— Подозреваю, владыка Ном будет не в восторге от такой летописи, — нахмурился Ангарато. — Даже если сам думает так же.

— Я ему не покажу, — леди-летописец подмигнула мужу. — Этот текст будет только на глине и только в запасном хранилище, где собраны напоминания обо всём важном на случай гибели главной библиотеки. Соответственно, рассказать владыке Ному сможет только тот, кто читает записи на табличках, либо ты.

— От гнева короля тебя спасёт влюблённый всесильный герой, — скривился лорд. — И это буду точно не я, а какой-нибудь смертный, с которым ты сбежишь в Валинор.

Эльдалотэ с удивлением и недоверием посмотрела на мужа, словно говоря: «И это всё, на что хватило твоего воображения?» Ангарато спорить не хотел, поэтому просто уставился в потолок, подсвеченный алым пламенем заката. Красиво. Однако в сердце внезапно ощутилась тоска по оставленному дому, родителям и младшим сёстрам. Может, уже и братья есть. Суждено ли узнать? Будет ли новая встреча? А ещё подумалось, что Эльдалотэ была бы совсем другой, если бы застала живыми Древа Валар. Несомненно, священный свет дивного Амана сделал бы её лучше.

***

— Как ты считаешь, Эрривион, — король Финдарато Инголдо выдохнул, — сияние Телпериона и Лаурелин сделало бы Фирьяр лучше? Помнишь, как Валар говорили нам о животворящей силе творений Йаванны и Ниэнны?

— Не уверен, — честно ответил разведчик. — Однако хуже точно бы не стало.

— Атани были бы здоровее, — предположил нарготрондский владыка, — и это хорошо повлияло бы на них. Но! Стало бы искажение их душ слабее?

— Мы не можем этого знать, — Эрривион поклонился. — Так какое решение будет принято насчёт мятежа в Фиримаре, исходя из новых сведений, король?

— Решение, — протянул Финдарато, поворачивая пальцами бокал, — решение… Я принял его, исходя из опыта, многолетних раздумий и не самых приятных умозаключений. Проанализировав развитие общества смертных, я сделал вывод, Эрривион. Я уже сказал, что помощи от нас Брегору не будет, и снова повторю то же самое, поскольку для меня стало очевидным: нам никогда, ни в каком деле, ни при каких обстоятельствах не понадобится помощь атани. Ибо помощь их не принесёт ничего, кроме вреда. Уверен, со мной согласны все мои подданные без исключения. Я ведь прав, Эдрахиль?

Победа над нелюдями

Ночью снова пошёл снег, и наутро торговая дорога со стороны Таргелиона заполнилась приземистыми раскосыми людьми, расчищавшими тракт и делавшими его проходимым для не успевших пересесть на сани путников. В основном торговцы заботились об удобстве передвижения, однако каждый год находились те, для кого осень всегда заканчивалась внезапно. Одних это печалило, других веселило, третьих обогащало.

— Мы в мир фантазий погружаться любим,

А выходить не любим из него.

О власти рассуждают, как о чуде,

Блага чтоб подносили, как на блюде.

Уверены: «Взойдём на трон и будем…»

Восходят, ну и что? Да ничего!

Эрьярон и встреченные на обратном пути из разведки охотники с удивлением посмотрели на голосивших песню пьяных гномов-торговцев, пожали плечами и проследовали в сторону лагеря. Словно долетевшая весточка или предупреждение из далёкого прошлого, прозвучала сейчас из уст совершенно случайных попутчиков втородомовская музыка:

— Я тоже верил в превращенья эти

И королём хотел скорее стать…

Наивными порой бывают дети.

Судьба внесёт поправки в твой сюжетик.

И ничего печальней нет на свете,

Чем сбывшаяся детская мечта.

Песня казалась давно забытой, Хэлкараксэ и вовсе больше не существовало. Почему же снова, будто со дна ледяного моря, поднялась тема канувших в века разногласий? Узурпатору Нолофинвэ и владыке Финдарато Инголдо — правителю Нарготронда, Дортониона, Тол-Сириона и прилегающих земель, ведь совершенно нечего больше делить!

— Сейчас мои деяния прекрасны! — хохотали наугрим, скорее всего, не знавшие, кто и зачем сочинил то, что им сейчас казалось таким забавным. — Прекрасней чем у многих королей,

Дороги и чисты, и безопасны.

