Что это значит? Очевидно — слуга больше не нужен как информатор. Если он перестанет быть полезен как жрец…

Фанглиндур почувствовал, как вот-вот расплачется. Нельзя, чтобы рабы это видели! Пусть пол подметают! Нечего глаза поднимать на своего хозяина! Недостойны! Не заслужили!

Будьте вы прокляты, ничтожества! Ненавижу! Чтоб вы сдохли в корчах на вашем драгоценном алтаре! Все вы! Все! До единого!

***

Буря стихла, песок постепенно рассеялся, и небо очистилось. Два юных чёрных ящера, отдалённо напоминавших птиц с огромными клювами и рогом, вместо хохолка, с любопытством и осторожностью выползли по стене каменной башни на самый шпиль. Неловко расправив слабые пока крылья, драконы оттолкнулись от опоры и с радостным криком-свистом отправились в свой первый полёт.

Примечание к части Стихи в главе авторства Белое_Безмозглое 🥰 https://ficbook.net/authors/2493244 Мир-ошибка

«Да, мой Вала! Да!»

Прекрасное лицо возникло из мрака, словно эльфийка поднялась с морского дна. Светящийся альквалондский планктон расступился перед принцессой, платье-чешуя засверкало в танцующем свете пламени.

«Мой Вала. Да».

«Я ничего у тебя не спрашивал, рыбий хвост!» — сквозь сон выругался Морифинвэ.

«Это пока. Но потом спросишь. И мой ответ: да!»

Лицо стремительно приблизилось, распухая, покрываясь пятнами гнили, а потом вдруг исчезло в бущующем пламени.

Четвёртый сын Феанаро Куруфинвэ открыл глаза, прислушался. За пологами шатра шумел ночной лес, и почему-то вспомнилась стоянка на берегу озера Митрим, когда ещё не началась битва, не погиб отец и остальные…

«Но она была мертва», — неприятная мысль снова заставила вскочить с ложа и смешать вино с отваром и толчёными семенами.

Да, мертва была не только принцесса Айриэль, но и глупая беглянка, однако Митриэль так часто не вспоминалась.

Митриэль. Имя, выбранное для дочери.

— Пожар! — закричали снаружи. — На западе дым над лесом!

Выбежав из шатра с мечом в руках, Морифинвэ вдруг остановился и свысока хмыкнул:

— Орки или кто-то ещё хотят навязать мне неудобный бой. Не выйдет. Огонь видят все, и армия разберётся, где и что подожгли, а я продолжу путь в Ногрод. Разведка вернулась?

Получив отрицательный ответ, король вернулся в шатёр.

— Видишь, рыбий хвост, — сказал Феаноринг призраку из сна, — я задал вопрос и услышал слово «Нет». Ты ошиблась. Как всегда.

***

Лес закончился неожиданно. Пересечённый, словно раной от меча, неглубокой рекой, в которой серебрилась рыба, труднопроходимый бурелом уступил место небольшой роще с тонкими белыми деревцами. Трепещущие кроны казались прозрачными, хрупкие изящные стволы изгибались и тянулись к воде лебедиными шеями, крохотные листочки ласково трогали лёгкие волны.

Лишь абсолютная тишина нарушала беззаботность и покой пейзажа. Ни одна птица не пела, не шуршала трава. Снова стало страшно.

Оэруиль остановилась и посмотрела на воинов и слуг. Каждый взгляд задавал один и тот же вопрос: куда дальше? Что делать дальше? Как жить дальше?

Взять с собой в путь удалось лишь самое необходимое, а также часть книг из библиотеки, которые оказались слишком дороги для владелицы.

Вспыхнувший от руки таргелионской королевы лесной пожар разрастался, следовал за эльфами по пятам, набирая скорость и мощь. Остановить его нельзя, только сбежать.

Рана в земле, заполненная водой, — единственная преграда пламени.

Оэруиль посмотрела на верных Синдар. Как символично! Река Аскар способна защитить их от опасности, если вернуться в Оссирианд. Но…

«Я — пламя», — вспомнила королева и невольно тронула низ живота. Однако и огню нужно порой отступать. Нужно укрытие.

— Кто из вас готов вернуться в Край Семи Рек? — спросила супруга Морифинвэ. — Вы должны сделать так, чтобы мне было, куда бежать, если случится беда. Моя сестра Каленуиль всё ещё у власти, и мне необходима её поддержка.

Слуги и воины переглянулись. Выбор сложный, но необходимый.

Наблюдая за тем, как подданные распределяют роли в будущем своей владычицы, Оэруиль стала продумывать, что сказать о гибели башни и тех, кто оказался внутри. Огонь горит, и его не остановить, назад пути нет. Возможно, было ошибкой сметать с пути всё без разбора, однако пепел не станет вновь живым, и всегда есть те, кому нужнее мёртвые угли. Они должны, обязаны найтись! Иначе королева рискует умереть вскоре после рождения принца.

