Бериль любила купаться одна, а с ним вдвоём — ещё больше.

Сбросив платье и оставшись в лёгкой сорочке до колен, девушка побежала в реку, любуясь клонившимся к закату солнцем. Издалека доносились голоса плескавшихся у берега людей, кто-то катался на лодках, ловил рыбу или целовался, даже занятые стиркой женщины улыбались. Прекрасный вечер!

— Бериль!

«Это он!»

Просияв, девушка обернулась, поплыла назад. Юноша быстро сбросил всё лишнее, с разбега прыгнул в реку и, в одно мгновение преодолев значительное расстояние, вынырнул рядом.

— Бериль, — Гваэрон заговорил так, словно отчитывался перед командиром, — будь моей женой. Давай поженимся и удочейим Аданельку. Я уже сказал семье, они согласны.

«Любой парень будет твоим, если ты захочешь! — вспомнились слова мамы. — Ты же внучка вождя! Можешь выбирать лучших из лучших, и тебе никто не откажет».

И Андрет тоже в это верила… Зря!

Бериль решила, что не хочет думать о плохом. Да, её брат — глава поселения, Брегор Свирепый, о котором теперь напишут много чего в летописи, но приятнее ведь думать, что Гваэрон выбрал сердцем, а не разумом!

— Мы не сможем взять всех малышей, — продолжал докладывать юноша, вытирая лицо ладонью, — тем более у нас будут свои, но Аданельку возьмём. Я сам всё выплачу.

«Выберешь самого красивого, умного, богатого!»

Как Андрет, видимо.

«Нет, мама, — подумала Бериль, обнимая Гваэрона, — не выберу. Говори, что хочешь, а я выйду замуж за того, кто меня любит!»

— Я согласна, — разрумянившись, ответила девушка. — Хоть завтра!

Руки юноши обняли крепче, требовательнее.

«Не позволяй ничего до свадьбы, а то так и не женится!»

Решив, что в этом мама всё-таки права, Бериль отстранилась и начала весело плескаться, нарочно обрызгав жениха. Сначала обидевшись, Гваэрон всё-таки заулыбался искренне и поддержал игру, время от времени пытаясь снова настоять на своём.

— Мне надо брату сказать, — решила обезопасить себя невеста. — Пойдём.

С последними лучами солнца выбравшись из воды, влюблённые наскоро оделись и побежали к дому вождя. Путь предстоял неблизкий, зато как раз одежда успеет высохнуть.

***

Телега с продуктами, тёплыми вещами и другим необходимым подъехала к одинокому лесному холму, на котором уже выстроили ещё один дом — для прислуги.

Несказанных слов было много: никто не благодарил вслух сына и внука за заботу, принимая помощь от него как должное, а отец и вовсе ждал повода придраться, находя успевшие испортиться в пути овощи — несколько штук из мешка, отсыревшие где-нибудь в уголке ткани или чуть заржавевшие приборы. Но в целом, без Андрет в доме опального вождя стало гораздо спокойнее, с Боромиром в основном соглашались, либо молчали, даже бродяга-менестрель на зиму не остался.

И лишь когда старик Борон распечатал конверт, удивительно красиво оформленный, у отшельников появился повод поговорить друг с другом более-менее откровенно — свадьба малышки Бериль стала неожиданностью для семьи, по-прежнему считавшей девушку ребёнком.

А она уже невеста!

Следующие строки бывший вождь прочитать вслух не смог, к тому же всё равно семья уже говорила между собой, обсуждая, что подарить молодым, какие наряды взять для себя, вспомнили, что не поздравили Брегора с рождением дочки, бесконечно откладывая приезд…

Борон всё это слышал, но наполнившиеся слезами глаза смотрели и смотрели на красивую бумагу.

«Папа, — писал внук, — мужи Фиримара должны вспомнить, как их предки защищали свои дома от хищников и злых соседей. Многое забылось, мужи стали браться за оружие лишь для нападения со спины, либо чтобы вложить его в женские руки, и нашим предкам было бы стыдно за нас. Я предлагаю тебе вспомнить, что такое настоящая сила, выйти из тени леса к свету эльфийских крепостей и по мере возможностей проявить себя в военном деле. Мы вместе восстановим утраченную честь рода Беора. Нас будут уважать свои и опасаться чужие. Ты ведь хочешь этого? Я не жду ответа письмом. Я жду твоего приезда».

— Не надо, сынок, — прошептал опальный вождь, вспоминая последнюю встречу с погибшим в землях Моргота братом. — Пожалуйста.

