Для некоторых раненых внезапное прекращение лечения сейчас будет означать ухудшение состояния и смерть.

***

Порт наполнился эльфами Второго Дома, державшими в руках факелы.

Тьма, пламя, дым перемешались в пёструю мозаику, разрываемую сотнями голосов. Дворец принца Вольвиона, теперь перешедший во владение брату Феанаро, смотрел на опускающиеся полотна парусов выбитыми окнами и выломанными дверями. Ветер, прилетевший с моря, выл в опустевших коридорах, и этот вой напоминал плач.

Порывы усилились, играя алыми флагами на мачтах, и со всех сторон затрубили рога.

— Счастливого плавания! — послышались крики.

— Ждите нас в Средиземье!

— Удачи в пути!

В воздух взлетели шлемы и щиты, устремились острия мечей, пылая отражённым пламенем факелов.

***

Окружённый воинами Морифинвэ, принц Вольвион стоял на палубе и смотрел на убираемые трапы и поднимающиеся из воды якоря. Его уже не держали закованным, но легче ни капли не стало. Принц вглядывался в толпу в порту, отчаянно надеясь увидеть там брата. В последний раз. Верить, что он приведет воинов и спасёт свой народ, глупо. От этого только больнее.

«Зачем меня привели? Хотели бы казнить, сейчас самое время. Почему я ещё жив?» — думал Вольвион, смотря, как первые корабли отчаливают. Ветер усиливался, стало холодно и как будто темнее. Резкие порывы вышибали дыхание, норовили сбить с ног.

Принц много лет прожил в порту, и не помнил, чтобы поднимался такой силы шторм.

***

Морифинвэ вышел на палубу, ведя под руку Митриэль, а сзади на поводке плелась обнаженная дрожащая пленная принцесса. Обе эльфийки были напуганы примерно одинаково.

Увидев сестру, Вольвион инстинктивно рванул к ней, но стражники больно выкрутили руки, а в спину упёрся меч.

— Она станет нашим талисманом! — крикнул Морифинвэ, указывая на Айриэль. В руках Нолдо звякнул металл. Развязав веревки, Феаноринг сковал запястья девушки плотно прилегающими браслетами, привязал к ним толстый канат и повел вперёд по палубе.

Вольвион начал отчаянно вырываться, уже не понимая, что силы неравны, что сделать всё равно ничего не сможет. Он что-то кричал, но ветер нещадно хлестал его, глуша слова и имена. Оставалось лишь смотреть, как конец каната, привязанного к оковам, закрепили на носу корабля.

И толкнули принцессу Айриэль за борт.

С отчаянным криком эльфийка повисла на середине расстояния до воды, раскачиваясь из стороны в сторону. Ветер трепал ее длинные волосы, сдувал с лица слёзы.

Из порта послышались крики, одобрения и осуждения в равной степени. Кто-то просто смеялся.

Все корабли уже отчалили, устремились во тьму. Ставший почти ураганным ветер заставил эльфов уходить с причалов, искать укрытие.

Но ушли не все. Митриэль видела — муж до последнего ждал, что она спустится к нему по трапу.

С ужасом смотря на кричащего что-то Вольвиона, на ухмыляющегося Морифинвэ, эльфийка подбежала к борту и прыгнула.

— Дайте мне лук и стрелы! — приказал Феаноринг. — Она моя. Или ничья.

Море взволновалось, вспенилось. Во тьме и завывающем ветре просвистели стрелы.

Мгла закрыла звёзды, хлынул ледяной дождь. Среди клубящегося мрака на небе то и дело тучи складывались в грозное и прекрасное лицо девы.

Примечание к части Иллюстрация Анастасии Миненковой https://vk.com/photo443220075_457252155

Группа артера https://vk.com/publicartnora

Примечание к части Интим Улыбка означает радость

Иримэль улыбалась.

Решив для себя, что не хочет разбираться в оттенках, полутонах и узорах каждого мимолётного движения губ эльфийки, Тэлуфинвэ сделал один единственный вывод — улыбка означает радость.

Соединив две кровати вместе, девушка из Тэлери и нолдорский принц обустроили свою каюту так, чтобы сделать плавание наиболее приятным.

— Тебе нравится? — спросил младший Феаноринг, зная — такие слова необходимо произнести.

Ответом стала улыбка. А потом — поцелуй.

Не разбираясь в оттенках, полутонах и узорах каждого касания губ, Тэлуфинвэ решил для себя — целует, значит, довольна.

