Не таи на сердце зла

И путника прости».

— Зачем ты думаешь? — снова спросила мать. — Я тебе всё сказала!

«…прикоснуться к моей ладони…»

— Нежной! Ты пропустила слово «нежной!»

В ужасе посмотрев на письмо и не представляя, как исправить оплошность, Финдуилас задрожала всем телом.

— Переписывай! Это очень важно, что ладонь нежная! Ты ведь принцесса, а не мастерица! Тебе что угодно сделают и подарят! Ты сама не обязана трудиться! Пиши, как я говорю! Бери новый лист!

Посмотрев на текст, Финдуилас вдруг громко всхлипнула и беспомощно разрыдалась. Толлунэль хмыкнула, взяла перо, чернила, бумагу и принялась писать сама.

***

Прочитав письмо через несколько недель после получения, Гвиндор удивился так, что не знал, как реагировать. Повеселившись, выпив вина и отложив ответ до соответствующего настроения, нарготрондский лорд всё же решил не заставлять деву ждать слишком долго.

«Дорогая прекрасная — предполагаю — незнакомка! — начал он текст, всё громче усмехаясь. — Не знаю, кому было адресовано письмо, поскольку ничего из описанного в нём я не делал и не думал, однако, раз столь страстные строки, от которых едва не вспыхнула бумага, всё же попали ко мне, приглашаю тебя в гости. И захвати с собой летописцев, которые внесут в свои бесполезные толстые книги всё, что произойдёт между нами: отметят каждое сказанное слово, опишут каждый взгляд и жест, дабы потом не возникло путаницы, кто и что делал. Жду встречи с любопытством, недоверием и заранее заготовленными шутками. Прекраснейший, благороднейший, мудрейший и неописуемо восхитительный лорд Гвиндор».

Запечатав конверт, эльф осуждающе покачал головой, однако на сердце было светло и радостно, словно привыкшие к темноте глаза взглянули на игривые солнечные блики, танцующие по лёгким волнам прекраснейшего озера. И губы сами собой произнесли имя:

— Финдуилас. Фаэливрин.

Локоны-лепестки в воспоминаниях сплелись с новым образом, кисть сама легла в руку Гвиндора, краски услужливо отыскались в ящике стола, а холст оказался удивительно удобным для воплощения задумки. Представив, насколько прекрасна принцесса с Тол-Сириона обнажённой, лорд начал рисовать очертания изящного тела, но подумал, что, если кто-то увидит картину, это станет позором для Финдуилас, не разгуливающей даже в жару без одежды. Быстро набросав очертания волн, нарготрондский лорд погрузил прекрасную деву в воду по шею, а золотые волосы сплёл узором с солнечными бликами. Получилось завораживающе.

Залюбовавшись неоконченной работой, Гвиндор замер с кистью в руке, на лице расцвела мечтательная улыбка, и губы сами собой снова повторили придуманное для глупой принцессы имя:

— Феэливрин.

Примечание к части Песня В. Преснякова «Странник»

Примечание к части Предупреждение: в конце Эол (немного) Опасные близкие

Привычная тьма земли Моргота озарилась оранжевым пламенем факела. Пальцы правой руки страшно болели, приходилось пить настой из местных семян по рецепту, известному со времён работы разведчиков в орочьих тавернах. Кожу на руке тянуло, тыльная сторона ладони чесалась, но Хадор решил для себя, что будет разрабатывать суставы, чего бы это ни стоило, поэтому сам нёс горящую палку пострадавшей рукой, лишь осторожно страхуя себя здоровой.

— Вот он, — соратник толкнул вперёд связанного мужчину. — Предатель. Он наших в ловушку завёл! А потом сдал орочью убежище!

— Его, наверно, схватили и пытали, — предположил воин, недавно вернувшийся после длительного лечения в крепости, — не верю, что кто-то мог вот так просто выдать врагам стоянку отряда.

— Пытали, говоришь? — немолодой беззубый мужчина хмыкнул.

Хадор молча наблюдал.

Соратники схватили ножи и в одно мгновение срезали с обвинённого в предательстве одежду. Теперь он точно обречён — на морозе не протянет долго.

— И чё? Где на нём следы пыток? — спросил один из обвинявших.

Соратники вскользь глянули на торс воина, но всё же внушительное естество между ног привлекло внимания явно больше — есть, чему позавидовать. Бабам, ясное дело, нравится!

