаться. Но почему-то начало резко темнеть, отовсюду начали доноситься испуганные крики, и дочь короля, чувствуя, как страх стискивает ледяными когтями горло, моментально забыла про игрушку и вышла на поляну, оказавшись среди мечущейся толпы. Подняв голову, Ириссэ увидела, что половину неба застилает чёрная клубящаяся мгла, стремительно приближающаяся, поглощающая мир ненасытной пастью, повергая его в страшную бездну. Вскрикнув от ужаса, Ириссэ упала без чувств.

***

Что-то было не так. Тревога не отпускала, донимали странные пугающие предчувствия, и младший сын Финвэ, пытаясь изображать веселье, не знал, куда себя деть. Он никогда не замечал за собой пророческого дара или феноменальной способности предугадывать на несколько шагов вперёд события, но сейчас всё его существо терзалось предчувствиями непоправимого. Состояние походило на то, что было в Альквалондэ, когда его, ничего не смыслящего в градостроительстве, Нолофинвэ отправил руководить возведением дополнительных оборонительных сооружений в порту и по всей береговой линии. Тогда преследовало чувство сжигающего изнутри стыда и понимания собственной ничтожности в бесконечной круговерти суетящихся мастеров, говорящих непонятными терминами и ждущими его, Арафинвэ, окончательного вердикта по любому вопросу. Он ведь главный! Но каждый раз, стоило что-то решить, король Ольвэ усмехался и переигрывал всё по-своему. Чаще и чаще Арафинвэ слышал пренебрежительное «это же Тре-е-е-етий Дом», что звучало, словно ругательство. Это было ужасно…

Осмотревшись, брат короля понял, что ему очень странно наблюдать, как мать «веселится». Безусловно, радовало, что она не пила, но бывшая королева уже очень долгое время задумчиво ходила туда-сюда, держа в руке полный бокал, улыбаясь с пустым взглядом. А ещё куда-то запропастилась Артанис и Артаресто, а пьяный Финдарато у всех на виду позорит семью. Наверно, не стоит так драматизировать. Все веселятся, как умеют. Например, племянники Ангарато и Айканаро соревнуются в красноречии, говоря комплименты какой-то деве. Видимо, ей предстоит сделать выбор, с кем из них танцевать.

Взяв под руку жену, Арафинвэ пошёл любоваться состязанием скульпторов, но недоделанные изваяния пугали эльфа: мерещились чудовищные морды, оскаленные пасти и обезглавленные тела. Начало бросать то в жар, то в холод, и супруга с волнением стала расспрашивать, в чём дело.

— Если бы я знал, Эарвен, — тяжело дыша, отозвался Арафинвэ, встретившись взглядом с будущей скульптурой. Глаза казались выпученными, безумными, а отсутствие рта добавляло чудовищности общей картине.

— Кажется, мне надо выпить, — отвернулся в сторону брат короля. — Не понимаю, что со мной.

— Как мне его вернуть? О, как его вернуть? — пропели в толпе, и Арафинвэ немного встряхнулся. Дева-менестрель, недавно выступавшая на сцене, теперь собрала вокруг себя не менее полусотни слушателей, хором подпевавших ей.

— Подстилка Канафинвэ эта Элеммирэ, — прошипел кто-то со злобой. — Смуту поднимает. Хочет последовать за своим полюбовничком в изгнание. И брата за собой потянет. Погубит талант!

— Да она многократно талантливее!

— Вот именно! Её песни за душу берут!

— Подстилка!

— Пойдем отсюда, — прошептал Арафинвэ жене. — Картины посмотрим.

— Что это? — послышалось вдруг со всех сторон. — Темнеет? Почему? Смотрите…

Над горизонтом поднялось облако тьмы.

«Где мама?» — ударила в голову брата короля мысль, и он, отпустив руку жены, бросился обратно к столам, где видел Индис в последний раз.

***

— Владыка Манвэ! — закричал в ужасе Нолофинвэ, падая на колени. — Там моя семья! Мои подданные! Молю тебя! Разгони тьму! Пожалуйста!

Накрывшая Валинор мгла была бессильна здесь, во дворце Валар, и Феанаро увидел дрожащие слёзы в глазах полубрата.

— Встань, Нолофинвэ, — скривился Куруфинвэ, — не унижайся. Владыки не допустят беды здесь. Вблизи своего дворца. Тебе бояться точно нечего.

— А что насчёт отца?! — вспылил король, вскакивая на ноги. — Кто защитит от тьмы его?! Твои сынки? Которые только и умеют, что грызть друг другу глотки, устраивать случки в лесах и паразитировать на чужой славе?!

— Не смей так говорить… Брат… — оскалился, полыхнув глазами, Феанаро. — Не тебе хвалиться сыновьями.

Между братьями встал Тулкас, смотря на Куруфинвэ испытующе.

«Дай мне повод!» — говорили его глаза. Феанаро отступил, Нолофинвэ, хватая ртом воздух, готов был в любой момент рвануть вниз, к семье и подданным, но понимал — его не выпустят.

— Вам не о чем беспокоиться, — с доброй улыбкой заботливого отца произнес Манвэ, проходя к краю балкона и вскидывая руки. — Мои ветра развеют мрак. А когда тумана не останется, мы выясним, что случилось. Уверен, ничего серьёзного.

— Нет такой проблемы в Арде, которую не под силу решить Валар, — благостно сказала Варда, сверкая платьем.

— Прекрасно, — кивнул Феанаро и вдруг напрягся, словно потеряв равновесие. — Вы со всем справитесь, а мне надо домой. В мой другой дом. На севере. Я должен ехать.

— Ты никуда не поедешь, — угрожающе сощурилась Варда, но её улыбка быстро потеплела, — это пока может быть небезопасно. Здесь, у подножья Таникветиль, никто не сумеет навредить эльфам. Переждите тьму здесь.

— Я не стану трястись над своей шкурой и прятаться, когда моя семья где-то далеко во тьме! — выкрикнул Феанаро, и Тулкас, начиная хохотать, пока негромко, направил на него раскрытую ладонь. Куруфинвэ закашлялся, хватаясь за горло.