Но правлю я и понимаю ясно,

Что над любовью короли не властны,

Причём ни над чужой, ни над своей.

Вспомнив, как Сайвэ грустно смеялся над собой из-за «подозрительной песни» про травоядного кузнечика, верные короля Финдарато постарались не обращать внимания на очередную странную музыку, к тому же у Эрьярона и вовсе не находилось поводов для веселья. Однако услышанное неумолимо врезалось в память.

— Я был юнцом довольно романтичным

И к музыке любовь боготворил.

Но мой отец распорядился лично, 

Чтоб вёл себя я тихо и прилично!

Судьба взглянула мне в глаза цинично:

Жена пришла, и пыл в груди остыл.

Зато не остывает славный ужин,

И праздничное ждёт нас торжество,

Где я король и неплохой к тому же!

И речь моя — не мальчика, но мужа!

Но снег и без моих указов кружит.

Прошло сто лет, и что? Да ничего!

Тучи постепенно рассеивались, в лесу становилось светлее, и даже наугрим, продававшие всем встречным похожие на шлемы тёплые шапки, не раздражали. Гораздо неприятнее было осознание, что новости для Берена и Барахира окажутся весьма недобрыми, если подтвердятся.

— Всё стало предсказуемым в природе!

Не но́во или, может, не ново́.

Красотки одеваются по моде,

Родится хлеб, вино в подвалах бродит.

И солнце всходит, а потом заходит!

А я король, и что? Да ничего!

Удивившись, что песня из Хэлкараксэ не просто сохранилась в веках, но и изменилась вместе с Ардой, а, значит, кому-то до сих пор нужна, Эрьярон выругался, надвинул на глаза капюшон и поспешил прочь от раздражающего подозрительного веселья.

***

Эмельдир сладко спала, несмотря на холод и шум вокруг. Девочка ночевала в крытой телеге, утверждая, что охраняет вещи, и никто с ней не спорил — охраняет, так охраняет. Закутается в шерстяное одеяло по самый нос и защищает добро. А как иначе это делать?

Барахир посмотрел на невесту. Какая же она милая! И такая беззащитная, хрупкая! Маленькая. Да, порой невыносимая, но…

В сердце давно зрела злость на Берена за его отношение к младшей, неудобной, дочери, и сейчас, когда тревожные вести липли друг к другу, словно снег в оттепель, вырастая в глыбу, способную сорваться с крыши на голову прохожего и убить, молчать не осталось сил. Спрыгнув на пока не чищенную дорогу и сразу ощутив попавший в не по погоде лёгкую обувь снег, сын вождя поспешил туда, где точно знал, сейчас находился родич.

— Как твои глаза? — спросил осторожно умывавшегося адана юноша. — Лучше?

— Спасибо, — сухо отозвался Берен, промакивая ресницы платком. — Конечно, лучше. Почти прошли! Но, мне кажется, это последнее, что нас должно сейчас волновать.

— Одно из последних, ты прав, — перешёл в наступление Барахир. — А первое — как ты собираешься дальше строить отношения с Эмельдир? Я знаю, что было раньше, и не надо оправдываться. Мне нужен только ответ на мой вопрос.

— Что? — высокий, превосходящий в росте юношу более, чем на голову, Берен нагнулся, некрасиво сгорбив и без того не слишком ровную спину. Худое бледное лицо ещё сильнее вытянулось. — Я буду воспитывать дочь, не спрашивая ничьего мнения! Эмельдир должна быть примером другим! Хорошим, а не дурным примером! Она не должна позорить отца и, — учитель надрывно кашлянул, — мужа! Будущего! Тебя! Ты понимаешь, что в последнее время старшая ветвь рода Беора и без того даёт сомнительные плоды, так ещё и Эмельдир…

— Что бы она ни делала, — тоже повысил голос Барахир, — не смей её бить! Если сам слабак и хочешь хоть кого-то быть сильнее, помни — только у жалких слабаков нет друзей! А у Эмельдир есть!

— Ты ещё не вождь, чтобы мне указывать! — рявкнул не слишком убедительно Берен. — Если бы не я…

Ощутимый удар кулаком в челюсть заставил отпрянуть и в растерянности схватиться за лицо.

— Полагаю, я вам помешал, — словно из-под земли появился Эрьярон, на одежде которого не было ни снежинки, будто эльф только вышел из дома, — однако разведке позволено даже у короля появляться, не предупреждая.