Решив скорее выбросить письмо, Борон смял его, но, видимо, этим и выдал, что не озвучил нечто важное. Испугавшись вестей о чьей-либо смерти или тяжёлой болезни, Боромир выхватил у отца листок, и его припухшее лицо побагровело.

— Да что он себе позволяет, щенок?!

— Сынок, не надо, — бывший вождь едва не заплакал. — Дай мне дожить свой век, зная, что с тобой всё в порядке.

— Со мной всё будет прекрасно, — прошипел Боромир. — А щенка надо за шкирку встряхнуть! Приеду — напомню про уважение к отцу.

Понимая, что пьяному мужчине что-то объяснять бессмысленно, домашние промолчали. Может быть, и правда отцу и сыну необходимо встретиться и поговорить, а не таить злобу годами. Они ведь всё-таки ближайшая родня, как бы друг к другу ни относились.

***

Не заметив, как заснул прямо за столом, проверяя работы учеников, Гельмир был уверен, что всё ещё занят делом, только почему-то все без исключения чертежи и расчёты оказались выполнены идеально точно. Не понимая, как это возможно, эльф заметил, что всё написано его почерком, и от удивления и обиды проснулся.

Или его разбудила внезапно открывшаяся дверь.

Но ведь комната была заперта на ключ!

— Лайталиэль? Ормир? Но…

— Ты ведь сам написал, что в Фиримаре стало безопасно, что мы можем не волноваться, — Солмелиэ заулыбалась. Взрослый сын учтиво поклонился.

— Но я…

Понимая, что не знает, какие слова произносить, Гельмир, опомнившись, вскочил от стола и крепко обнял вернувшуюся из Нарготронда семью.

Да, в Дортонионе снова безопасно, значит, здесь опять будут распускаться нежные прекрасные цветы.

Цепи среди цветов

Высокие своды подземного дворца сверкали таинственно и волшебно, хотелось восхищаться абсолютно всем, сопровождая каждый шаг вдохновенными речами, однако первые же слова о магии нарогских пещер встретили язвительную насмешку:

«Глупости! Никаких чар — только мастерство. Это опаловая крошка, здесь — агаты, а это — аметист. Просто минералы, понимаешь? И умение строителей».

И это ответ на вежливость? Это всё, что получила дева, которую пригласили в гости?! Но как же… любовь? Свадьба? Вечное счастье для одного на двоих сердца?

Финдуилас опустила голову. Сколько душевных сил потрачено на то, чтобы сюда доехать! Если бы лорд Гвиндор только знал, как тяжело было отправиться в путь с этого… ах, да, леди не должна ругаться… с Тол-Сириона! Сколько наговорила мама! Она не замолкала, обучая тому, что совсем не нужно! Зачем в пещере умение красиво стоять на фоне заката?! Зачем украшения из живых цветов? А лёгкие платья? Под землёй ведь холодно вне обитаемых пещер!

Хотелось расплакаться, послать и жениха, и мать к Морготу, а потом просто убежать куда-нибудь.

«Что же ты ищешь, мальчик-бродяга,

В этой забытой Валар земле?»

— Смотри, Фаэливрин, — Гвиндор вывел гостью из просторного зала с водопадами в неярко освещённый коридор, — оглянись вокруг. Видишь, какие здесь прекрасные узоры? Каждый находит в них свой неповторимый смысл. Какой открылся тебе?

«Опять проверяет, — сникла Финдуилас, — что бы я ни сказала, поднимет на смех. На что я надеялась? Зачем мама меня сюда притащила?»

— Посмотри. Неужели совсем нет воображения?

«Что?! У меня? Нет воображения? Как бы не так!»

— Пф! — фыркнула принцесса, расправляя плечи. Соболиная накидка на шелковом платье, украшенная россыпью сапфиров, заиграла чарующими огоньками в свете настенных фонарей.

— Вот такой ты мне нравишься, Фаэливрин! — Гвиндор рассмеялся. — Не выгляди своим же посмертным изваянием. Мы будем жить вечно, так не позволь никому заставить себя бесконечно уныло существовать! Проснись!

Сильные руки вдруг встряхнули за плечи, Финдуилас хотела вырваться, но вспомнила, что нельзя. Любые прикосновения своего мужчины необходимо превращать в ласку. Кокетливо заулыбавшись, дочь принца Артаресто коснулась пальцев лорда ажурными перчатками. Гвиндор моментально принял скучающий вид.