Из задумчивости вырвал снова откуда-то взявшийся отец, и Маэглин, осторожно собиравший вещи родителя вместе со слугами, вздрогнул.

— Оставь это всё, — приказал Эол. — Мы уходим вдвоём. Мои верные помощники поживут в доме, пока не откроют город, и потом всё привезут. Берём только оружие. И еду. И верхнюю одежду. И мирианы.

Юный полунолдо подчинился, забросил на плечо сумку с самым необходимым и, спрятав под плащ дрожащие руки, поторопился вслед за главой Дома Эола.

***

— Хал!

На этот раз боевой клич прозвучал скорбно.

Тайное племя не сразу поняло, что не горевшие стрелы таили в себе больше опасности, нежели огненные. Но теперь подлость врагов раскрылась — из раненых прошлой ночью защитников не выжил никто.

Халет посмотрела на отчаявшегося отца, вынужденного хоронить сына, и со вздохом перевела взгляд на брата. Халдар лежал со спокойным лицом, больше не сведённым мукой, не стонал, не харкал кровью и не рвал кожу на плече. Всё. Страдания закончились, как и у многих других.

И лагерь практически вымер.

Старый Халдад уже не плакал, как сначала, когда сын только-только умер. За время боёв от его семьи остались только женщины, и становилось страшно думать, сколько ещё продержится обречённое племя.

— Мы не сдадимся! — снова вскинула копьё Халет. — Гады тоже дохнут, мы перебьём их всех! Всех! Хал!

— Хал!

— Ха-а-ал!

***

Мертвецов сложили за частоколом и подожгли.

Железяка снова сидел связанным около истыканной стрелами обгорелой мокрой катапульты и с надеждой смотрел на новых хозяев — может, покормят? Орк боялся подавать голос первым, поэтому ждал, когда кто-нибудь обратит на него внимание, и тогда можно будет предложить повоевать на их стороне.

«Уж я-то лучше знаю, как драться! — думал пленник. — Я б показал, как копьём правильно дырявить!»

День клонился к вечеру, впервые за долгое время боёв тучи разошлись, и когда начало темнеть, на небе зажглись яркие крупные летние звёзды.

Погрузившись в размышления о своём непревзойдённом мастерстве воина и полководца, Железяка отвлёкся от голода и жажды, и даже не сразу заметил прошедшую женщину, которую тут называли Халет.

***

Эол провёл сына сквозь цепь густонаселённых пещер, повернул в коридор с низким сводом, который шёл на подъём, остановился. Где-то далеко впереди журчала вода.

Глаза, казавшиеся сейчас болотного цвета, пронзили юного эльфа, Маэглин невольно прислушался, надеясь, что кто-нибудь есть поблизости, и родитель не собирается делать ничего дурного.

Во взгляде главы Дома Эола отчётливо читалось недоверие.

«Ты из Голодрим, как и твоя мать!» — будто слышал обвинение сын Ириссэ.

Кузнец не шевелился, словно стал одной из ногродских скульптур. Вдруг жилистые мощные руки задвигались, раскрыли сумку, достали полотенце.

— Ты не увидишь эту дорогу, — прозвучали слова, и плотная ткань легла на глаза Маэглина.

***

Потрёпанные и уставшие остатки войска Мелькора вышли из леса, готовые принять новый бой. Ушедшие днём в разведку соратники не вернулись, но это уже никого не удивляло — сбежали, гады!

Звёздная ночь сияла светом небесного цветка. Залитый волшебным серебром Телпериона, на бывшем и будущем поле боя сидел нанизанный на длинный кол орк, ещё живой, но уже обречённый.

— Хал! — донеслись крики. — Хал!

Командир обернулся на своих воинов, потом посмотрел на умирающего собрата, снова на бойцов.

— Хал!

— Да имел я вас и ваших матерей! — заорал военачальник дикарям. — Имел! В рот, в зад, нос, уши! В уши имел! В каждую ноздрю кончал! В рот через зад и в зад через рот! Трупы ваших прабабок выкапывал и трахал! И их прабабок! Всех имел! Вот так вертел!

Решив, что это сигнал к атаке, лучники-орки двинулись вперёд и спустили тетивы. Ночь озарилась летящим огнём, но звёзды всё равно сияли ярче.

