***
Первый за долгое время солнечный день, да ещё и без ветра, радовал уже забывших о тепле смотрителей плотины, и эльфы любовались солнечными бликами на спокойной, покрытой лёгкой рябью, воде. Игра неласкового, слепящего золотого света на синих волнах казалась прекрасной и гипнотизирующей, но ровно до того момента, пока на берегу не появилась дивной красоты дева в сопровождении двух каких-то незаметных мужчин и совсем поблекших на фоне по-королевски одетой эльфийки женщин. Нолдор были вооружены луками и, скорее всего, не только ими, но другое оружие не демонстрировали.
Сияющая роскошной накидкой черноволосая эльфийка помахала смотрителям плотины рукой в знак приветствия и ступила на мост. Наблюдая за красавицей, Синдар напрочь забыли обо всём.
— Я — принцесса Ириссэ, — представилась дочь Нолофинвэ. — И пока мой владыка-отец отправился в бой, чтобы сразить врага свободных эльфов Арды, мне захотелось лучше узнать тех, с кем я буду жить под одним небом. Пока мой менестрель будет славить короля Нолофинвэ, воспевать его подвиги, а летописец расскажет о героическом преодолении тягот пути через Хэлкараксэ, я желаю погулять здесь и выслушать истории о том, как вам жилось до того, как мой отец искоренил зло в Средиземье.
Ученик Квеннара нахмурился, и принцесса прищурилась.
«Да, — говорил её взгляд, — король только ушёл в поход, и рано говорить о победе. Но неужели ты не веришь в доблесть великого владыки?»
Всё ли равно, какими войдём мы в летопись
Синие со звёздами знамёна, взлетевшие к лазурным небесам, горели смешанным с золотыми лучами Анар серебром, доспехи и клинки блистали отражённым светом ясного дня, летевшая впереди войска песня отзывалась эхом в горах. Аклариквету стоило огромных усилий петь, зажигая сердца воинов, и один бы он не справился, но помощники менестреля старались на славу и, взяв в руки оружие, словно обычные воины, отбивали ритм сталью, их голоса звучали уверенно, и мелодия сплеталась в тему войны за всё, что есть доброго в мире.
Я хочу сберечь заповедный
свет!
Я — хранитель свеч на границе
тьмы!
Свет ковал мой меч для своей
войны!
Меченый злом,
Мёртвым огнём
Лоб твой горит, ты не скроешь
клейма!
Меченый злом,
В сердце пустом
Спрятался страх, тени сводят с
ума.
Тучи крестом,
Ветер как стон,
Сила моя не растрачена мной,
Шёпот как гром,
Меченый злом,
Слышишь меня, я иду за тобой!
Чем ближе становилась окутанная тьмой трёхглавая гора, о которой пленные орки говорили, как о сторожевой крепости, тем сложнее было не показывать парализующий тело страх перед мощью Моргота. Здесь, на бескрайней равнине, царила давящая атмосфера бессмысленности и безнадёжности. Всё сильнее казалось, что земля разверзнется под ногами, а потом сомкнётся над головой, заживо похоронив в себе не желающих умирать жалких слабых существ, которым совершенно нечего противопоставить воле Айну.
Меченый злом,
Мёртвым огнем,
Лоб твой горит, ты не скроешь
клейма!
Песня звучала всё тише, неувереннее. И, смотря на своих воинов, король Нолофинвэ понял, что есть огромная разница в поведении бойцов в случае, если враг напал сам, и если приходится бросать вызов первыми.
Меченый злом,
В сердце пустом
Спрятался страх, тени сводят с
ума.
Тучи крестом,
Ветер как стон,
Сила моя не растрачена мной,
Шёпот как гром,
Меченый злом,
Слышишь меня, я иду за тобой.
Уверенный в том, что полубрат напал на Моргота первым, Нолофинвэ, ощущая разрастающуюся в душе волну ярости, выхватил меч и, высоко вскинув руку, закричал:
— Вперёд, братья! Сразим зло! Победим тьму!
Голосу короля подпели рога, заглушили его, воины зашагали увереннее, но снова хватило ненадолго: враг не нападал и не защищался. А войско эльфов шло и шло вперёд, к молчаливой, окутанной тьмой трёхглавой горе.
