— Послушай, — отстранился он, пронзая колючим взглядом холодных прозрачных глаз, — о близости со мной мечтает всё женское население этого города и твоего острова. Чем ты хочешь меня впечатлить? Покорностью и готовностью отдаться? А чем ты лучше тех, кто делает это каждый день? Ты ведь ничего в постели не умеешь!

Открыв от потрясения рот и едва не задохнувшись, Финдуилас застыла, не понимая, как быть. Лорд безжалостно расхохотался, ласково положил руку эльфийке на предплечье.

— Слушай, Фаэливрин, — голос прозвучал то ли язвительно, то ли с сочувствием, — я даю тебе шанс не быть, как все. Подумай о чём-нибудь, кроме меня и замужества. Или в этих узорах на стенах ты видишь моё тело в супружеской постели? Думаешь, ты в этом оригинальна?

«Да чтоб тебя Моргот забрал! — мысленно выругалась Финдуилас, однако тут же перевела злость на себя: — Почему я не могу ничего придумать? Я должна быть лучше других! Ради него!»

Принцесса подняла глаза. Резьба, покрывавшая стены, пол и потолок, зачаровывала.

— Ты тоже видишь в рисунках свои тайные страхи? — загадочно заговорил Гвиндор, и линии словно ожили.

Боязнь не оказаться лучше других, проиграть соперницам действительно придала красоте пугающие черты, и узор вдруг сложился, оформился и зазвучал — заскрежетал сталью.

— Цепи, — выдохнула принцесса. — Много цепей. Они… мокрые.

— Цепи? — глаза Гвиндора округлились. — Это правда?

— Да… — с сомнением произнесла Финдуилас. — Зачем мне врать тебе?

— Я тоже вижу здесь цепи.

Взгляды эльфов встретились, принцесса и лорд увидели, ощутили страх друг друга.

— Эльфы — Народ Звёзд, — полушёпотом произнесла Финдуилас, не отворачиваясь, пытаясь понять, о чём надо говорить, улавливая каждое изменение в лице… в лице кого? Любимого? Жениха? Просто постороннего наглеца, которого хочет видеть мужем дочери принцесса Толлунэль? — Мы не должны жить под землёй. Понимаешь? Нас давит камень. Пугает. Заставляет забывать, что такое…

— Свобода, — закончил за неё Гвиндор. — Поэтому нам мерещатся цепи среди нарисованных цветов. Но на твоём острове тоже тюрьма, а не дом.

— И что же нам делать?

«Мужчина должен решать! Жди, когда предложит, потом согласись!»

— Пока Средиземьем правит Моргот, ничего не сделать, — пожал плечами эльф, — я привязан, прикован к Нарготронду. Ты ведь знаешь, что моё богатство — дар короля Финдарато на моё рождение. Если я захочу отказаться от дара, королю это не понравится.

— Ради тебя я поселюсь где угодно, — с готовностью заявила Финдуилас.

Гвиндор разочарованно вздохнул.

— Что-то не так? — обиженно поинтересовалась принцесса, сцепив руки в замок. — Почему я всё всегда делаю не так?!

— А откуда я знаю? — усмехнулся лорд. — Это твой талант. Точнее, его отсутствие.

***

Толлунэль впервые заговорила с дочерью только по возвращении на Тол-Сирион, когда, наконец, придумала длинную поучительную речь. Она повторяла, что только никчёмная Финдуилас Артарестиэль способна поссориться с женихом при первом же свидании и уехать сразу по прибытии, устроив скандал со слезами. Только Финдуилас Артарестиэль могла столь отвратительно себя вести и показаться полнейшей невеждой, чтобы жених стал смеяться над ней.

Только Финдуилас Артарестиэль — больше ни одна девушка во всей Арде! — только она позволяет себе разочаровывать каждого, кому выпадает несчастье узнать эту ничтожную принцессу поближе.

«Пиши письмо! — приговором после длинного списка обвинений прозвучал приказ. — Пиши сейчас. Отправим будущей весной».

Плакать уже не получалось.

***

Вечер наступил внезапно, словно и не было солнечного жаркого дня. Сидя у окна и наблюдая за возвышающимся над рекой лесом, Финдуилас обдумывала всё, что произошло за один короткий день в Нарготронде.

«Хочу ли я быть с Гвиндором? Сможем ли мы жить одной семьёй? Поладят ли наши родители? Буду ли я счастлива под землёй?»

