Камень заскрежетал о камень, свет просочился в пещеру, и едва живой от страха и боли, особенно в руке, орк увидел, как хрупкая босая девочка в белом рваном платьишке отодвигает огромный валун, освобождая путь.
— Моё имя — Плохая Примета, — сказала монстрица. — До встречи, мечтатель.
Решив не искушать судьбу, Болдог поковылял на волю так быстро, как только мог, не обернувшись даже, чтобы рассмотреть тролля. Увидев командира, соратники быстро перестали хихикать и встревоженно переглянулись.
— Я её поимел, — гордо заявил Болдог, махнув относительно здоровой рукой в сторону пещеры. — Было нелегко, братва. Но я её поимел. Во все дыры, чтоб вас! Во все дыры!
Шедевр в никуда
Полёт в глубокую яму закончился очень болезненным, выбившим дыхание падением. Понимание, что лучше было бы рухнуть головой вниз и свернуть шею, однако, уступало безумной надежде на спасение. Да, это невозможно, но вдруг здесь, в этой огромной стране найдётся тот, кто окажется добрее остальных?
— Эльфий за-а-а-а-ад! — начал голосить обречённый, и вопль постепенно становился песней на высоких пронзительных нотах. — Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! Грёбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! Я бы отдолби-и-и-ил! Эльфий за-а-а-а-а-а-а-а-ад!
Почему-то вспомнилось, как много лет назад после побега из таверны от скотолюба-пастуха долго не удавалось найти жилья, чтоб спрятаться от шпионов Драконьего Члена и Болдога, но при этом не подохнуть с голода. Пришлось постоянно селиться в разных местах, браться за любые дела, лишь бы покормили. Тяжело, больно, холодно, голодно… Может, стоило согласиться на условия скотолюба?
— Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! — песня стала ещё заунывнее. — Чтоб тебе кол туда вогнали, да поглу-убже!
Вспомнилась и найденная на дороге девочка. Несколько лет прячась и скитаясь, сын орочьего менестреля опять искал новый дом, где, возможно, будут просто бить иногда и заставлять обслуживать каждую жопу. Ничего кошмарного, в общем. Но дорога повернула за холм, и открылся потрясающий вид на догорающий дом за переломанным забором, а прямо в луже лежала умирающая девочка, совсем ещё маленькая, между ног которой всё было в крови. Из разгромленного жилища доносились вопли, и беглый орк узнал голоса бывших соратников. Болдог и его дружки обвиняли кого-то в плохой службе Владыке Алкару, говорили, что за такое полагается не просто смерть.
Понимая, что ничем здесь никому не поможет, а, если попытается спасти девочку, то сам будет выглядеть в глазах собратьев насильником, орк побежал прочь, только кто-то его заметил.
— Чтоб тебя тро-о-о-оль поиме-е-е-ел! Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад!
Бегство в тот раз оказалось удачным, и снова потянулись год за годом, а потом…
— До-о-о-олбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-а-а-ад!
Потом к очередным хозяевам пришли алкарим с гербами восточного фронта.
«О! — показал пальцем один из них на скитальца. — Помните его, братва?»
Наверное, стоило просто согласиться идти на войну с кем-то там куда-то там. Но…
— Э-эльфи-ий оттолбанный по самые яйца за-а-а-а-ад!
Орк побежал. Только недостаточно быстро.
— Долбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-а-а-ад! А-а-а-а! Что-об тебя!
И теперь всё, что осталось у обречённого на смерть дезертира — глубокая грязная яма. И собственные совсем не мелодичные вопли.
***
Время шло с жестокой неумолимостью, не останавливаясь, как и редкие случайные прохожие. Обречённый орк уже почти не чувствовал голода, остались лишь холод и жажда, которую с трудом, но удавалось утолить грязной дождевой водой, то и дело наполнявшей зловонную лужу под задницей. Песок и глина не годились в пищу, однако пленнику ямы давно стало всё равно, чем забивать желудок. Над головой клубилась колдовская тьма, и, засыпая то ли ненадолго, то ли навсегда, орк услышал песню, которую, наверное, когда-то пел папаша. Или кто-нибудь другой, какая теперь разница?
А, может, это была Тема самого Вала Мелькора.
«Мрак — мой второй дом!