Что-то глубоко в душе неприятно укололо сердце, возрождая в памяти картину, способную разбить вдребезги любой удобный довод — перед глазами снова заалела кровь, и белокаменный маяк покрылся красными липкими пятнами, идеально гладкие стены испещрили уродливые шрамы от стрел и клинков, в темнеющих багровых лужах заплясали отражения пламени.

***

Всюду сидели и лежали неподвижные тела, слышались стоны и ругань раненых, победившие в мимолётной битве Нолдор ещё не осознали произошедшее, и когда крик о победе смолк, Иримэль вдруг бросилась в объятия одного из убийц своих сородичей.

Её губы оказались мягкими и влажными, но в то же время напряжёнными, руки судорожно обхватили шею Тэлуфинвэ, начали с дрожью, рывками двигаться по спине и забираться в волосы, полные слёз сияющие глаза посмотрели с мольбой. Девушка не умела целовать мужчину, поэтому её ласки были странными и забавными. Глупыми.

Оторвавшись от губ младшего Феаноринга, Иримэль улыбнулась.

Улыбнулась. Значит, всё в порядке.

«Нет! — твердило что-то внутри. — Не в порядке. Ты виновен! Виновен в её страхе, её слезах! Ты — один из тех, кто сломал её судьбу! Один из тех, кто виновен в гибели её брата! Ты принёс горе её семье! Виновен! Виновен!»

Но Иримэль улыбалась, и Тэлуфинвэ заставил совесть замолчать.

Всё хорошо.

Губы нолдорского принца принялись целовать заплаканное лицо девушки под грозный аккомпанемент войны:

«Это твой трофей, господин Феанарион! — перекричал стоны раненых чей-то голос. — Заслуженный!»

«Мой герой! Ты защитил меня! Спас меня! Спасибо!» — часто выдыхала Иримэль, вздрагивая всем хрупким телом.

А потом она показала, где на маяке можно провести ночь — лестница вниз, потом направо, первая дверь. Всего один поворот ключа…

***

Иримэль улыбнулась, лёжа в постели поверх алого покрывала, соединив вместе колени. В полумраке каюты эльфийка выглядела невыносимо соблазнительно.

Женские улыбки воспевали менестрели и рисовали художники, воссоздавали скульпторы и украшали рифмой поэты, утверждая, будто каждое лицо неповторимо, поэтому за движением губ можно наблюдать бесконечно. Тэлуфинвэ посмотрел на свой трофей и снова осознал — в улыбке Иримэль нет ничего притягательного настолько, чтобы залюбоваться и забыть, как дышать.

Почему? Да какая разница?

— Можно мне в последний раз полюбоваться на Альквалондэ? — спросила эльфийка, бросая взгляд то на запертую дверь, то на зашторенное окошко.

— Нельзя.

Феанарион прыгнул на кровать, подмяв под себя девушку, резко раздвинув её ноги.

— Для всех нас, — руки эльфа начали поднимать выше и выше лёгкую сорочку Иримэль, оголяя изящное хрупкое тело, — начинается новая жизнь. Забудем прошлое! Пусть оно умрёт вместе с прежними нами, а мы возродимся в объятиях друг друга.

Ответ — улыбка.

Теперь Иримэль не боялась близости, но и не просила её. А тогда, на маяке, эльфийка из Лебяжьей Гавани сама умоляла об уединении в постели.

***

«Я твоя! — улыбалась сквозь слёзы девушка. — Твоя навек! Возьми моё тело!»

Дрожа и двигаясь скованно, словно одеревенев, Иримэль затащила Тэлуфинвэ в небольшую комнату с узкой кроватью и буквально повалила опьяневшего от крови и смерти Нолдо на подушки. Что делать дальше, не знали ни он, ни она, однако герой-победитель не мог себе позволить проиграть сейчас. Понимая, что трофею всё равно страшнее, чем ему, младший Феанарион отстранил от себя девушку и гордо приказал:

«Снимай с меня доспехи! Раздевай меня!»

Иримэль беспомощно взглянула на ремешки, задрожала сильнее прежнего и улыбнулась:

«Я не умею».

«Давай покажу», — сжалился хозяин трофея, взял мокрые холодные ладони эльфийки и стал помогать правильно работать пальцами.

Освободившись от всего лишнего, Тэлуфинвэ ловко сбросил с Иримэль одежду и набросился на хрупкое бархатистое тело, отчаянно целуя и лаская всё, что попадалось рукам и губам. Девушка пыталась подражать его движениям, глаза постепенно перестали быть испуганными, ноги раздвинулись шире.