— На север собралась? — спросила Ниэльлунэ девушку, краем глаза наблюдая, как Гилнор подметает.

— Это мой долг, — кивнула дочь Хадора.

— У тебя был мужчина?

Вопрос заставил замереть и покраснеть до корней волос.

— Понятно, — воительница начала пить лекарство, голос стал не таким сиплым. — Не ехай туда целкой. Травма на всю жизнь будет. Вон, пусть тебе Гилнор покажет, каковы нормальные мужчины в деле.

Видимо, привыкший к шуточкам подруги адан с улыбкой кивнул, а Глорэдель, в тайне о близости с ним и мечтавшую, затрясло.

— Прости, малышка, — прохрипела Ниэльлунэ, затягиваясь. — Хочешь вина? У меня в погребе полно, а пить некому. Гилнор, хватит местú! Никому тут чистый пол не нужен. Неси бочонок лучше.

— Но эти травы… — девушка ужаснулась, вспомнив предостережения Зеленоглазки.

— Знаю, нельзя с хмелем, — отмахнулась, затягиваясь, воительница, — но я-то что теряю? Понимаешь, я Моргота бить ходила, потому что мне нравилось потом получать серебро по сути ни за что. Не было же сказано: «Вот принесёте голову гада — заплатим». Надо только и всего — не подохнуть там. Ну заработала я. Всякого. И что? Мне даже оставить это всё некому. Я у мамки одна была, и мамка моя у своей мамки одна. Детей я не завела, мужа тоже. Я дом этот обещала библиотеке пойтаровской отдать, пусть тут книги хранят, да детей учат. Но вино моё выпью сама!

Гилнор покорно принёс бочонок, откупорил. Запахи перемешались в воздухе, стали насыщеннее и приятнее.

— Я пойду, пожалуй, — наскоро нацарапав на табличке главное, засобиралась Глорэдель.

— Посиди, не бойся, — сипло кашляя, засмеялась Ниэльлунэ, демонстрируя гниющие зубы. — Раз на север собралась, послушай, что ждёт там простых вояк, которых тебе лечить придётся.

— Я видела, — напряглась девушка.

— Нет, милая, — покачала головой воительница, — ты видела последствия. А правду о случившемся никто никогда не расскажет. А вам, деткам вождя, и вовсе сказки принесут про Истинного Короля и его глупых врагов. А мне уже нет смысла врать, да и Гилнор не боится — он бродяга, у него ничего нет, отнимать нечего.

— У меня есть всё, что мне нужно, — помотал головой мужчина, прикладываясь к вину. — И это у меня нельзя отнять.

— Помнишь, как мы познакомились? — Ниэльлунэ, отхлебнув из бокала, словно стала лучше выглядеть.

«Пьёт вино, — записала Глорэдель, — не лежит в постели».

— Сколько тебе тогда было лет?

— Как тебе сейчас, — ушёл от ответа мужчина.

— А мне — четырнадцать. Мама говорила, что мне пора замуж, чтобы я не повторила её судьбу. Говорила, что пусть будет, как угодно, только не так.

***

— Сиди учись, Ниэ! — ругались в один голос старая и зрелая женщины на юную девушку, уже невесту. — Хватит по мужикам бегать! Учись! Пока мать с бабкой кормят!

В ход пошёл ремень. Опять.

— Учись! Даже не думай в подоле принести! Вышвырнем на улицу вместе с ублюдком!

Удар.

Ниэльлунэ плакала и злилась на себя за это. Как будто первый раз бьют! Но больно почему-то всегда одинаково. И обидно.

— Садись и читай!

— Нет!

Девушка вырвалась и в чём была выпрыгнула в окно. Она знала, куда пойти, где нальют вина, споют песни и не станут заставлять читать глупые записи какого-то мудреца. Зачем они нужны вообще?

***

— Мать притащила в дом какого-то прыщавого сутулого дурака из зажиточной семьи, и я должна была согласиться стать его женой, но сбежала. Я бегала по улице и случайно услышала пение из одного дома. Подошла ближе и увидела через окно Гилнора с лютней. Я сразу поняла — с ним хочу дружить, ему можно доверять.

***

Увидев кое-как одетую и снова побитую матерью и бабкой подругу, Унур позвал её в дом. В этот раз там сидели не только привычные выпивохи и вояки, но и незнакомый высокий тощий мужчина с рябым лицом — вроде молодой, но совершенно седой. Он, сутулясь, бренчал, напевая что-то неразборчивое, и юная аданет решила, что это нелепое существо непременно станет объектом её насмешек.

