Эол долго размышлял, как лучше поступить с женой по возвращении, вспоминал тщетные попытки разговаривать с супругой по-хорошему, и снова и снова приходил к неутешительному выводу.

Всё бесполезно: она истинная представительница своего племени — красивая, гордая, глупая, сама не знает, чего хочет и как этого добиться. Придётся думать за неё.

И чары уже действуют.

— Ириссэ.

— Что?

В глазах испуг, смятение, желание солгать, что имя не её…

Безмозглые Голодрим!

Нужно было собраться с мыслями. Жена вот-вот родит, она будет нужна ребёнку, значит, должна хотя бы что-то соображать, а не как в прошлый раз.

Медленно подойдя к задрожавшей и скривившейся, будто от омерзения Нолдиэ, похититель развернул горностаевую шаль, которую прятал в сумке за спиной, накрыл ей напряжённые плечи супруги и, подняв прекрасное белое лицо за подбородок, чтобы встретиться с переливающимися серебром и лазурью глазами, начал напевать, следя за постепенно расслабляющимися от колдовства изящными руками, сначала готовыми вцепиться и рвать плоть на теле мужа:

— Тише!

Тени на крыше

Медленно дышат

Перед прыжком.

Слышу все твои мысли,

То, что нам близко —

Всё кувырком.

Как проще сказать,

Не растерять,

Не разорвать?

Мы здесь на века,

Словно река —

Так решено Творением.

Пепел лёгок и светел,

Я не заметил,

Как время прошло.

Чары силу теряют

И превращают

Жемчуг в стекло.

Как пусто в душе

Без миражей,

Без волшебства!

Весь мир — только миг,

Пусть он звучит,

Темою Сотворения.

Всё, кроме любви,

Вся наша жизнь так далеко.

Я вечно один,

А без тебя — просто никто.

«Она снова назовёт меня…»

— Феанарион, — просияла Ириссэ, смотря влюблёнными пустыми глазами, и в этот момент по щеке прилетел лёгкий, но очень болезненный удар раскрытой ладонью.

— Никогда, — приказал Эол, снова занося руку, — никогда больше не говори этого имени!

Широко раскрытые глаза заплакали, но улыбка осталась ласковой. Руки потянулись для объятий, а губы еле слышно прошептали заветное слово на ненавистном языке трижды проклятого Амана:

— Tancave.

Примечание к части Песня гр. БИ-2 "Молитва"

Спасибо за слова

Друза с зелёным кварцем упала на пол пещеры — рука, державшая минерал, разжалась, внезапно обессилев.

Круг замкнулся, и пусть это совсем не то же самое место и абсолютно иная Эпоха, однажды начатый неверный путь привёл в ловушку. На этот раз смертельную.

Подземный коридор был широким и длинным, поэтому, находясь в нём, не чувствовалось давление стен, однако сейчас впереди вспыхнул огонь, и последнее, что увидели глаза — чернеющий в пламени зелёный кварц, когда-то заменивший сердце.

***

Тьелпе проснулся, отчаянно хватая ртом воздух.

Ощущение иллюзорного жара всё ещё обжигало лицо и руки, захотелось скорее умыться ледяной водой.

Похоже, не стоило принимать приглашение Эсуила и оставаться в единственном достроенном каменном доме небольшого селения Фирьяр на «безопасном» расстоянии от Нарготронда.

«Безопасном для кого?» — спросил сын Куруфинвэ-младшего, на что получил исчерпывающий ответ:

«Для Нарготронда».

Полусинда из верных короля Финдарато уверял, что лучше заходить в тайный город редко — так меньше вероятности показать путь кому не надо, поэтому стоит объединиться и пойти вместе, а не по очереди. А чтобы отправиться во владения владыки Инголдо, нужно дождаться, когда приедет «смена караула».

«Караула?» — Тьелпе не переставал удивляться.

«Да, — Эсуил беспечно улыбался, — у смертных много странностей. Например, если кто-то рождается с белыми волосами, это означает, что ребёнок больной. Его могут выбросить или отдать кому-то, кто захочет заботиться о «не-жильце». Обо мне здесь тоже часто очень усердно заботятся из-за внешности не-жильца. Атани странные. За ними постоянно приходится наблюдать, иначе они друг друга обворуют, причём без какой-либо цели. Они могут красть чужое и даже не пользоваться этими вещами, а просто прятать в укромном месте».