— Точно он предатель? — Хадор всё-таки взял факел в левую руку. Выяснять надо было быстрее, пока собрат не замёрз непоправимо.

— А кто ещё? Выжил один из отряда! — начали наперебой выкрикивать воины. — Вечно далеко один ходил!

— И с женой вон его, — одноглазый разведчик указал на рядом стоящего, — пытался гулять. Такой гад точно предатель! Баба мужу верна осталась! Так он назло!

На морозе искалеченная рука заныла сильнее, сын вождя осмотрелся. Многие воины рассказывали о сложных ситуациях, когда приходилось делать выбор. Именно из-за таких моментов, когда надо судить своих, не зная всей правды, немало умных и доблестных бойцов отказывались брать на себя командование.

— Орки сами укрытие найти не могли! — заявил один из молодых соратников. — Никто следов не оставлял, убежище было спрятано, как надо. Но эти гады с дальнего лаза зашли! Который был отходным! Сами бы точно не нашли.

Замёрзший обвиняемый, похоже, давно не надеялся на спасение, во взгляде читались ненависть и страдание. От тела всё ещё шёл пар, но кожа уже приобретала нездоровый цвет.

— В ущелье его, — приказал Хадор негромко.

Видя, с каким удовольствием собратья расправились с предателем, скинув его с обрыва, сын вождя Хатола почувствовал неприятный холод в груди. Не так нужно судить своих. Это не должно приносить радость. Надо ведь скорбеть о беде, а не веселиться, наблюдая, как красиво сдох тот, кого совсем недавно называли братом.

Ходил далеко в разведку один. А кто так не делал? Выжил один из отряда. Так в разведке был! Орки не могли найти сами. Увы, могли. Сколько раз уже бывало! Но что теперь рассуждать? Дело сделано.

Можно сообщать в Барад Эйтель, что из третьего отряда не выжил никто.

***

Слуга отступил во мрак, поклонился. Проводив его взглядом, Маэглин задумался — этот эльф недавно учил его правильно вынимать кинжал из складок одежды, чтобы сталь не блеснула, осталась незамеченной до того момента, когда уже будет поздно. Слуга тогда точно так же отступал в темноту и кланялся. Как отец не боится жить с такими страшными существами? Почему он в них уверен?

Неужели дело только в том, что они не Голодрим?

Как ни странно, Эол не был против обучения Ломиона владению оружием, только свободного времени на тренировки всё равно почти не оставалось. На коротких занятиях охранники Дома Эола объясняли сыну господина главное:

«У нас нет армии, нет войска, поэтому нет смысла мастерски обращаться с мечом. Демонстрируя вражескому войску обнажённый клинок, длиной с руку, ты бросаешь и принимаешь вызов, ты вступаешь в бой. Но зачем, если их численность намного превышает нашу? Мы защищаемся чарами и тайной, но если нас найдут, никто здесь не выйдет сражаться — мы уйдём секретными ходами и найдём новое жильё».

Всё это звучало разумно, однако совсем не устраивало юного полунолдо — для воплощения его планов умение владеть мечом было необходимо!

Оставшись в одиночестве, Маэглин взял клинок, сделанный на продажу, который требовалось заточить и отшлифовать.

«Когда-то, — подумал сын принцессы Ириссэ, — ни один эльф не умел пользоваться оружием, и никто не учил их. Они во всём разобрались сами. Значит, разберусь и я».

***

Не успев выпить достаточно, чтобы всё стало безразличным, Ириссэ содрогнулась всем телом, когда дверь распахнулась, и на пороге появился муж.

— Мне ложиться? — зачем-то спросила дочь верховного нолдорана, встав из-за стола с книгами и вином.

— Это твоя комната — делай, что хочешь, — пожал мускулистыми обнажёнными плечами Эол. Из одежды на нём были только штаны и затянутый на груди кожаный ремень. — Я решил, что тебе будет интересно узнать новости о семье.

Усадив жену обратно и устроившись рядом, кузнец резко раздвинул её колени и засунул пальцы сразу в оба отверстия, начал шевелить, разминая плоть изнутри. Ахнув и зажмурившись, Ириссэ сжала зубы, стараясь не думать о происходящем. Левую грудь сжала горячая рука, принялась крутить и надавливать.