Такого конца таргелионская владычица для себя не хотела.

***

Эльфандис проснулась, и мир обрушился на очнувшуюся от хмеля и безумия боя девушку, отразившись во взгляде серых глаз сына Феанаро Куруфинвэ. Макалаурэ сидел обнажённый около закрытого окна, занавешенного лёгкой полупрозрачной шторой с узорами-птицами и казался прекрасной мраморной скульптурой, а не живым Нолдо.

В сияющих безднах, цвета пасмурного неба, что тонет в тревожных морских волнах, читалась память о вчерашнем веселье и непонимание, как быть дальше. Макалаурэ будто боялся осуждения, хотя кто имеет право судить короля?

— Старший брат, — вдруг заговорил владыка-менестрель, словно ожив, услышав не произнесённый вопрос, — будет очень удивлён. И тому, что мы отбились, тоже.

Внезапно получившая титул королевы эльфийка села на постели, не прикрываясь. Нахлынули крайне противоречивые чувства:

«Корона — это успех! Надо держаться!»

«Да провались ты со своим статусом, слизняк, если не можешь заставить уважать себя и свою жену!»

«Я смогу его обворожить и…»

«Мне это не нужно! Либо я с ним, либо нет, и уйду прямо сейчас, если он не скажет, что готов отстаивать свои решения!»

— Послушай, — девушка выдохнула и постаралась говорить спокойно, — Кано. Канафинвэ. Маглор. Если всё, случившееся вчера, весь этот свет фонариков, музыка, обещания и танцы, а потом — продолжение в постели было ошибкой, глупостью, оплошностью, действием, что принесёт только вред, я готова признать…

— Эльфандис, — прервал её речь супруг-король, — послушай. Арда искажена, и безумие — неотъемлемая часть искажения. Я понял, что устал страдать и терзаться из-за неправильности происходящего. Мы ведь не можем и не должны быть совершенством, если сама Арде несовершенна, правда? Почему мы не можем делать, что хотим?

— И что же ты хочешь делать, мой аран? — с подозрением улыбнулась эльфийка.

— Наверное, я должен немного рассказать о себе, я ведь твой муж, но ты совсем меня не знаешь.

Эльфандис рассмеялась, Макалаурэ просиял.

— Знаешь, — Феаноринг вернулся в постель, тронул пальцами щёку внезапной супруги, — слушая твой голос, мне хочется петь. Ты вдохновляешь меня, а ещё, — он огляделся, — ты смотришь на меня, а не на убранство. Это не всегда было важно мне, я не понимал многого. Я осознал ценность подобного отношения, когда однажды увидел свой дворец осквернённым. Орки превратили прекрасный замок и всю крепость в отхожее место, а я любил то, как выглядело моё жилище… Но так вышло, что не защитил. Ничто и никого. Теперь, если кто-то любуется помещением, я вспоминаю испытанный мной ужас и стыд, и мне хочется самому уничтожить всё красивое, что меня окружает. Я понимаю, это неправильно, но что правильно? Мы живём в мире-ошибке, в который нас насильно запихнули, не спросив, хотим мы сюда или нет. Даже Айнур — пленники Арды! Каждый из нас — ошибка, и почему мы должны стыдиться своей сути, Эльфандис?

Королева Поющей Долины удивлённо подняла брови. Элеммирэ точно так же выражала изумление, когда хотела съязвить.

Элеммирэ. Лопнувшая струна…

— Я — дитя Светлого Амана, — Макалаурэ медленно поднялся, взял арфу, а ещё две, стоящие у стены с огромным портретом черноволосого мужчины в алом со звёздами, запели сами собой. — Я привык жить, не опасаясь оставлять открытой дверь. Ты можешь себе представить такое? В Амане были засовы и замки, но они делались не для защиты от нападения, а чтобы никто не мешал заниматься чем-нибудь в уединении! Ты не видела такого, а я помню, и всем сердцем хочу, чтобы так стало опять! Я не хочу бояться за свою и твою жизни, я хочу, чтобы у меня родились дети и попробовали превзойти меня в мастерстве! Не боя, нет! Не этой проклятой тактике и стратегии войны! В музыке! Но вместо шедевров, воспевающих нечто прекрасное и великое, я пою о скорби и разрушении, потому что не вижу ничего, кроме этого! Но я ведь родился в Благословенном Крае, Эльфандис! Ты даже представить не можешь, каким страшным для меня был первый бой! Я… — менестрель вдруг рассмеялся и заплакал одновременно. — Я лежал раненый на палубе корабля, накрытый трупом врага — не орка — собрата! — и думал, что об этом надо спеть песню. Эру, как это нелепо! Но, знаешь… Я смотрю на тебя, понимаю, осознаю истину о мире, принимаю её, и чувствую — всё, что я не смог сделать раньше, теперь получится. Даже песня про того мертвеца на палубе.