Карнифинвэ и невеста дортонионского лорда неслись на белоснежном жеребце далеко впереди всех верных принца, ветер пьянил, словно гномий эль, хотелось хохотать во весь голос, кричать от восторга и крепче обнимать своего…

Кого?

— Кто ты для меня? — спросила Вирессэ, уже практически задушив принца в объятиях.

Вопрос неожиданно отрезвил. Карнифинвэ замедлил коня, обернулся, провёл ладонью по бархатистой щеке девушки.

Давно промелькнувшие вдоль дороги мемориалы в память сражений в Дагор Аглареб остались незамеченными, зато новая колонна в форме меча с именами павших притянула взгляд. Война продолжается, и кто эльфы на ней? Будущие победители? Игрушки всесильного Вала?

— Твой персональный безумец? — печально усмехнулся сын Питьяфинвэ.

— Да, мне нравится такой вариант, — мягкие губы Вирессэ коснулись ладони.

Колонна-меч молчаливо проводила беглецов, будто смотря глазами всех записанных на ней воинов.

— Я везу тебя в Хитлум, — решил, что пора объяснить происходящее, Карнифинвэ. — Конечно, представлю своей женой.

— Меня там знают невестой другого эльфа, — напомнила дева.

— Да, и меня не похвалят за то, что я сделал, но мне всё равно. Я люблю тебя и не смог бы жить, зная, что ты с другим.

— Врёшь.

— Нет, я честен.

Сам не веря, что сказал это, Карнифинвэ покраснел. Непривычная непосредственность Вирессэ удивляла, однако не отталкивала — было в ней что-то настоящее, искреннее, открытое. Возможно, сейчас она играла, пряча за резкостью страх, но какое это имеет значение? Эльфийка была честна, а это именно то, чего особо ценный посланник Химринга не видел уже слишком давно.

Ласковые ладони погладили эльфа по животу, объятия стали нежнее, и сидеть вдруг оказалось очень неудобно.

— Что же бедный принц будет делать, — голосок Вирессэ зазвенел злорадно, — когда лорды и леди Дортониона призовут его к ответу?

— Что-нибудь придумаю, — отмахнулся Карнифинвэ, чувствуя, что сейчас абсолютно не способен на мыслительную деятельность.

— Вместе придумаем, — заявила чужая невеста, и её рука соскользнула вниз.

Вздрогнув и с новой силой залившись краской, принц остановил лошадь.

— Нас догонят, — сам не зная зачем, сказал эльф.

— И что они сделают?

Вирессэ спрыгнула на землю, сбросила в траву плащ. Золотые волосы, ещё сильнее завившиеся от воды, сводили с ума. Карнифинвэ отчётливо понял, что уже неважно, кто что подумает, скажет и как поступит. Главное, он сейчас рядом с той, ради чьей любви не страшно совершать безумства.

Одежда полетела под ноги, беглецы слились в поцелуе, лаская друг друга, наслаждаясь каждым прикосновением.

— Мне нравится, — выдохнула Вирессэ, оказавшись на небрежно расстеленном плаще, — что я могу поступать, как хочу, а не как надо. Дерево никогда не растёт, как желает смотритель леса.

Договорить, что леди Эльдалотэ надоела нравоучениями и советами о том, как положено делать леди, эльфийка не успела, забывшись, окончательно потеряв голову от вина и ласк. Где-то вдалеке слышались голоса — скорее всего, это приближались отставшие верные принца.

Взмыв до самого небесного купола, собрав в ладони звёзды и коснувшись серебряной и золотой ладьи, Карнифинвэ и теперь уже не чужая невеста, а его супруга, наскоро собравшись, вскочили в седло и продолжили стремительный полёт через лес, который теперь казался неузнаваемым и сказочно прекрасным.

Месть на шёлковой бумаге

Текст послания был очень осторожным, будто крадущийся хищник, неуверенный в своих силах, выбравший слишком крупную добычу. Фразы переплетались, поясняя друг друга, постоянно возвращаясь к одному и тому же, кружась, словно артист, танцующий на слишком маленькой сцене. Какая ирония!

Рука в кожаной перчатке протянула письмо, губы с давно незаметными шрамами растянулись в кривой злой насмешке.

Макалаурэ опешил: брат впервые дал прочитать адресованый ему лично текст! Арде приходит конец?

— Посмотри, — рассмеялся Маэдрос. — Это того стоит.