Не зря же так долго искал себя в нём.
Я отдам всего себя и заберу у вас всё,
Потому что могу — таков мой закон!
Я за одной пью одну.
Мой день — ваша ночь,
Вам, ребята, ко дну!
Здесь все выросли из грязи:
Не таланты, не красавцы,
Но идти сражаться с ними лучше даже пытайся!
Можешь говорить правильные вещи:
Добро, справедливость, вера, но сперва!
Тебе бы не помешало научиться
Хорошенько выговаривать слова!
Как же нам, простым и грустным завистникам,
Найти в тебе героя? Проще отыскать четырёхлистник!
Ты выглядишь, как стручок обвислый и говоришь так,
Нам ничего не слышно, мы не видим твой флаг!
Где сила зла? Она во всех языках!
Я ни во что не ставлю то, что успех для тебя!
Пусть нечего сказать любителям чистых Тем,
Но не всё потеряно: в Арде есть место всем.
Заберу твои цацки, заберу твою любовь!
Я один против всех! Я один за одного!
Тебе не подходит ни зло, ни добро — ты первопроходец?
Но на голове зашевелились волосы?
Говоря про гармонию, живёшь впопыхах.
Спасенье дурака — подвиг для другого дурака.
Ты на всех праздниках лишний,
Ведь тем, кому бы стоило, тебя не услышат!
Да и ладно!
Есть ли в душах отклик? Нет, шедевр в никуда!
Но это твой выбор, твой путь и судьба.
Ненавижу вас всех, но я дам вам огня!
Вы не любите мою Тему? Но ей дышит земля!
Развожу свой костёр — и слетитесь вы все!
А мне кажется — нет никого, кроме меня.
Больше нет никого, кроме меня!
Но мне шлют эти образы,
Недостающие детали для опуса.
Как по волшебству!
И я, наконец, понимаю, для чего я живу.
Момент подлинной радости — вдохновение!
Весь мир, будто ушёл из-под ног.
Иду за этим чувством! Ни шага мимо, ни мысли вбок!
Мрак — мой Второй Дом!
Не зря же так долго искал себя в нём.
Я отдам всего себя и заберу у вас всё,
Потому что могу — таков мой закон!
Мрак — мой Второй Дом… Второй Дом…»
***
Сон рассеялся утренним туманом, и Аклариквет сел на постели. Видение было не столько страшным, сколько тягостным, словно злое пророчество. Будущее ещё можно изменить, но станет ли оно от этого лучше?
Менестрелю короля не раз снились орки: в Валиноре бывало такое после разговоров о Морготе — тогда ещё Мелькоре, и его злодеяниях у берегов озера Куивиэнэн — тогда этот народ представлялся чем-то чудовищным, вроде вывернутых наизнанку тел с тремя головами; потом орки являлись во снах уже такими, какие есть, и это оказалось гораздо страшнее, чем непонятные монстры. А ещё позже начал сниться тот самый несчастный морготов раб, которого пришлось… Пришлось…
В голове крутились слова «пытать» и «калечить». Аклариквет думал, что, возможно, тем поступком он окончательно исказил свой талант, подобно тому, как Моргот разрушил собственную Тему Творца. И приснившийся орк-певец, вероятно, потомок того бедолаги, которого пришлось свести с ума.
— Или, — королевский менестрель тяжело вздохнул, — это был я сам. Жалкое искажённое существо, обречённое сородичами на позорную мучительную смерть. Что бы я ни делал в жизни, запомнят только отчаянную мольбу о пощаде и бессильное безумие в глазах незадолго до конца постыдной жизни. Есть ли ещё возможность совершить что-то, способное затмить даже самый отвратительный эпилог? Возьмусь ли я это делать?
От подобных мыслей стало совсем гадко, певец поднялся с постели и посмотрел в окно. Хитлум жил и пел, как ни в чём не бывало, последние опавшие листья уже смели с камней площади. Скоро зима. Скоро…
Примечание к части Песня «Второй дом» mr. SEA
Златик кусаный!
— Дортонион пал под пятой дикарей,
Как девка, собою платя за безволие!
Настало время безродных королей,
Великих владык не осталось более.
Мельчают люди, сгущается мрак,
Но мир не погрязнет во тьме недоверия,
Пока не ослабнет железный кулак