Птица небесная

Отправившиеся в разведку перед боем алкарим не успели понять, что произошло: двое из них просто упали замертво, третий успел испугаться и побежать, а четвёртый застыл, обернулся и увидел среди ветвей сияющее, словно луна, лицо, на которое падали красноватые пряди.

А потом умер.

Тэлуфинвэ спрыгнул с дерева, не примяв ни травинки, не повредив мох. Воины Карнистира удивлялись, что сын великого Феанаро сам рискует, словно простой солдат, однако младший Амбарусса лишь усмехался. Объяснять свои действия он не собирался: если другим бойцам непонятно, что убивать врагов может нравиться, значит, либо они плохие бойцы, либо искажение слишком сильно поразило душу Феаноринга. И тот и другой вариант озвучивать определённо не стоило. Возможно, все думают так же или многие, или некоторые… Однако это в понимании Тэлуфинвэ никак не влияло на его решение о молчании, ведь искажение, выраженное в тяге ко злу, есть проявление слабости, недостойной эльфа, тем более Нолдо. Тем более из рода Феанаро Куруфинвэ.

— Идём по следам в орочий лагерь, — скомандовал Амбарусса, заранее договорившись с воинами старшего брата о распределении сил: таргелионская армия приходит на подмогу дикарям, его воины атакуют тыл.

Похоже, морготовы рабы совсем не заботились о скрытности, уверенные, будто племя живёт абсолютно обособенно, и соседям плевать на его судьбу. По всему пути следования шпионов были сбиты сапогами грибы и кочки, сорваны ягоды, отломаны мешавшие ветки, валялись объедки и ничем не замаскированные испражнения. Это выглядело смешно и омерзительно одновременно, и лишний раз доказывало младшему Феанорингу, что жалеть здесь некого.

Летняя ночь стремительно опускалась на лес, плотные облака рассеивались, небо становилось ясным и звёздным. Если крови прольётся много, творения Варды Элентари можно будет увидеть даже упав лицом вниз — прекрасные лучистые искры отразятся в чёрных грязных лужах. Возможно, это станет последним утешением павшим эльфам.

***

— Хал!

Старый Халдад взял топор. Люди устали от сражений, смерти родных и ожидания нового боя, поэтому, услышав приближение орков, многие бездумно похватали, у кого что было, и ринулись за частокол.

Звёздная ночь казалась светлой, Халет быстро привыкла к темноте и, забравшись на катапульту, словно на дозорную башню, оценила ситуацию. Соображения отца о том, что луки и долбанины сильны только издали, а вблизи уязвимы, звучали вполне правдоподобно и обнадёживающе. Главное — пробежать как можно быстрее удобное для вражеской стрельбы расстояние.

Спрыгнув с боевой машины, женщина вдруг заметила: оружия и доспехов теперь больше, чем всех халадинов в лагере, вместе взятых. Чувствуя, что об этом лучше не думать, Халет взяла орочий клинок — кривоватый и немного ржавый по краям, щит с чёрной короной, надела на голову шлем и дала знак отцу, что готова.

— Кати долбанину!

Одинаковые стрелы полетели в обе стороны — тайное племя неплохо вооружилось за счёт врагов. В звёздное небо взмыли булыжники, Халет, довольная собой, почувствовала незнакомый доселе азарт и восторг. Бросившись на добежавшего почти до частокола врага, женщина с безумным удовольствием раскроила ему голову, промяла стальной шлем.

— Халдада убили! — вдруг донёсся вопль. — Отомстим!

— Отомстим! — заорали со всех сторон.

Не осознавая, что речь про отца, последняя из главенствующего в этой войне рода сделала из убитого врага горящий снаряд и с диким криком запустила в толпу.

— Хал! — теперь уже слышались в основном женские голоса. — Хал!

Что-то вспыхнуло, чёрный дым повалил в звёздное небо, и вдруг донеслись странные красивые звуки — удивительно чистый гул, будто запела сама земная твердь.

В долбанину вонзились огненные стрелы, защитники плеснули водой, Халет и двое подруг запустили во врагов булыжником, не зная, как реагировать на непонятное, наверное, колдовское пение.

— Что бы ни было, — сказала пожилая женщина, подавая ведро, — бейтесь. Поют, пляшут, дудят — нам всё едино. Надо гадов перебить. Хал, девочки!

— Хал! Хал!

И в этот момент к звёздам взмыла стая белопёрых серебристых стрел.