***
Надежды на спасение не появилось: уже давно единственным, что осталось от жизни, была боль, которая усиливалась или ослабевала, лишала сознания или заставляла стонать и кричать, не давая шептать слова Клятвы — единственного и нерушимого моста в прошлое, которое невозможно отнять даже Айну.
Когда летучие мыши убрались восвояси, Майтимо, практически потеряв ощущение реальности, тяжело, прерывисто дыша и вздрагивая, чувствовал, как сводит отвыкший от значительного количества еды желудок. Неожиданно бросило в жар, тело затрясло сильнее, внутренности скрутило. Всё, что затолкали в горло, вырвалось обратно, и боль от резкого спазма, прошив позвонки и вывихнутые суставы, лишила сознания.
***
Мерный стук сердца, аккомпанирующий скрежету подземной песни и звукам боевых рогов, вернул из тьмы забытья во тьму, созданную Морготом, и Нельяфинвэ, сжав зубы, чтобы подавить стон, с трудом приоткрыл глаза.
Далеко внизу стояло войско.
Нет, надеяться на спасение было бессмысленно: сын Феанаро не сомневался, что умрёт сразу же, как только на него перестанет действовать магия врага, но ведь собратья не оставят его вот так, они же прекратят его мучения.
Боль рвала сознание в клочья, путала мысли, и Нельяфинвэ не знал, что произносил вслух, а что лишь успевал подумать, прежде чем снова впасть в забытье и очнуться. Не знал он, и насколько громко кричал или говорил, или шептал… Но ведь даже умирающему от боли эльфу было прекрасно видно собратьев. Они же не могли его не заметить?
***
Что такое «сложное решение»?
Ровно до этого момента король Нолофинвэ был уверен, что этапы тяжёлого выбора в его жизни навсегда остались позади, что в Средиземье нужно будет лишь сражаться за свой статус, за оскорблённое самолюбие, за земли или что-нибудь ещё, но это будет простая война, где все сложные стратегические вопросы лягут на плечи военачальников.
Однако, жизнь снова безжалостно швырнула на острые камни публичного принятия решения, и хуже ситуации представить было невозможно.
— Это ловушка! — слышалось со всех сторон. — Предупреждение!
Нолофинвэ понимал, что сейчас мог бы рискнуть и войти в летописи как Храбрейший и Благороднейший из владык.
— Кто это? — эльфы не узнавали висящего на скале собрата. — А это точно не орк?
Или можно не лезть на гору самому, а послать… Нет, Лаурэфиндэ ещё слаб для этого, Турукано — тем более… Эктелиона! Да, послать его и войти в летописи, разделив славу Благороднейшего короля с Храбрейшим воином.
— Это что, Нельяфинвэ? — предположил кто-то. — Или нет…
А где тогда Феанаро? Что с остальными?
Глорфиндел бросил беглый взгляд на свой новый меч, Нолофинвэ постарался ни с кем не встречаться глазами. Особенно с бесшабашно храбрым военачальником.
Есть очень хороший шанс запомниться потомкам Всепрощающим владыкой: спасти того, кто не оценил помощь, кто бросил на произвол судьбы и суд Валар, предал… Только оценят ли это?
— Есть в Арде справедливость, — прозвучали слова.
«Это они сейчас так говорят, — думал король, смотря во тьму, — а потом я прочитаю в летописи рядом со своим именем титул Жестокий».
— Это ловушка, братья, — сказал Нолофинвэ, прогоняя мысли о том, что, называя его Мудрым, историки будут подразумевать «искусный лжец», — мы не попадёмся в неё. Как бы ни было мне жаль этого несчастного, я не стану рисковать жизнями моих подданных. Мы пришли вызвать врага на честный бой. Вызов принят не был. Мы отступим, встанем на безопасном расстоянии лагерем и проведём более тщательную разведку.
— Мы можем встать лагерем здесь, перекрыть выходы из крепости, — как-то неожиданно тихо предложил Глорфиндел.
— Нет, храбрый воин, — отрезал король. — Мы уйдём на безопасное расстояние. И это решение окончательно.
***
Мерные удары сердца заставили очнуться, открыть глаза и увидеть сквозь рваные волокна тьмы удаляющиеся синие со звёздами знамёна.
Этого не может быть…
Майтимо зажмурился, в теле нашлось немного влаги, чтобы по щекам скатились слёзы.
