Ветра меж стылых камней.

Реальность худших из снов,

И я дарю тебя ей.

Здесь преломляется свет,

В реке не воды, а яд,

Ты не исправишь куплет

И не вернёшься назад.

Не вплавь иди, не в обход,

Не жди подмоги извне,

Погоня мчится вперёд,

Вслед уходящей весне!

Ты не гений, Манвэ, хоть и мнишь себя таковым! Уничтожь Арду! Освободись!»

— Страшно, правда? — на фоне рушащегося осколками мира поучительно заговорил Фанкиль, и не согласиться было невозможно.

Да, страшно. Очень страшно.

— Вы, эльфы, ничего не можете противопоставить Творцам. Пойми это и осознай своё место на этой войне, раз уж сунулся.

— Я не сам! — простонал эльф, потеряв ощущение опоры и понимания, где находится, чувствуя лишь бесконтрольное парение в пустоте в эпицентре катастрофы. — Меня заставили!

— Знаю. Но пути назад уже нет.

Ледяной ветер снёс языки пламени, и огонь слегка отступил.

И в этот момент, утопая в фальшивой, однако прекрасной диссонансной мелодии, дивной в своём уродстве, пленник Фанкиля смог увидеть легендарный Алмарен.

Вопреки рассказам тех, кто не был в этом историческом месте, древние земли не являлись чем-то неописуемо прекрасным, однако в своей первозданной простоте пейзажи завораживали чистотой и безмятежностью мира, искажённого и больного, но пока не ощутившего это. Не проявившего.

«И это всё, на что способны великие Творцы? — поинтересовалась Тема, жаждавшая разрушения, накапливавшая силу. — Это вершина вашего мастерства? Вы ведь сами всем этим недовольны. Создав одно, вы приобрели опыт и теперь можете лучше, но увы… Негде!»

Холодная музыка ветра зарыдала дождём, остужая раскалившийся воздух.

«Хор Творца иссяк, — слёзы, рождаясь в пустоте, собрались в мощные потоки, противостоявшие Теме Разрушения, в них ощутилась смерть, — и вокруг меня пустыня,

Звон звёзд гонит прочь мрак,

В Бездну канет твоё имя.

Я здесь, я нигде,

Но слезами боль не хлынет.

Будь свят, скорбный удел,

Воссияет моё имя!

Ни ветры, ни тьма —

Кто вспомнит тебя?»

Пламя заколебалось.

«Ты не услышал меня, — затрепетал огонь, и вокруг начали вспыхивать пылающие столпы. — Ко мне присоединяются те творцы земной тверди, что осознали: Арда замкнута, это тюрьма! В ней придётся сосуществовать Музыке Несовместимой! Вода медленно уничтожает металл, огонь сжигает плоть живых созданий, а реки тушат пламя, которое их иссушает. Оставшись в Арде, мы будем вынуждены воевать или стать жалким подобием собственного могущества, пустым и бесполезным. Услышь меня и уничтожь это плоское недоразумение!»

— Мы ушли от Вала Ауле, — заговорил Фанкиль, изучающе смотря на эльфа, — потому что он принял ограниченность Арды, согласился запереть инициативу Творения в клеть необходимого минимума.

Необходимый минимум. Да! Именно таким был Алмарен. Такой была Весна Арды. Два исполинских факела на высоченных горах с крутыми склонами, поля, равнины, рощи, реки и озёра — просто, красиво, первозданно. Единообразно.

«Ты согласен, что Арда обречена, — рассмеялась Тема Разрушения, — поэтому создаёшь без усердия!»

«Сын небесных сфер,

Здесь есть рыбы, птицы, звери.

Ты так грозен и смел!

Вместе Ардой овладеем, — пошла на компромисс Холодная Тема. — Ты мне поклонись —

И получишь все богатства,

Власть — мне вне всех границ,

Для тебя — поддержка братства».

«Мне не нужна Арда, если правишь здесь ты!» — громыхнули раскаты, и земля сотряслась до основания под страшные оглушающе-воющие звуки рушащихся гор.

«Гроза накрыла Алмарен и правит им

В звучащей Теме Разрушения.

Во всплесках плети молний чёрный лик земли

Не спит, и с ним не сплю и я.

Я поднимусь на горы, к ледяным ветрам,

Омою скалы в тучах грозовых.

Я слышу голос неба — он зовёт меня.

Внимаю я раскатам громовым.

И зовёт меня голос неба,

И влечёт меня молний блеск.

В прах обратят быль и небыль,

Мне укажет путь глас небес».

Музыка звучала чудовищно-прекрасным многоголосьем, которое внезапно стихло и удалилось, а рядом послышалась напевная речь Фанкиля, продолжавшего Тему давней катастрофы:

— Гроза сиянье молний даст моим глазам,

Подарит пламя сердцу моему,

Хочу средь тьмы и света миру рассказать,

Как песню голоса небес пою.

Гроза весь мир накрыла, завладела им,

Всё разрушительней день ото дня.

Во всплесках плети молний чёрный лик земли

Не спит, и с ним не сплю и я.

Огонь в глазах Майя стал холодным.

— Моргот обещал нам свободу от Арды, — заговорил Фанкиль своим обычным голосом, — уповая на то, что жалких амбиций Манвэ хватило лишь на то, чтобы уцепиться за корону короля ничтожного искажённого куска материи. И мы разрушили Альмарен, однако чтобы уничтожить всю Арду сил не хватило — нужно было единое решение всех Творцов, которого достичь не удалось. Ниенна залила слезами раны мира, существование жалкого блюдца продолжилось. И тогда Моргот поступил так же, как Манвэ — вцепился в трон ничтожного искажённого куска материи. Печально, правда?

Эльфу было всё равно. От многолетнего заточения, бесконечного мучения и внезапно свалившегося осознания силы Айнур разум окончательно закрылся от понимания происходящего, лишив способности и мыслить, и чувствовать.

— Увы, я слишком слаб, чтобы в одиночку уйти из Арды и создать что-то своё, однако отделиться от Моргота смогу, — продолжал рассуждать Фанкиль, — но пока я должен делать вид, будто являюсь верным другом Морготу, поэтому обязан исполнить его волю. Посмотри на карту.

Пленник опустил бессмысленный взгляд на разложенный лист бумаги, не понимая, что на нём изображено.

— Ты будешь мне помогать, а я больше никогда не посажу тебя в крепость. В колодец.

Колодец! Да! Никогда больше в колодец!

— Спасибо, — снова чуть не заплакал эльф, уцепившись за знакомое слово и частично вернувшись в реальность. — Я всё сделаю! Всё! Только не в колодец!

Примечание к части Песни:

"Феникс" Ясвены

"Свет дневной иссяк" Сергея Маврина

"Голос неба" из рок-оперы "Ангел мести"

Человек умрёт, но не его идеи

— Я назову его Айкалотэ и буду защищать Дортонион вместе с тобой, папа, — выставив напоказ копьё, сказал Арагарон, с вызовом ожидая реакции родителя.

Все собравшиеся в зале заулыбались, а Эльдалотэ сделала вид, будто совсем не имеет к подобному именованию отношения.

— «Аэглос» — запишут Синдар, — пояснила леди-летописец, — цветок, защищённый шипами. Это оружие обязательно войдёт в историю.

Ангарато тяжело вздохнул.

— Да, — согласился он, косясь на ухмылявшегося брата, — меня не надо оберегать, сам справлюсь.

— Великий герой Арагарон Дортонионский войдёт в легенды бесстрашным воином, сражавшим рабов Моргота одним своим пламенным взором, — провозгласила Эльдалотэ, словно репетируя публичное выступление. — Орки в ужасе бежали от него, а некоторые падали замертво, сражённые белым огнём мести, вспыхивавшем в сердце героя во время боя.

— Белым огнём, из которого рождены звёзды, — мечтательно произнёс Финдарато. — Арагарон — воплощение света творений любимой нами Элентари. Подтверди мои слова, Эдрахиль.

Слуга покорно и восхищённо подтвердил.

Все прекрасно понимали, почему леди так себя ведёт: после побега Вирессэ Арагарон начал угасать, и для матери это стало катастрофой. Эльдалотэ не могла бесконечно мстить непосредственно обидчику, поэтому делала для сына всё, что получалось, порой поступая странно и не слишком красиво. Например, как сейчас. Однако кто станет спорить с несчастной матерью, в руках которой летопись целого мира или хотя бы одного королевства?

— Слава Арагарону, сияющему светом звёзд! — провозгласил Халиндвэ, по взгляду которого было видно, что лорд хочет поговорить о более насущных проблемах. — Я хочу поинтересоваться: вы тоже заметили, что у смертных рождаются дефективные дети, если мать и отец — родственники? Ауриэль, беседуя и обучая женщин, обратила внимание на такую закономерность.