Справившись с недоумением, менестрель взглянул на бумагу, улыбка начала расширяться, и в конце концов Феаноринг с хохотом хлопнул в ладоши:

— Нолофиньо — не последний из мудрецов, поэтому понимает, что нельзя мешать в одном котле политику, торговлю и семейные дела, особенно, если это котёл, в котором варят суп из него самого.

— Прекрасно сказано! — химрингский лорд подошёл к окну своего кабинета. Флаги на башнях лениво качались на шквальном ветру, начинался мелкий холодный дождь, напоминавший, что осень не за горами.

— А ты думаешь иначе? — Макалаурэ, собиравшийся уезжать в своё королевство, теперь рассчитывал, что для него найдутся дела рядом с братом — земли, ставшие могилой тысячам эльфов и разных других тварей, по-прежнему источали скорбь, сколько бы времени ни приходило.

— Не думаю, — Маэдрос опёрся руками на подоконник, ветер растрепал длинные волосы цвета дыма и огня. — Понимаешь, Нолофиньо некому доверить миссию в Химринге, кроме Варнондо и его шайки, и если мой король отошлёт Карньо из Хитлума, по сути, ни за что, я выставлю Варнондо за ворота и не дам проводника. Уверен, такой расклад верховного нолдорана не порадует.

— Может быть, вовсе завершить этот бессмысленный шпионаж? — владыка Поющей Долины поправил расшитые свободные рукава рубашки. Звёзды, цветы, арфы и лиры… Красиво и безмятежно. Жаль, такой мило-беззаботной жизнь больше не может быть.

— Если ты считаешь происходящее бессмысленным, — речь Маэдроса замедлилась, голос напряжённо заскрежетал, — уезжай прямо сейчас.

— Я уеду, потому что и так собирался это сделать, — спокойно заговорил менестрель, — но сначала объясню, что имел в виду.

— Это бессмысленно. — Слова прилетели с ворвавшимся в окно северным ветром.

— О, месть меня настигла! — рассмеялся Макалаурэ, чувствуя, что ходит по краю. — Твой с Нолофиньо обмен диверсантами бессмысленен, потому что ничего в корне не меняет. Разгуливающие по твоим улицам синие плащи выполняют функцию декоративных вставок в фасады зданий, внося разнообразие в цветовую гамму крепости, сам Варнондо погряз в бумажной работе, и его существование не приукрашивает даже общий вид города. Это твоя заслуга, я восхищаюсь тем, как ты повернул себе на пользу…

— Кано, — прервал старший Феаноринг становившуюся всё более пафосной речь, — убирайся в отхожее место, из которого высунулся.

— Я тоже скучаю по Валинору и далёким счастливым дням при свете Древ, — поддержал шутку менестрель. — Но дай договорить. Карнифинвэ в Хитлуме сыграл роль последнего клина, который забивали в и без того треснутый камень. И теперь, когда удар молотом нанесён, небольшой острый конус намертво засел в глыбе, по которой побежала паутина разломов. Всё это скоро рухнет и погребёт под обломками инструменты достижения цели.

Маэдрос опустил голову, однако Макалаурэ был уверен — взгляд остался направленным в сторону Железных Гор.

— Это не месть, Кано, — тихо произнёс химрингский лорд.

— Неужели?

— Ты понимаешь, что произойдёт, если Нолофиньо укрепит авторитет? — Маэдрос обернулся, взгляд был совершенно отсутствующий. — Когда… — Феаноринг запнулся, снова облокотился на подоконник. — Я думал, всё бессмысленно. Я проклинал Арду, Эру, судьбу и всё, известное мне, понимая, что выжил под пытками, чтобы пасть от руки полудяди. Я ничего не отдал Морготу, а Нолофиньо забрал у меня всё, понимаешь? Я был уверен, что вы, Нолдор Первого Дома, снова поступите так же, как когда я оказался на скале, и понимал — на этот раз сопротивляться не получится. Но вы, пусть и не сразу, вспомнили, кем родились.

Химрингский лорд замолчал, король-менестрель опустил глаза, жалея, что начал разговор — от стыда и страшных воспоминаний хотелось броситься на меч.

— Я думал, мне придётся защищать от полудяди остатки моего народа, который я всем сердцем ненавижу, — старший Феаноринг хмыкнул, — однако вы сами смогли о себе позаботиться. И теперь, когда Нолофиньо вкусил все прелести формальной власти, нося чужую корону и титул, за которым ничего не стоит, нельзя давать ему в руки настоящий авторитет. Ты понимаешь, что, обозлившись, он уничтожит всех нас, если станет силён?