— Я скоро на войну ухожу, — прервал неловкую паузу Унур, доставая вонючее, зато крепкое пойло. — Батя в край достал! Семья эта его вечно мной попрекает! Они-то все такие правильные, эльфам нравятся, родня вождя! Награды у них хранятся! А я, видите ли, позорю всех в глазах эльфов! Да плевали эти эльфы на меня! Нужен я им больно, скажи, Гилнор!

— Не нужен, — согласился будущий объект насмешек. — Но нам их серебро нужно.

— Да! Я полгода на севере зад поморожу, вернусь и дом себе куплю, — отозвался из угла самый пьяный из гостей.

— Главное — помнить, — Гилнор покачал головой, — если орочьё окружило, в плен не сдавайся. Бейся до последнего.

— Сдаваться — это стыдно, — заявила Ниэльлунэ, ища повод уколоть незнакомого человека. — Кто вообще о таком думает?

Гилнор поднял голову от лютни.

***

— Когда я назвала своё имя, — воительница откашлялась, выпила лекарство, закурила, — этот друг на меня так посмотрел доверчиво. Как щенок, честное слово! Ты знаешь ведь, что меня зовут, как одну из небесных звёзд?

***

Взгляд не по-человечески сияющих глаз выражал бессильное осуждение, с которым обычно смотрят на выживших из ума стариков.

— Я в разведку хожу, — спокойно пояснил Гилнор, тренькая что-то не слишком мелодичное, — мы обычно знаем слишком много такого, что оркам узнать нельзя. А они хотят.

— Перехотят, — хмыкнула девушка. — Я тоже пойду на север и покажу этим гадам, что такое женская злость! Я тоже дом хочу.

***

— Я помню, как тебя пытались не пустить на север, — адан снова начал подметать, на этот раз в другом углу. — Но мне кажется, в Барад Эйтель все живут войной, ведь город из-за войны и построили, поэтому твоих родичей просто не поняли.

Ниэльлунэ закашлялась, поднялась из-за стола, неуклюже устроилась на печке.

— Спать хочется, — сказала женщина, сипло дыша. — В общем, девочка моя, соберёшься на север, иди с Гилнором. Я тебе потом расскажу о нашем первом походе.

Глорэдель встала из-за стола, сдержанно попрощалась, направилась к выходу, но вдруг в дверях её нагнал друг хозяйки, всё ещё с метлой в руках.

— Послушай, леди, — очень тихо произнёс он, оглядываясь, — я в ваши женские дела не лезу, поэтому не принимай, пожалуйста, всерьёз слова Ниэ о девственности. По крайней мере, те из них, что касались меня. Я наслышан, что бывает, если переспать с дочерью вождя, поэтому сразу говорю: «Нет». Можешь считать меня искаженцем и овцелюбом. Меня это вполне устроит. Овечки, знаешь ли, такие милые!

С трудом проглотив обиду, девушка кивнула и пошла прочь, вспоминая, как в детстве её часто не подпускали в свои компании сверстники, боясь дружить с дочкой вождя.

«Тяжкая участь принцессы!» — смеялся Гундор, но Глорэдель было совсем не весело.

Однако теперь стало любопытно, что означали загадочные слова Гилнора о том, чем грозит близость с леди. Но ведь ни одна из дочерей Хадора ничем себя не запятнала! Может быть, речь о неотёсанной дикарке Брегиль? Она что, оторвала член жениха ради научных исследований?

Решив, что эта аданет способна и на более страшные дела, Глорэдель отправилась в госпиталь, после чего планировала всё-таки выспаться, а потом зайти за письмами. Только что-то подсказывало — торопиться не стоит.

Поживи мирно

Когда Железные Горы остались позади, Торгор понял, что его уже ничем не испугать. Не здороваясь и не прощаясь ни с кем встречным, беоринг отправился прямиком в одну из сторожевых башен, потребовал вычеркнуть его из списков воинов осадного лагеря и в тот же день уехал домой. Догадываясь, что придётся объяснять свой поступок, Торгор совершенно не нервничал. В конце концов, что ему сделают? Отправят выполнять тяжёлую работу? Могилы копать? Поле пахать? Служить в армии в Дортонионе? Да легко! С радостью! Только бы не мёрзнуть, не голодать и не быть в глазах всех и каждого брошенным невестой дураком.

Наверное, это и есть настоящая свобода, когда наплевать на всех. Печально и неправильно, но, похоже, именно так устроен мир. Другого всё равно не дали, значит, надо жить в этом. И не жаловаться. Большинству людей ведь намного хуже!