Жена «караульного» смеялась и говорила, что на самом деле эльфы присматривают за Младшими, в основном обучая их. Порой, безусловно, тяжело, потому что приходится объяснять взрослым элементарные вещи, которые эльфята схватывают на лету или вовсе понимают интуитивно, однако большинство атани всё же способны совершенствовать навыки, какой бы сферы жизни это ни касалось.

«Младшие — плохие ученики, — спорил с женой Эсуил, — они часто проявляют лень, причём не разбираясь, насколько важно то дело, на котором решили сэкономить силы. Каждый хочет себе каменный дом, как наша караульная крепость. Да, принц, этот трёхэтажный склад со спальней и кухней Младшие считают едва ли не королевским дворцом, и был момент, когда они стали пытаться возводить свои жилища выше нашего замка. В итоге ради их же безопасности король Финдарато запретил Фирьяр строить здания, превосходящие эльфийские по габаритам. С тех пор максимальное количество этажей для жилищ атани — два, с высотой потолка — не более, чем два роста самого высокого из будущих жителей».

«Но больше удивительно в этой истории, — улыбалась эльфийка, — что Младшие придали этому запрету некий священный смысл, мол любимый солнцем король и его сородичи должны быть ближе к небу, чем другие народы. Фирьяр проще и приятнее думать, что они недостойны высоких зданий по причине рождения не-эльфами. Понимаешь, принц? А ведь можно просто побороть лень и отёсывать камень достаточно усердно, чтобы поверхность получалась ровная, блоки ложились без зазоров, что гарантировало бы отсутствие трещин в стенах в будущем, когда сверху начнёт давить тяжесть конструкции. Фирьяр очень усердно заделывали возникшие разломы в блоках, тратя на это гораздо больше сил и времени, нежели на сглаживание поверхности при заготовке стройматериалов! А ведь могли предотвратить появление прорех».

Подобные истории звучали постоянно, сменный караульный не приезжал, Тьелпе всё чаще думал нарушить договорённость, и если бы не Дуилино, точно покинул бы «дворец». Но при друге поступать некрасиво не хотелось.

Радовало одно: Эсуил видел молчаливое недовольство гостя, поэтому заранее собрал вещи, чтобы не задерживаться по приезду сменщика.

Вечер был ветренным и промозглым, метель то поднималась, то стихала, однако даже в такую непогоду на улице кто-то шумно гулял. Похоже, склонные болеть от холода смертные совсем не берегли свои жизни и шаткое здоровье. Видимо, неизбежность конца делает их беспечными. Очень-очень странно.

***

Метель усилилась, однако страшных морозов, как несколько дней назад, когда «лучи ледяного солнца казались стальными лезвиями, режущими кожу каждым прикосновением», не было.

Стараясь «греться воспоминаниями», как написано в эльфийских книгах, человек шёл вдоль берега «великой благословенной» реки, но потом вспомнил, что не достоин даже находиться рядом с чем-то прекрасным, потому что посмел посягнуть на нечто священное, поэтому свернул к промёрзшему, похоже, до дна притоку, где после нескольких дней относительно неплохой погоды снова настигла метель.

— Эй! — окликнул кто-то из «белой мерцающей мглы», как называли пургу летописцы в текстах про переход через Вздыбленный Лёд. — Эй! Бродяга!

Мужчина не поверил своим ушам. Неужели кто-то поможет?

— Ты заблудился что ли? Ты чей? Откуда?

Боясь сказать что-то не то, скиталец кивнул, неловко стряхнув со светло-русой бороды, бровей и ресниц налипший снег.

— Не учёный, ясно, — снисходительно проговорил окликнувший, обернувшись на кого-то во мгле. — Но хоть не орк.

— Нет! — испугался бродяга. — Я грамотный! Не бросайте меня! Со мной беда случилась.

— Это и так понятно, — беззлобно отозвались сквозь снег. — Пойдём с нами. Ты на земле Беорингов. Отогреешься, поешь, а там решим, что дальше делать.