***

Закончив с многочисленными ожогами на теле неузнаваемого мужчины, которого вытащили едва живым из-под обрушившегося сарая, Ауриэль с невесткой тепло, как никогда, улыбнулись друг другу. Знахарка рядом с ними откупорила бутыль с вином и, угостив подруг, вместо отдыха взялась за оформление огромной надписи на двух сшитых простынях, растянутых между наскоро вбитыми в землю столбами — все должны знать, куда идти за помощью лекарей и где искать потерянных родных.

— Где мои дети?! — кричала то громче, то тише какая-то женщина, рыдая и проклиная судьбу.

Эльфийки догадывались, что добрых вестей для несчастной нет, пытались напоить её успокаивающими травами, но убитая горем мать не принимала никакой помощи.

— Гуилин говорил, что некоторые селяне в страхе в лес убежали, — тихо произнесла Ауриэль, больше успокаивая себя, чем кого-либо, — он с друзьями ушёл на поиски, так что, не всё потеряно.

Солмелиэ кивала свекрови, но сама думала об ином: не менее дюжины детей до сих пор сидели одни, и взрослые за ними не приходили. Некоторых малышей спасли из огня, и им требовалось лечение, другие просто потерялись в толпе и не могли объяснить, где жили, и кто их родня. Бедняжки!

Младшая внучка вождя — Бериль, которой только недавно исполнилось десять лет, пришла вместе с тётей Аданэль на территорию лагеря-госпиталя, и теперь водила хороводы и пела песни вместе с детьми, скрашивая ожидание прихода родни. Сама супруга Белемира села за стирку бинтов, простыней и сорочек, попутно руководя всеми, кто попадался в поле зрения. Нельзя лениться и ныть! Эльфийки ведь не жалуются! Женщина с трудом сдерживала слёзы, однако помощи не просила и от работы не отказывалась.

— Мама! Мама пришла!

— Папа!

— Дедушка!

То и дело раздавались радостные крики, знахари записывали всех, кто и с кем уходили из госпиталя, а Бериль повторяла заученные слова для воссоединявшихся семей, обещая, что теперь всё будет хорошо.

Аданэль улыбалась, не поднимая головы от вспенившегося мылом ручья и тазов, но вдруг кто-то тронул за плечо. Обернувшись, супруга Белемира увидела заплаканное личико девочки.

— Она с дедом жила, — пояснил проходивший мимо мужчина, которому пришлось обрабатывать обожжённые руки и лицо, — но он помер, когда понял, что дом того. Не пережил потерю нажитого.

— Как твоё имя? — спросила Аданэль у малышки, но та поджала губы и опустила голову ещё ниже.

— От испуга говорить разучилась, — вздохнул погорелец. — Может, отойдёт ещё. Потом.

— Помоги мне, — улыбнулась жена Белемира, протянув девочке слипшийся бинт. — Стирать умеешь?

Ребёнок кивнул и, сев на корточки, принялся тщательно мылить полоску ткани.

— Давай ты тоже будешь Аданэль? — предложила неожиданной помощнице Мирвен. — Я — Аданэль-старшая, ты — Аданэль-младшая.

Девочке не очень понравилась идея, однако она согласно кивнула. Супруга Белемира посмотрела на тёмно-каштановые кудряшки, милые щёчки, умелые ручки и поняла, что не оставит этого ребёнка однинокой сироткой. Если родить ребёнка не получается, почему не позаботиться о том, у кого больше нет семьи?

Дары милых ничтожеств

Эльфы шли по пепелищу. Вокруг тлели и дымились обугленные остовы домов, посеребрённые равнодушными лучами Исиль.

— Мама часто говорила про огонь, что из-за него должно случиться нечто плохое, — Арагарон прервал длительное молчание и обратился к дяде. — Я думал, что моя огненная беда уже случилась, когда Вирессэ сбежала с потомком Пламенного Духа. Надеялся, что мама чувствовала, как важно это было для меня, но похоже, предвидения были о другом.

— Надейся, что об этом пожаре, а не о чём-то большем, — напрягся Айканаро, посмотрев вокруг.

Шедшие чуть позади люди без умолку что-то говорили, оправдывались, обвиняли хозяйку дома, загоревшегося первым, вспоминали, что при Беоре Старом таких несчастий не было, а Белемир аккуратно намекал, будто готов быть хорошим вождём, если народ предпочтёт его немощному старику Борону и пьянице Боромиру.