Странная тоска давила на сердце. Вопреки всему, хотелось снова увидеться с дерзким лордом, повести себя на этот раз правильно, услышать его ласковый голос и одобрительные речи, ощутить прикосновение рук. И сказать… сказать…

— Я люблю тебя.

Будет ли это правдой?

Чем темнее становилось, тем больнее ранила тоска. Вот бы отправить письмо сейчас! Зачем ждать так долго? А вдруг Гвиндор успеет жениться?

Стало совсем одиноко. Смотря сквозь окно на загорающиеся в почерневшем небе звёзды, Финдуилас ощутила то самое чувство, о котором поют в песнях, уверяя, что жизнь без любимого не имеет смысла. Как же тяжело будет ждать до весны!

***

Зайдя на представление, спонтанно разыгранное заскучавшими менестрелями, Гвиндор задумался. Фаэливрин и её странные родственники только-только уехали, значит, их можно догнать и извиниться перед принцессой за резкие слова.

Но с другой стороны, разве на правду обижаются?

Не замечая действия на сцене, лорд решил, что напишет письмо в Минас-Тирит, только отправит его ближе к зиме, чтобы не пришлось ехать на Тол-Сирион и лично просить прощения. План показался безупречным, радость, согревшая сердце, позволила, наконец, заметить, как музыкант исполнял песню, сочинённую одним из приближённых короля в Нарготронде, но звучавшую уже во всех владениях Финдарато Инголдо. Было в ней что-то особенное, словно крошечный рыболовный крючок таился внутри нежного пирожного. И если услышав первый раз, сможешь избежать западни, то на второй так не повезёт.

— Здравствуй, чужая милая, радость души моей.

Мне же не разлюбить тебя до Арды последних дней.

Болью вновь отзовётся осень нам дружбы той.

Знаю, о ней придётся нам пожалеть весной.

Прошлое не воротится…

«Финдуилас не выйдет замуж за другого! — испугался неожиданно для самого себя Гвиндор. — Я этого не допущу! Я… Я приеду и убью его! Украду мою Фаэливрин у любого, кто посмеет на неё посмотреть со страстью! Он об этом горько пожалеет! Клянусь!»

— Здравствуй, чужая милая, та, что была моей…

Здравствуй, чужая милая.

Здравствуй, чужая милая…

Примечание к части Цитата из песни А. Солодухи "Здравствуй, чужая милая"

Полка недописанных книг

Услышав приказ короля, Эрьярон округлил глаза, однако быстро справился с собой и подумал, что в общем-то следовало ожидать подобного.

— Видишь ли, мой верный разведчик, — вздохнул Финдарато, жестом намекая Эдрахилю, чтобы тот не забывал о двух главных обязанностях, — боюсь, никто во всей Арде не любит несчастных Младших Детей Эру столь трепетно и заботливо, как я. Как бы не обидели их на недружелюбной дориатской границе. Ты же знаешь, что и я, и мой драгоценный дядюшка Мудрый Финвэ следим за тем, чтобы у наших Фирьяр не случались неурожаи, чтобы скотина не болела, чтобы они сами не хворали. А будет ли об этом думать Владычица Мелиан? Эльвэ точно не станет, я даже не сомневаюсь. Понимаешь, что мы не можем вот так бросить на произвол злого Рока целый народ? Я не требую перепахать для них поля, удобрить землю и вылечить скотину. Я лишь хочу, чтобы ты посмотрел, как им живётся. И рассказал мне. Подробно.

Эрьярон понимал: на самом деле от него всё-таки требуется то, что не требуется, поэтому нет смысла ехать одному и тайно. Придётся взять подмогу, способную дать отпор дориатским пограничникам, умеющую и не гнушающуюся работать с удобрениями и больными животными, а главное — терпимыми к недружелюбно настроенным атани.

— Отправляйся в путь, мой верный Эрьярон, — прозвучал печальный вздох. — Увы, пока я не могу быть щедрым, как ранее, как ты привык, но знай — моя благодарность не заставит себя ждать слишком долго. Ступай.

Проводив взглядом разведчика и отхлебнув из бокала тончайшего хрусталя вино, король окинул взглядом пещеру-кабинет, остановил глаза на так и не дописанных книгах для Беора.

— Эдрахиль, выпей со мной, — в голосе короля прозвучала какая-то новая, незнакомая тоска.

Слуга сел за стол, налил вина, поднял бокал: