— Говорят, твой отец разорён, — сообщил Эол со смешком, — с ним не ведётся торговля, от него бегут подданные, предают верные. Похоже, недолго ему жить осталось.

Не анализируя услышанное, принцесса была уверена, что сказанное — ложь, однако сейчас это не имело значения. Главное — не мешать гаду делать, что он хочет, чтобы всё быстрее и менее болезненно закончилось.

Рука отпустила грудь, взяла за волосы, начала наклонять голову. Понимая, что сейчас произойдёт, Ириссэ едва не расплакалась, а когда губы ткнулись в гладкое и влажно-липкое, захотелось кричать. Держащий пряди кулак надавил на затылок, рука, ёрзавшая между ног, выскользнула из тела и слегка сжала горло.

Стук в дверь и голос сына сначала показались мороком.

— Отец, я тебя везде искал, — раздалось из коридора. — Ты сказал прийти, но тебя не было ни в кузнице, ни…

— Потому что я с твоей мамой, — пояснил Эол, не прерывая занятие. — Закончу здесь — приду.

Надежда на быстрое избавление истаяла, слёзы покатились по ресницам. Понимание, что сын хотел защитить её, что мальчик вырос и всё понимает, делало жизнь ещё отвратительнее.

— Хитлум скоро падёт, — с наслаждением выдохнул Эол, — и твоей семьёй останусь только я.

Наследник леса

Откашлявшись и смачно харкнув в пожухлую траву, Бор зябко поёжился и позвал жену:

— Иди сюда, обними муженька — мёрзнет без ласки.

Женщина с заметно округлившимся животом послушно подошла и прильнула.

— Са-авсем другое дело! — заулыбался лидер бывших рабов. — Значит, так, — заговорил он громче собравшимся у костра собратьям, — я слышу, как вы там шушукаетесь, мол, к эльфам я вас не пускаю. Но сами подумайте, дурни, бошками своими тупыми! Как вы к ним пойдёте? Одно дело к этим по соседству завалиться и работать за еду, а другое — в город лезть, где король их сидит! Там же расспросы будут! И что вы скажете?

— Брат, подожди, — Ульг прожевал сушёный рыбий хвост, сплюнул в огонь кости, — ты ж понимаешь, что про нас уже знают? Нас та разведка на «х» видела. Записали нас уже в карты! Пойми, будет лучше, если мы сами придём, чем если дождёмся, чтоб пришли за нами. Если нам бояться нечего, чё прячемся?

— Мы тут уже сколько зим сидим? — поддержал вождя соратник. — И ничё.

— Можно и досидеться!

Повисло молчание, прерываемое чавканьем, бульканьем и кряхтением. Мимо с визгом пробежали трое малышей с палками, скрылись в ближайшем одноэтажном доме. Вдалеке заржала лошадь.

— Ладно, — Бор погладил жену по спине, похлопал по плечу, — кто за то, чтоб сунуться в город?

Поначалу даже Ульг не подавал голоса, однако постепенно, один за другим, соратники осмелели, и вождь понял — малым довольствоваться здесь желающих нет. Надо идти в город.

***

Встав перед зеркалом, Халет сначала заметила, что серебристая поверхность заляпана, поэтому на своё отражение взглянула только после того, как стёрла все следы от пальцев, воды и порошков. Сама стёрла, никого не позвала помогать, хоть и могла бы. И сделала бы! Ещё совсем недавно.

Годы, проведённые с эльфами, словно повернули время назад — кожа на лице разглаживалась с помощью масел, примочек и втираний, цвет лица свежел от вкусной еды и яркой пудры, седины на голове, может, и прибавлялось, но краска легко скрывала этот неприятный признак старости, к тому же от специально приготовляемых настоев волосы стали густыми, начали красиво виться, поэтому парики больше не требовались.

Однако всё это не добавляло утончённости лицу и изящества фигуре настолько, чтобы хоть отдалённо сравниться с эльфийками — вечно молодыми и прекрасными даже без всех этих ухищрений, а уж если красиво одевались и вешали на себя драгоценности…

От обиды захотелось что-нибудь сломать и начать с зеркала, однако настроение немного улучшило понимание: все старшие подруги выглядят ещё хуже!

Таргелион праздновал очередную годовщину создания Торгового Союза с гномами. Халет никак не могла запомнить, сколько лет назад произошло это важное событие, зато знала главное — этот день отмечают широкими гуляниями.

Это праздник. Правда, не для всех.

На любом пиру участники делятся на тех, кто веселится, и на тех, кто охраняет и убирает мусор. Есть ещё те, кому нельзя оторваться от работы, поэтому гуляний для них не существует ни в каком качестве.

Именно такими исключительными оказались люди Халет. Саму леди-вождя звали всегда и везде, она могла взять с собой на любой пир девять человек свиты, развлекаться вместе с эльфами и гномами, и вроде бы всё было замечательно, если бы не одно небольшое «но». Совсем незначительное: Халет видела — её никогда не допускают до принятия решений и ставят перед фактом.

«И чо?» — отмахивалась вдова брата.

«И чо?» — вторили многие.

Ничо. Совсем ничо. В том-то и дело.

Халет посмотрела на себя. Красивое строгое платье, сшитое из чередующихся струящихся складок какого-то трудно произносимого материала, удачно скрывало недостатки фигуры, а надетый под ним корсет высоко поднимал грудь, делая её красивой и соблазнительной. Украшения-капли блестели перламутром, отвлекали от напудренной несовершенной кожи.

Платье было прекрасно. И очень дорого.

Взгляд скользнул по комнате: строгие, однако роскошные шторы в два слоя, чтобы даже днём создавать по необходимости полумрак, тончайшей работы каминная решётка, карнизы, словно во дворце, картины на стенах с изображением сцен охоты. На одной трое всадников: черноволосый и беловолосый в алых одеждах, а с ними — златовласый в белом, все они целятся из луков в оленей, на фоне серебристого и золотого деревьев вдали. На второй — в темноте, на чёрном звёздном небе изображён пронзённый стрелой лебедь, а внизу около воды стоит эльф в красном плаще. На третьей нарисованы бегущие от собак кабаны. Каждое из полотен стоит, как небольшой летний домик для двоих.

Халет вздохнула. Ей пришлось поселиться в трехэтажном дворце, пришлось окружить себя роскошью, пришлось держать слуг, швей и ещё каких-то помощников с непонятными обязанностями, потому что её статус обязывает жить именно так, только всё это требует постоянной оплаты: земля, на которой построено жильё, стóит золота, сад, конюшня, дворец тоже, всё убранство и ежедневная работа мастеров — тем более. Нолодранцы предлагали разом выкупить всё вместе с платьями и украшениями, но дикарке, только поселившейся в окрестностях таргелионской столицы, неоткуда было взять столько мирианов. Тогда ей любезно предложили платить постепенно. Выйдет чуть дороже, зато красиво и удобно станет уже сейчас.

Неожиданно свалившаяся роскошь сразу же разделила Халет и её народ. Эльфы говорили — это ненадолго, надо лишь подождать, когда халадины научатся зарабатывать мирианы, но именно в этом и крылась главная проблема неготового к жизни в Таргелионе племени.

— Сегодня я поговорю с нолодранцем по душам, — произнесла хорошо усвоенную фразу леди-вождь. — Пусть объясняет мне, что происходит. Иначе, я ему устрою! Сегодня он не скажет, что занят, и не останется в запертом зале. Праздник ведь! Выйдет из логова! Нолодранец…

***

Скользнув серой тенью на фоне ровного приглушённого света камина мимо окон полупустого дворца, женская фигура скрылась в лабиринте комнат.

— Она не выйдет на площадь, — кивнула в сторону исчезнувшего силуэта старшая из ногродских принцесс, приехавшая с мужем, детьми и подругами на праздник.

— Выйдет, если король позовёт, — ответила жена одного из казначеев — седая не по годам гномиха с молодым лицом. — Но Карантир таков, что может и не позвать.

В опустившихся сумерках первого дня гуляний звучала весёлая плясовая, гости собирались в стремительно расширявшийся хохочущий круг.

— И зря, — принцесса тронула вплетённые в бороду драгоценности, — королева Оэруиль — прекрасная мудрая женщина. Из семьи лордов! Это важно.

— Для нас сейчас важно, чтобы оссириандские планы не провалились, — увлечённо заговорила супруга казначея, и все женщины придвинулись ближе, чтобы послушать интересный рассказ, — ведь несмотря на то, что король и королева Таргелиона живут в разных дворцах, идут они одной дорогой, и этот путь выстлан золотой древесиной.