— Ненарион, — выслушав очередные сумбурные оправдания, почему были проигнорированы все возможные меры предосторожности при строительстве новых домов и сараев, вздохнул Гельмир, — ты всегда можешь поднять настроение. Скажи что-нибудь, пожалуйста.

Менестрель посмотрел на роющуюся в тлеющих обломках старушку, явно что-то ищущую, причём, вероятно, не своё, и развёл руками:

— Ты же знаешь, что любой тёмный подземный коридор приводит на свет. Наугрим говорят: если хорошенько копать, можно добраться до недр, где не только светло, но и тепло. Правда, жить там нельзя.

— Вот спасибо, — процедил сквозь зубы архитектор. — Поддержал, так поддержал.

— Послушай, — Ненарион остановился, — мне кажется, дело в том, что ты неверно понимаешь слово «шедевр». Ты постоянно оцениваешь себя и свои дела с точки зрения какого-то недосягаемого идеала, созданного твоей же фантазией. А ты посмотри на реальность, оглядись вокруг!

— И что я увижу? — Гельмир начал злиться. — На моих руках кровь испуганного ребёнка, который молил меня о пощаде! Я убил его и бросил тело в лесу! Я строил город на костях невинных существ, и делал так, чтобы ничто о них не напоминало! Я ушёл с Тол-Сириона, чтобы спрятаться от войны, хотя это невозможно! Я сам — война!

— Подожди, друг, — менестрель заметил, что пламенная речь всегда спокойного наставника испугала смертных, — тише. Мне кажется символичным сказанное тобой сейчас. Ты заметил, что сгорело в этой части поселения всё, кроме твоего кладбища?

— Если это и есть венец моего творения, — огрызнулся архитектор, — мне пора отправляться на Суд Валар для последующего вечного заточения в Чертогах Мандоса.

Ненарион развёл руками.

Издалека залаяли собаки, однако броситься на толпу не решились и быстро притихли.

— Король Финдарато скоро уедет, полагаю, — вздохнул Айканаро, посмотрев на спящего у крутого склона мужчину, чей храп мог сравниться по громкости с треском ломающейся сосны. — Мы должны наладить контакт с Младшими.

Арагарон многозначительно посмотрел на пьяницу, усмехнулся.

Вдруг на берег вылезла молодая девушка. Наскоро надетое платье прилипло к телу, подчёркивая его привлекательную своей юностью полноту. Чёрные волосы, чуть подсушенные, серебрились в свете Исиль пушком вокруг головы. Милое личико засияло улыбкой, на щеках появились очаровательные ямочки.

Перешагнув через спящего мужчину и не замечая того, кто выбрался на берег следом за ней, девушка подбежала к эльфам и поклонилась, сделав это с очень загадочным видом.

— Владыки! — незнакомка подняла голову, карие глаза округлились, став по-детски грустными и умоляющими. — Светлые владыки! Мой дом сгорел, семье теперь негде жить!

— Эру милостивый! — послышался полный ужаса и стыда голос Брегора, до этого шедшего в молчании. — Андрет! Зачем?

— Что, брат? — выпрямилась девушка, демонстрируя эльфам прилипшее к пышной груди платье. От прохладного ветра соски стали выпирать сквозь ткань, и Арагарон, смутившись, отвернулся. — Ты меня готов на улицу выставить? Или хочешь, чтобы мне пришлось спать на полу в дряхлом домишке матери? Никто ведь не готов потесниться ради дочери! Я только смогла отселиться, как вдруг всё сгорело! Всё моё приданое! Владыки, не слушайте моего брата! Помогите мне с жильём! Я готова отработать, заплатить. Помогите, умоляю!

По лицу Гельмира было понятно — эльф поверил. Айканаро равнодушно взглянул на Брегора, который уже готов был провалиться сквозь землю от стыда, посмотрел на Андрет. Милое личико снова засияло по-детски очаровательной улыбкой, ямочки на щеках углубились, но постепенно невинное выражение начало меняться: карие глаза чуть прищурились, губы приоткрылись, руки изящно отбросили назад волосы, голова запрокинулась, шея изящно вытянулась.

— Пошли, — на округлое плечо Андрет легла тяжёлая рука стоявшего позади полуголого мужчины, девушка обернулась, нежно и смущённо улыбаясь.

— Да, Фаранор, надо вещи собрать. Занесём обратно. В сарай.